Бывший Булка и его дочь - Иванов Сергей Анатольевич (книги без регистрации бесплатно полностью TXT) 📗
– Ты всю жизнь одна!
– Какая ты жестокая!
– А я тебя больше не люблю!
Эти слова предназначались не ей, а Севке. Вернее, они и Севке не предназначались. Потому что Лида и Севка никогда о таких вещах не говорили.
"Я тебя больше не люблю!" – они вырвались из Лиды как самое грозное оружие. Но, вырвавшись, открыли такую рану, такая безутешная боль разлилась по душе. Она уткнулась в диван, закрыла ладонями уши и заплакала. Тихо, шёпотом, чтоб не услышала плачущая по ту сторону двери мать.
* * *
Долго ли, коротко ли, а всё же она успокоилась, вытерла глаза, нос посморкала. Хорошо бы ещё сходить умыться, да путь в ванную лежал по нейтральной чужой территории.
А здесь была её территория. Собственная… Вдруг с удивлением она обвела глазами свою комнату, эту свою территорию: стол для работы, шкаф с одеждой, диван – спать, будильник, маленький транзистор. Книжки, чтоб не скучно. Словно в каком-то батискафе, словно в космическом корабле, всё здесь оказалось устроенным для самостоятельного житья.
После всего тяжёлого, что случилось за этот день, Лида почувствовала облегчение.
Она взяла в руки транзистор, но не для того чтоб включать. Если отщёлкнуть кнопочки кожаного чехла, там будет надпись аккуратным чертёжным почерком: "Лидочке в день её первой круглой даты от мамы и папы". На самом деле это батянька придумал. И будильник тоже он: "Привыкай сама вставать, школьница!" И шкаф тоже он: "Нет, Марин. Её вещи, её и порядок. А неряхой будет, пусть краснеет перед мальчишками".
Сейчас-то Лида понимает: он её просто-напросто воспитывал. А тогда – ух ты, действовало.
И вот воспитал…
Ты не бойся, батянечка. Я-то тебя не брошу… Подумаешь, не узнала про больничные дела. Это же просто, ну… как бы неопытная. Вот и всё.
Тут она увидела под ярким снопом настольной лампы сиротливую "Физику". Так… Сколько у нас времени? Восемь двадцать? Ладно… Девять двадцать, десять двадцать. За два часа я уроки успею. Потом сразу спать. С этого дня, нет, с этой минуты режим до сантиметра… И никто мне не нужен, кроме батяньки!
Глава 8
Уже двенадцать дней, как его облучали.
Сперва Бывший Булка ничего не чувствовал. Приходил в кабинет, вокруг него настраивали аппаратуру, а он равнодушно наблюдал за привычной суетнёй. Кончались положенные минуты, он поднимался и уходил – с чувством выполненного долга, но без каких-либо приятных или болезненных ощущений.
И вот однажды он почувствовал… А может, это всё мнительность? Как-то, ожидая своей очереди на процедуру, он услышал разговор двух женщин: "Неужели не чувствуете?.. А я будто каша варёная. Эти лучи, они же во все органы попадают – по крови… Ещё вспомните меня".
Бывший Булка усмехнулся, спрятавшись за газету. Но в тот же день после обеда вдруг услышал в себе какую-то новую и неприятную вялость. Вспомнил, что "лучи попадают во все органы", опять усмехнулся, да как-то так не очень весело. Рука, бравшая стакан с больничным компотом, дрожала. Теперь после процедуры он взял за правило: прийти и на полчасика лечь. Зачем? Даже трудно сказать. Может, непроизвольно жалел себя. Вот и сейчас он пришёл и лёг. За окном была плохая погода. Шёл дождь, съедая по дворам последний снег. Это Бывшему Булке представилось отчего-то очень ясно.
Старик в это время спорил со Снегирёвым. Так у них установилось в палате: Бывший Булка выступал со Стариком единым фронтом. А Снегирь пёр против них один. Причём на поле битвы Старик и Бывший Булка работали как бы напересменок: не хватило терпения смолчать, ввязался – значит, всё, в добрый час. Ты теперь повоюй, а я помолчу. Естественно, ни о чём таком они со Стариком не договаривались. Само вышло…
Бывший Булка вошёл в палату и лёг, заложив руки за голову. К спору он старался не прислушиваться – была не его "смена".
Лишь иногда до него долетали особо удачные реплики.
– Да неужели! – кричал Снегирёв с поддельным восхищением. – Да неужели всё-таки разрешили? Для нас это, можно сказать, быстрее паровоза!
Бывший Булка усмехнулся про себя, но при этом лежал с неукоснительно равнодушным лицом. Потому что Снегирь, как настоящий Наполеон, следил острым глазом за всем полем боя, в том числе и за резервами противника, коими был сейчас Бывший Булка.
Старик в отличие от Снегирёва (да, пожалуй, и Бывшего Булки) спорил основательно, даже не спорил, а выяснял истину. Снегирь его осыпал десятком ударов, Старик отвечал одним, но снегирёвские войска начинало шатать от этого удара.
Бывший Булка уже чувствовал: сейчас настанет этот момент, сейчас Старик выскажется. И ждал, притаившись…
– Что плохо, вы спрашиваете? – кричал Снегирь. – Да всё плохо!
– А знаете, что говорил вот о таких, как вы, Монтень? -Старик приподнимался на подушке.
– Монтень? – переспрашивал Снегирёв, на секунду останавливая полёт своего коня. – Это философ, что ли?
– Да, философ. Не бывает, говорил он, попутного ветра для корабля, не имеющего порта назначения.
Снегирь замолк. Он стоял и рассматривал слова Монтеня, словно это был памятник. И Бывший Булка рассматривал их, словно памятник. "Монтень, – думал он, – надо же, ёлки зелёные, Монтень. А я про такого и не слыхал… Стыдняк!"
* * *
Сегодня был приёмный день. А он не знал, придут к нему или нет… Ну так пойди и позвони!..
Маринке звонить не хотелось – как-то тяжело было набирать этот номер… "Филиппову можно?.." Больница проклятая! С больницей не поспоришь. Уже нервы пообтрепались, уже рука дрожит, когда берёшь со стола стакан компота.
Эх ты, Маринка-малинка!.. Дома бы, на воле, он эту чепуху уладил за пять минут: простил да и вообще бы наплевал – подумаешь! Но здесь тебе не дом, милый, больница! И сам ты уже не тот. Хочется, чтобы пожалели. Хочется лечь, закрыть глаза. И чтобы кругом нервно шептались: "Тихо вы, он заснул!.."
Ну хватит, хватит! Разболтался! Сила воли есть – значит, держись! И Лидка у тебя есть – при всех обстоятельствах.
Однако Лидке он тоже не мог позвонить. У него осталась всего одна двушка. Занимать? Уже занимал. А здесь это вещь дефицитная. И рисковать двушкой он не хотел: дело в том, что в их домашнем телефоне первых гудка два-три не прозваниваются. Со станции обещали прийти – не приходят!.. А здешний, больничный, телефон тоже последнее время стал с фокусом. Если на том конце долго не подходят, он, как бы от нетерпения, срабатывает и глотает монету… И не поговоришь, и двушку потеряешь. А двушка единственная…
Все эти мысли странно и неожиданно разволновали его. Резко, так что забилось сердце и неприятно ударило в голову, он поднялся с койки, вышел в коридор. Снегирёв что-то бросил ему вслед, Бывший Булка не ответил.
Сейчас весь больничный народ был на виду – тянулись на обед. Навстречу ехали нянечки с тележками – везли еду для лежачих.
А что, ходят к ним, думал Бывший Булка, оглядываясь по сторонам, ходят или нет? Один я такой "позабыт-позаброшенный" или же это нормальное явление? Трудно сказать. Ведь он специально-то не приглядывался…
Вроде бы не приглядывался. А сам, оказывается, следил!
Сейчас он совершенно точно… ну или почти совершенно точно мог сказать себе: к этому ходят, а к этому… тоже ходят – такая старушка божья: чихни – развалится… Погоди. Чего ж ты на неё злишься-то? Она-то при чём?
Бывший Булка отошёл к окну. Сквозь больничные, пропахшие лекарствами растения стал смотреть, как автомобили утюжат ту самую грязь, которую он "вычислил", лёжа у себя на койке.
