Самая высокая лестница (сборник) - Яковлев Юрий Яковлевич (книги без сокращений TXT) 📗
Инга кивнула головой и снова повернулась к фотографии. И ей вдруг показалось, что из рамки на неё смотрит мама. Её мама — в гимнастёрке, в пилотке, через плечо санитарная сумка. Это в неё стреляли пулями, снарядами и осколками. И она не вернулась домой…
На другой день Инга не пришла на съёмку. И тут произошёл настоящий скандал. Режиссёр кричал на второго режиссёра:
— Где Инга?
Второй режиссёр спрашивал у ассистента:
— Почему нет Инги?
Ассистент побежал к директору картины:
— Найти Ингу!
Осветительная аппаратура была приведена в боевую готовность. Рабочие стояли на местах. Оператор со своими помощниками выкатил тяжёлую кинокамеру «Дружба», как орудие на прямую наводку. Артисты нервно курили в стороне, ожидая начала съёмки.
А маленькой героини фильма не было.
Поехали к ней домой. Дома Инги не оказалось.
Поехали в школу. Не приходила она на уроки.
Позвонили в милицию, дежурному по городу. Никаких происшествий с девочкой отмечено не было.
— Гедра! — позвал Арунас. Он безжалостно щипал свою и без того жидкую бородку. — Что ты думаешь по этому поводу?
— Инга не хочет… чтобы мать умирала.
— Что значит «не хочет»! Это работа. Понимаешь? Такая же работа, как на заводе или на ферме. Надо работать — точка!
— Я понимаю, но она ещё… ребёнок.
— Ей надо объяснить!
— Подожди, Арунас, — сказала Гедра и взяла его за руку. — Остынь! И перестань издеваться над своей бородой. Задумайся!
— О чём я должен задуматься?
Он нетерпеливо посмотрел на артистку.
— Ты знаешь, чем сценарий счастливо отличается от жизни? — продолжала Гедра. — В жизни ничего не изменишь. Если человек погиб, его уже не вернёшь. А в сценарии можно спасти… даже обречённого.
— Что ты этим хочешь сказать? — Арунас насторожился.
— Один раз Инга уже потеряла мать. Ей нельзя пережить это во второй раз.
— Но ведь это же… не на самом деле. Ей только нужно сыграть…
— Инга не играет. Она живёт. У неё всё настоящее.
— Она взрослая девочка. Всё понимает.
— Есть вещи, которые выше понимания. Она же не актриса, а дитя…
— Ты хочешь изменить сценарий? А автор?
— Думаешь, автор не поймёт?
— Уйдут переживания…
— Разве, кроме смерти, нет серьёзных потрясений?
Арунас встал. Хлопнул в ладоши. И громко сказал:
— Внимание! Съёмка отменяется. Артисты могут быть свободны.
Прозвучала команда «отбой». И сразу огромный павильон стал похож на вокзал после отхода поезда.
В глубине парка стоял домик с одним окошком. К домику вела проложенная в снегу тропинка, похожая на молочную речку. Инга пошла по молочной речке и заглянула в окошко. Она увидела двух немолодых женщин, которые сидели за столом и ели картошку. Не боясь обжечься — от картошки шёл пар, — женщины ловко счищали кожурку, снимали с картошки мундир, и, прежде чем отправить картофелину в рот, макали в блюдце со сметаной. В уголках рта у обеих появились белые усики. А от жара лица лоснились и ко лбу прилипли пряди сизых волос. Женщины так аппетитно ели картошку, что Инге мучительно захотелось отведать картофелинку. Разваристую, с пыла с жара, подбелённую сметаной. Она уже решила войти в домик, как вдруг за её спиной послышались неторопливые шаги. Девочка оглянулась и увидела мужчину со стеклянным глазом. Он прошёл мимо девочки в огромном сторожевом тулупе и, толкнув дверь, скрылся в сторожке.
Инге сразу расхотелось картошки. Она повернулась и побежала в глубь заснеженного парка. Стволы деревьев замелькали чёрным забором. Сердце застучало громко-громко. Инга остановилась. Прислушалась. И ей показалось, что она слышит, как поёт рожь. Этот звук доносился то ли издалека, то ли из-под снега, то ли рождался в ней самой. И девочка вдруг почувствовала, что вместе с белым маминым халатом она отдала Гедра нечто большее, принадлежавшее только маме…
Страшные двадцать метров из режиссёрского сценария грозили погасить Ингин свет. Мрачный человек из того дня посмотрел на Ингу стеклянным глазом. Неужели тот день повторится снова?!
Всё возмутилось в Инге. Сомнения исчезли. Наступила полная ясность. Не отдать Гедру! Спасти её!
Она шла по пустынному парку мимо впавших в зимнюю спячку весёлых аттракционов. На только что постеленном снегу отпечатывались её маленькие следы. Рядом тянулась цепочка крестиков: прошла ворона.
Пустые качели слегка раскачивались ветром, похожие на лодочку без парусов. «Чёртово колесо» казалось отлетевшим от огромной колесницы. Сама колесница умчалась неведомо куда на одном колесе.
Инга дошла до карусели. Казалось, она попала в зачарованное царство, которое кто-то недобрый заставил замереть без движения. Вот только что они весело мчались по кругу и вдруг замерли: лошади, припав на задние ноги, львы в прыжке. Правда, здесь были люди. Рабочие с опозданием разбирали карусель на зиму. Они отвинчивали лошадок и львов и клали их набок прямо на снег. Инга долго наблюдала за их странной работой. Рабочие мучались со слоном. Слон упирался. Не хотел уходить с карусельного круга. Его тянули за ноги и за хобот. Упрямый попался слон! Его так и оставили, а остальных зверей погрузили на машину.
— Куда вы их везёте? — спросила Инга.
— На склад.
Инга удивилась. Ей и в голову не могло прийти, что карусельных зверей на зиму увозят на склад. Это очень странно — везти на склад львов и лошадок. Даже ненастоящих.
А упрямый слон не поехал на склад. Так и остался зимовать на карусели. Инга подошла к слону и погладила его рукой. Он был гладкий и холодный. Не поехал на склад, теперь будет мёрзнуть. Одинокий, упрямый слон.
Инге стало жалко его. Когда машина со зверями уехала, она забралась на слона. И закрыла глаза. Ей показалось, что карусель медленно тронулась с места и поплыла. Инга покатила на своём одиноком слоне.
Заиграла музыка. Засветило солнце. На деревьях появились листья. Парк заполнился народом. И весёлая, нарядная, цветастая карусель с осликами и зебрами, лошадками и верблюдами, слонами и львами закружилась…
Но это только показалось Инге.
На какое-то время Инга забылась, успокоилась. Счастливый дар детей: забывать на время о своём горе.
— Инга, где мамин белый халат?
Отец стоял перед раскрытым шкафом. Каждый раз он отыскивал глазами знакомый халат. Он привык к его родной белизне. На этот раз отец не увидел халата. Думал, что завесили другими вещами. Поискал. В шкафу халата не было.
— Я его… унесла, — сказала Инга.
— Куда ты его унесла?
— В школу… — Инга почувствовала, что краснеет. — В драмкружок. А разве нельзя?
— Он твой, Инга, — сдержанно ответил отец. — Ты можешь им распоряжаться.
— Я и… распоряжаюсь, — ответила Инга и быстро вышла из комнаты.
Отец остался перед раскрытым шкафом.
А через час раздался звонок. Пришёл Арунас. Отец был немало удивлён, увидев незнакомого мужчину с редкой бородкой. Ещё больше удивился, когда незнакомец спросил Ингу.
— Я её отец, — сказал папа, придирчиво разглядывая гостя. — Вы, вероятно, из школы? Проходите, пожалуйста.
— Благодарю. — Арунас стряхнул с шапки снег. — Инга дома?
— Что-нибудь случилось?..
— Нет, — сказал режиссёр, — всё в порядке. Где она?
Тут Арунас заметил, как в глубине коридора мелькнула и исчезла фигурка девочки.
— Инга! — позвал отец. — Инга!
Никто не отозвался.
— Странно. Только что была дома.
А Инга в это время сидела в тёмной ванной и чувствовала, как пылают её лицо и уши. Пришёл Арунас. Что теперь будет? Она так старательно скрывала от отца, что снимается в картине. Теперь он узнает всё. И перестанет ей доверять. Потому что она лгунья. Но главное, он узнает о Гедре!..
Отец провёл Арунаса в комнату. Предложил ему сесть. Сам же растерянно стоял перед нежданным гостем.
— Ума не приложу, куда она делась… Когда в доме нет матери, все идёт кувырком… Как Ингины успехи? Я, признаться, давно не заглядывал в её дневник.
