На школьном дворе. Приключение не удалось - Сотник Юрий Вячеславович (лучшие бесплатные книги .txt) 📗
— Костерок бы развести, — вздохнула Луиза, слезая в воду.
— Кой шут тебе костерок! Устали как собаки.
Луиза промолчала. Для нее сидение ночью у костра было романтикой, а для Леньки, которого отец нередко брал с собой в ночь на рыбалку, заготовка и уборка корявого валежника да и возня с самим костром была обыденной работой.
Когда путешественники побывали по очереди в кустах, Луиза уже не думала о романтическом сидении у костра. Вернувшись в лодку, она быстро вытерла ноги полотенцем, надела старенький красный свитер, теплую юбку и, завернувшись в старое одеяло, улеглась в самом носу. Ленька зарядил ружье двумя единственными патронами с жаканами и сунул мокрые ноги в брюки отцовской ватной стеганки. Штаны были так длинны, что Ленькины ступни не высовывались из них, а куртка этой стеганки была для него такой просторной, что он не стал надевать ее в рукава, а просто завернулся в нее с головой, как Луиза в свое одеяло.
Думаю, что, если бы через минуту медведь подошел и зарычал у них над ухом, это их не потревожило бы.
Придя домой в начале одиннадцатого, Полина Александровна прочитала оставленную Ленькой записку. С этой запиской она хотела было побежать к Мокеевым, но тут пришла Инна, сказала, что она хочет рассчитаться и забрать свои вещи. Полина Александровна отнеслась к этому совершенно равнодушно. Она двигалась как автомат. Машинально достала из комода Паспорт, машинально, не пересчитывая, взяла деньги… И лишь когда Инна собиралась уходить, вдруг сказала:
— А вы знаете, мой Ленька-то… Из дому сбежал. Вот записку оставил. — И она протянула Инне записку.
Инне нравилось простое и красивое лицо Полины Александровны. Она чувствовала, что такая женщина не могла быть замешанной в проделках ребят. Она поведала о том, что случилось во время обеда, сочувственно пожала Полине Александровне руку, сказала, что ее Леня славный мальчик, только попал под дурное влияние.
Когда Инна ушла, Полина Александровна всплакнула, потом, вытерев слезы, побежала с запиской к Мокеевым.
Мать Луизы — Мария Васильевна, такая же энергичная, коренастая и золотоволосая, как ее дочь, уже больше часа находилась в тревоге. Она то подходила к калитке и выглядывала на улицу, то возвращалась в дом и приближалась к окну передней комнаты, под которым читал газету ее супруг, сидя в пижаме на своей любимой лавочке над рекой.
— Паш!… Скоро десять, а Луизы все нет.
— Вернется — сделаю выговор, — отвечал товарищ Мокеев, не отрываясь от газеты.
Но вот появилась Хмелева и показала Марии Васильевне записку. О разговоре с Инной она предпочла умолчать.
— На, истукан! Читай! — рыдая, крикнула Мокеева, протягивая через окно супругу Ленькино послание.
Ознакомившись с ним, Павел Павлович встал, взглянул на лодочную гавань и убедился, что моторка Хмелева отсутствует. Но хладнокровия он не потерял. Вернувшись в дом, он предложил обеим женщинам посмотреть, какие вещи дети с собой захватили. Скоро ему было доложено о пропаже старых, но теплых вещей, значительного количества продуктов, двух канистр с горючим, не говоря уж о веслах и багре.
Трое взрослых устроили совет в большой парадной комнате Мокеевых. Павел Павлович сидел на диване, расставив ноги, держась толстыми пальцами за колени. Обе женщины поместились напротив возле большого круглого стола, накрытого зеленой плюшевой скатертью.
— В общем, таким образом, — заговорил Мокеев.
Нигде по реке Большой ни у нас, ни у Хмелевых знакомых нет. Горючего захватили достаточно, чтобы добраться до Луканихи. Отсюда какой вывод? Они к своим дружкам махнули: к Бурундуку и его воспитанникам. Так называемым.
Все населенные пункты в этих местах издавна располагались только по берегам рек, поэтому каждая районная организация имела свой катер, чтобы летом руководящие товарищи могли общаться с работниками на местах. Обе женщины вскочили и стали уговаривать Мокеева немедленно взять катер райпотребсоюза и ехать в погоню. Но тот выставил вперед ладонь.
— Спокойно! Садитесь! — Женщины покорно сели, а он продолжал: — Скоро одиннадцать, а они не позднее шести уехали. Наш катер побыстрей их лодки, но ведь Ленька-то парень с головой, хоть и дурак. Он ночью не пойдет, и они где-нибудь под кустами спрячутся. Где их там искать?
— Ладно, — согласилась Мария Васильевна. — Только я всю ночь не засну.
— Я тоже глаз не сомкну, — вздохнула Полина Александровна.
— А я буду спать, — сказал Мокеев. — Ленька как-никак сын охотника. На Иленге бывал, с лодкой управляется. Луиза с ним не пропадет. Сейчас переоденусь и схожу к Петру, к мотористу. Попрошу поработать в субботний день. Надеюсь, войдет в положение.
Глава XXVI
Муж тети Вали, Михаил Никандрович, любил поспать подольше в выходной день, а тетя Валя и Демьян проснулись как обычно, в восемь часов. Демьян понес Ядвиге Михайловне на блюдце стакан с крепким чаем без сахара, каким старая учительница привыкла начинать свой завтрак. Демьян приоткрыл дверь, которая никогда не запиралась, и увидел, что Ядвига Михайловна спокойно лежит на боку, подсунув руку под подушку. Он вернулся к матери и доложил:
— Спит еще.
— Спит, ну и пускай поспит. Может, ночью плохо спала.
Однако примерно через час тетя Валя забеспокоилась и пошла сама к Ядвиге Михайловне. Она пробыла там минуты две и вдруг ворвалась в квартиру, отчаянно крича:
— Мертвая! Она мертвая лежит! Мишка, проснись, она мертвая!
Михаил Никандрович к этому времени уже проснулся, поэтому сразу понял, в чем дело, и быстро оделся. Начались хлопоты. Ключи от всех помещений школы хранились у тети Вали. Из директорского кабинета она позвонила в больницу. На счастье, прибыл врач, который не только давно наблюдал Ядвигу Михайловну, но и учился у нее лет двадцать тому назад. Он не стал требовать вскрытия, а просто написал заключение о том, что Ядвига Михайловна Полонская в возрасте восьмидесяти девяти лет скончалась во сне в результате остановки сердца. Он же пообещал позаботиться о том, чтобы на местном кладбище быстрей приготовили могилу. Жара стояла сильная, и с похоронами надо было торопиться.
Муж тети Вали — столяр промкомбината — уже делал гроб в мастерской «зимнего клуба». Учительский дом стоял пустым, если не считать семьи тети Вали, но люди, жившие рядом со школой, узнав о случившемся, быстро пришли на помощь. Между тем Демьян обежал с мрачной вестью знакомых ребят, те сообщили другим ребятам, а через них о смерти Ядвиги Михайловны узнали и взрослые. Узнал об этом и редактор районной газеты — тоже бывший ученик покойной. Он позвонил в местный радиоузел, и скоро весь город был оповещен о смерти старейшей учительницы Иленска.
К трем часам дня гроб с телом Ядвиги Михайловны стоял перед ступеньками «летнего клуба». Цветов в Иленске специально не выращивали, но поверх черного платья учительницы лежали ветки пихты да ели, и среди хвои горели ярко-оранжевые жарки, сорванные в ближайшем лесу. На ступеньках стояли тетя Валя и Надя. К ним жались Альбина и дразнильщики, все какие-то особенно пришибленные. Рядом с крыльцом поместились другие школьники, в том числе Иванов и Зырянова. Никто из них не обратил внимания на отсутствие Хмелева, Мокеевой и Чебоксарова. Точнее — все подсознательно считали, что они где-то здесь, но никому не пришло в голову поискать их глазами.
По ту сторону двора, а также и справа, и слева тоже стояли ребята и взрослые. Взрослых было человек полтораста. Хмуро глядя на них, тетя Валя негромко сказала Наде:
— Ишь!… Как померла — вон сколько их набралось, а пока жива была — ни один не навестил.
На крыльцо поднялся редактор. Он предложил считать траурный митинг открытым и произнес небольшую речь. Он сказал, что именно Ядвига Михайловна научила его любить литературу и это привело его к профессии журналиста. Потом несколько теплых слов сказала тетя Валя, потом от имени школьников выступила Надя, которая успела записать свою речь на бумажку. Когда редактор спросил, кто еще желает выступить, все молчали.
