Пока нормально - Шмидт Гэри (список книг TXT) 📗
Она появилась на улице с кучей книжек в руках и протопала по шести ступенькам наверх к тому месту, где я ждал, и я сказал «привет», и она сказала «привет», но так, как будто на самом деле сказала не «привет», а что-то вроде «ты такой урод, что я желаю тебе провалиться к чертовой бабушке», и я понял, что ничего она не забыла.
– Идешь в библиотеку? – спросил я.
И она посмотрела на меня так, как будто вырабатывала в себе агрессию, и сказала:
– Пока нет.
– Жалко, – сказал я. – Не очень-то весело рисовать с одним только мистером Пауэллом.
– Надо же, – сказала она. – А я и не знала. Я ведь не так уж много понимаю, правда?
– Если зайти в магазин к твоему отцу, можно выпить по кока-коле, – сказал я.
– У тебя что, деньги есть? – спросила она.
– Нет.
– То есть на самом деле ты говоришь, что, если мы зайдем в магазин к моему отцу, я могу угостить тебя кока-колой. Так, что ли?
Я пожал плечами и улыбнулся.
Лил Спайсер покачала головой, а потом засмеялась. Думаете, я вру? И улыбнулась тоже.
– Знаешь, – сказала она, – тебе надо бы почаще улыбаться. – Она протянула мне книжки и взяла меня за локоть. – Пошли.
В тот день мы и правда выпили кока-колы, а потом я рисовал Снежную Цаплю так, как будто я был не я, а сам Джон Джеймс Одюбон. Только моя цапля выходила из кустов так, словно была уверена, что никакому охотнику с ружьем ее в жизни не одолеть.
И вот наконец-то, наконец-то в середине декабря мы поехали в Нью-Йорк на новом пикапе моего отца – отец, мать и я. Брат с нами не поехал – во-первых, потому, что в пикапе надо было оставить место для Лукаса, а во-вторых, потому, что отец велел ему передвинуть мебель в нашей комнате наверху, чтобы туда можно было втиснуть еще одну кровать. Это не так-то просто, заметил мой брат, на что отец ответил… сами знаете как.
Я сидел между ними. Отец смотрел на машины, которые ехали по шоссе, таким мрачным взглядом, как будто говорил: рискните, только рискните задеть мой новый пикап! Мне было не очень понятно, чего он так волнуется, потому что наш пикап, если судить по его виду, уже задели раз пятьсот. Сами понимаете, за сто долларов задатка большой красоты не получишь. Но стоило кому-нибудь к нам приблизиться, как отец опускал стекло и объяснял этим людям, что он о них думает, хотя им-то и в голову не приходило опускать стекла, потому что температура на улице была около нуля. Конечно, когда отец открывал окно, температура внутри становилась примерно такая же. А потом согреться уже не получалось, потому что обогреватель в его новом пикапе не работал. Очевидно, когда он его покупал, то забыл, что мы живем в штате Нью-Йорк, а не где-нибудь в Майами.
На матери было ее лучшее синее пальто. Она тоже почти все время смотрела в окно. Казалось, что она вглядывается прямо в далекий город, который был от нас еще за много миль, чтобы найти Лукаса. Каждый раз, когда мимо проезжал автобус, она пыталась заглянуть во все его окна. Кто знает? Может, он был там.
А я? Я искал глазами Джо Пепитона каждый раз, когда мимо нас проезжал «форд мустанг», потому что Джо Пепитон из тех, кто должен ездить именно на такой машине.
В Нью-Йорке мы три раза заблудились – потому что, сказал отец, неизвестно о чем они думали, когда прокладывали улицы. Получилась сплошная путаница. И если бы вы были на моем месте, вы тоже не стали бы говорить, что никакой путаницы нет и в помине, потому что все улицы образуют правильную решетку. Сами знаете, что не стали бы.
Когда мы наконец добрались до автовокзала, нам пришлось объехать вокруг него семь раз, потому что отец не собирался оставлять машину в одном из тех гаражей, где у вас берут деньги, а после катаются на вашем пикапе в свое удовольствие. Нашли дурака! Он собирался найти местечко на улице – что мы в конце концов и сделали примерно за полмили от вокзала, причем это заняло гораздо больше времени, чем вы могли бы подумать, поскольку все соседние улицы были забиты народом с лозунгами «Остановите войну». Когда отец все-таки втиснул наш пикап в какой-то уголок, мать была уже почти в панике. Он выключил зажигание, и мать тут же вылезла и пошла к автовокзалу. Я за ней.
– Эй, постой-ка, – окликнул ее отец.
– Если не поторопимся, автобус придет без нас, – сказала она.
– Ну и что? – спросил он. – Лукаса не было с нами уже…
Мать не стала ждать, пока он закончит. Она просто отвернулась и пошла дальше.
Я чуть ей не захлопал.
Когда появился автобус Лукаса, мы были уже там, на нижнем уровне вокзала. Отец догнал нас минуты на две позже.
Жалко, что вы не видели, как улыбалась моя мать, когда автобус подъезжал к остановке. Очень жалко, что вы этого не видели.
Но, думаю, вы можете себе это представить.
Запахло соляркой, и зал с цементными стенами и потолком наполнился эхом от рокота большого автобусного двигателя. Потом заскрежетали тормоза, и автобус остановился. Его встречала целая толпа – каждый с нетерпением ждал кого-то, кто приехал к нему в гости на Рождество. Выключив мотор, водитель снял шляпу, убрал со лба волосы и потянулся. Потом наклонился и потянул за рычаг. Двери открылись, он вылез и потянулся снова, а после этого пошел к багажному отделению и нагнулся, чтобы его открыть. Начали выходить пассажиры – Лукаса пока не было, а они выходили медленно и неуверенно, как бывает, когда долго просидишь скрюченный на тесном сиденье. Один за другим они поворачивались к встречающим и махали кому-то, и этот кто-то подбегал, и они обнимались и целовались, а потом шли искать свой багаж.
Так оно и продолжалось – пассажиры один за другим вылезали из автобуса и сходили на землю, держась за поручни, пока не вылезли, кажется, все до последнего. Водитель закрыл опустевшее багажное отделение, а потом посмотрел на нас.
– А вы, наверное, ждете парня в инвалидной коляске? – спросил он.
– Нет, – сказал отец.
Но мать ахнула и сразу сорвалась с места. Она пролетела мимо водителя и вскочила в автобус. Мы слышали, как она пробежала в конец салона.
Я залез туда вслед за ней, и вот что я увидел: моя мать стоит на коленях перед моим братом Лукасом. Одна из лампочек на потолке ярко светила ей на волосы, и они как будто превратились в золотые. Она держала лицо Лукаса в своих ладонях. Ее голубое пальто расстегнулось и накрыло их обоих, как широкие крылья, накрыло даже коляску, в которой сидел мой брат. Она целовала Лукаса, но мне не было видно его лица, пока она не потянулась обнять его, так что их головы очутились рядом. Тогда я его увидел. На глазах у него была широкая марлевая повязка.
А когда она встала и повернулась, у меня в груди так и екнуло, потому что я увидел, из-за чего Лукас сидит в коляске: у него не было обеих ног. Их отрезали выше коленей.
Мать посмотрела на меня. Что за улыбка!
Рядом с ними стоял бравый солдат в форме, весь чистый и подтянутый. Фуражку он снял и держал под мышкой, а глаза отвел в сторону, как будто ему не положено было видеть, что здесь творится.
Я прошел между сиденьями, коснувшись рукой их всех по очереди. Мать следила за каждым моим шагом. Когда я оказался перед коляской, она положила ладонь брату на затылок, и он уткнулся лбом ей в плечо.
– Лукас, – сказал я.
Он повернул лицо ко мне.
– Привет, Дуг, – сказал он. Протянул мне руку, и я ее взял. Она немного дрожала. – Меня тут малость помяли.
– Ага, – сказал я. – Капельку.
Он улыбнулся.
Раньше я никогда этого не замечал, но он улыбается как моя мать.
Мы вдвоем с солдатом выволокли Лукаса из автобуса. Это было нелегко, и мне кажется, мы два раза сделали ему больно, когда спускали его по автобусным ступенькам, и еще раз – когда втаскивали в лифт. А потом еще раз, когда вытаскивали из лифта. Но он ни разу ничего не сказал, и когда мы наконец доставили его на первый этаж, он протянул руку, и солдат пожал ее, и Лукас сказал: «Спасибо, сэр», а солдат сказал: «Это для меня честь» и взял под козырек – и хотя мой брат не мог этого видеть, он как будто догадался и ответил ему тем же. Потом мать взяла его за руку, а я зашел за коляску и покатил Лукаса по вокзалу на улицу.
