Белое чудо - Масс Анна Владимировна (читаем книги онлайн txt) 📗
— А можно так! — сказал Витя. — Можно им всем пошить скафандры, крепкие, чтобы хищники их прокусить не могли. Они бы в них охотились, а дома снимали.
— Точно! — сказал Саша Левченко. — И на поверхность можно подниматься. Контакт с людьми установили бы.
— Ну-у, Витя, — протянула Марья Ивановна. — Ты нас всех просто поразил своим рассказом. Правда, ребята?
— Ага, — ответил Маслов. — Это я понимаю — мечта!
— Ты всегда так интересно рассказываешь? — спросила учительница.
— Нет... — признался Витя.
— Он, наоборот, всегда молчит, — сказал Лебедев.
— Ты, наверно, много читаешь, Витя?
— Да, много.
— Это сразу видно. У тебя очень развитая речь. Ну что, ребята? По-моему, Витя Снежков заслужил у нас сегодня пятерку с плюсом!
Марья Ивановна взяла авторучку, склонилась над журналом и поставила напротив Витиной фамилии пятерку с плюсом!
Тут зазвенел звонок. И сейчас же ребята окружили Витину парту. Первым подскочил Саша Левченко. Он сел рядом.
— Признавайся, ты про это читал или все сам придумал?
— И читал... И сам... А что?
— Ничего... — Саша с уважением посмотрел на Витю. — Слушай! А сколько человек может уместиться в твоем батискафе?
— Двое.
— Тогда возьми меня с собой!
— Пойдите в коридор! — сказала Марья Ивановна. — Там обсудите все проблемы. А здесь надо проветрить.
Витя взглянул на учительницу. Она сидела у стола и перелистывала журнал. Она была маленькая, кругленькая, с небольшим светлым пучком волос на затылке. Очки в толстой оправе то и дело сползали с ее короткого носика, и она поправляла их пальцем. У нее были пухлые губы и толстые румяные щеки.
Это была красавица, настоящая Марья-Царевна. Нет, лучше Марьи-Царевны, потому что вряд ли у сказочной красавицы могло быть такое доброе, такое доброе лицо!
Как может одна-единственная пятерка изменить человеческую жизнь! Конечно, не для тех, кто учится хорошо. Для них одна лишняя пятерка ничего не меняет. А для Вити его сегодняшняя пятерка была первой за все время учения в новой школе. Он так мечтал о ней!
Вначале он еще надеялся, что получит. А потом перестал надеяться. А ведь как тоскливо человеку, если он не надеется получить хорошую отметку! Как тоскливо готовить уроки и знать, что все равно все зря.
Иногда ему казалось, что он написал диктант без единой ошибки и уж теперь-то получит пятерку. Но Галина Григорьевна проверяла диктант и жирным, красным фломастером исправляла ошибки — одну, другую, третью... И ставила еще одну двойку. И писала что-нибудь такое обидное: «Стыдно!» или «Нельзя так работать!».
А ему не было стыдно. Он и сам не понимал, откуда они берутся — эти ошибки. Как будто сами вползали тайком в его тетрадь. Ему становилось обидно и как-то безнадежно. А стихотворение, так хорошо выученное накануне, вдруг забывалось в самый нужный момент.
Может быть, это происходило оттого, что Галина Григорьевна смотрела на него без всякого интереса, без всякой надежды.
А он, оказывается, может! Вот она, пятерка, — лежит в его ранце, в дневнике, и ему кажется, что она звенит, как колокольчик, и что написана она не обыкновенными чернилами, а светящейся краской, и когда он откроет сегодня дневник, пятерка засияет.
Саша Левченко проводил его до угла, потом Витя проводил Сашу до его дома. Они говорили, говорили — и не могли наговориться. Наконец Саша сказал:
— Как сделаешь уроки, приходи ко мне. Пятый этаж, квартира десять. Я тебе модель планера покажу. Придешь?
— Ладно! — ответил Витя.
Витя шел по улице и улыбался — солнцу, арбузам в лотках, сверкающим лужам, своему отражению в витринах, прохожим. И прохожие тоже улыбались ему и, наверно, думали: «Вот идет счастливый человек». И они были правы.
Он шел к дяде Косте. Ему первому он должен рассказать о своем счастье. Потому что именно с дяди Кости началось все хорошее в Витиной жизни.
Он бы поехал на троллейбусе, но у него не было четырех копеек на билет. Ничего! Он хорошо помнил дорогу, а день стоял отличный, ясный и теплый. И ранец не оттягивал плечи. А мешочек со сменной обувью Витя на радостях забыл в гардеробе.
Вот он — новый дом в глубине двора. Витя поднялся по ступенькам и позвонил.
Никто не открывал.
Мальчик в нерешительности топтался на лестничной площадке. Вот обидно! Дяди Кости нет дома. Витя повернулся было, чтобы идти назад, но тут за дверью послышались шаги. Дверь открылась.
— А, Витя! — сказал дядя Костя. — Вот молодец, что пришел.
Лицо у дяди Кости было бледное, словно похудевшее. Рукой он ухватился за косяк двери.
— Что с вами, дядя Костя?
— Да вот, сердце схватило. Проходи, я пойду лягу. Да ты не бойся, дело обычное: поболит и пройдет.
Придерживаясь за стену, дядя Костя дошел до своей тахты и прилег. Витя сел рядом.
— С чем пришел, Витя? С радостью или с горем? Вижу, вижу, что с радостью! Ну, выкладывай, порадуемся вместе.
— Даже с тремя, дядя Костя! — выпалил Витя. — С тремя радостями! Первая: я получил пятерку! Вторая: у нас новая учительница! Добрая-предобрая! Мари-Ванна! Третья: я шел из школы с Сашей Левченко! И сегодня вечером я пойду к нему смотреть модель планера! Дядя Костя! Как вы это сделали?
Старик засмеялся:
— Чудак. Я тут ни при чем. Это все ты. Ты поверил в свои силы, и дело пошло на лад. А вот у меня, брат, так уже не получается. Я вот тоже многое хотел бы. Да сил маловато.
— Дядя Костя! Ну, а вот если я захочу такого, что не может произойти? Чего-нибудь невыполнимого? Например, мне бы очень хотелось, чтобы вы превратились в моего дедушку.
— Спасибо, мальчуган, — растроганно проговорил дядя Костя. — Никудышный из меня дедушка. Мне и угостить тебя нечем. Ничего не сготовил нынче. В аптеку сходить за лекарством — и то не могу.
— А давайте я схожу? — предложил Витя.
— Нет, что ты! Через улицу надо переходить, и далеко. Да мне как будто полегче стало. Это потому, что ты ко мне пришел.
Но что-то не похоже было, что ему стало легче. Он вдруг откинулся на подушку, лицо совсем побелело.
— Будь оно неладно!.. — пробормотал он и даже скривился от боли.
Витя растерялся.
— Дядя Костя! — испуганно позвал он. — Дядя Костя!
— Врача бы... — с трудом проговорил старик. — Или хоть медсестру, укол сделать...
— Дядя Костя! Я сейчас бабе Клаве позвоню! — обрадовался Витя. — Она ведь как раз медсестра! Она вам и укол сделает!
— Не выдумывай. Зачем человека беспокоить! Рассердится, скажет: своих мне забот не хватает...
— Что вы! Плохо вы ее знаете! Ее часто вызывают. Чуть что, сразу: Клавдия Егоровна, помогите! При мне сколько раз так было. Она сразу бежит.
— Да нет, не надо. Позвони лучше в неотложку. Автомат в подъезде. Ты дверь не затворяй.
Витя спустился вниз, на первый этаж, и снял с рычага телефонную трубку. Трубка молчала. Он потряс ее, но гудка все равно не было. Он оглянулся на парня, как раз в этот момент входившего в подъезд.
— Телефон почему-то не гудит, — обратился Витя к парню.
— А ты опустил две копейки?
— Нет.
— Как же ты хочешь, чтобы он гудел? Ты что, не звонил никогда по автомату?
— Нет, — виновато повторил Витя.
— Опусти вот сюда монетку — он загудит.
— У меня нету!
— Вот те раз!
— Парень порылся в кармане, выгреб горсть монет:
— Вот держи. Дай-ка, я сам опущу. Ну вот и гудит. Невелика наука. Давай я уж тебе и номер наберу заодно. Говори номер.
— А я не знаю...
— Ну, парень, ты даешь! С похмелья, что ли?
Парень хотел уже опустить на рычаг телефонную трубку, но тут Витя закричал:
— Знаю! Это я номер неотложки не знаю! А бабы Клавы телефон я знаю, набирайте.
Он назвал номер.
— На, говори, — парень протянул Вите трубку и пошел вверх по лестнице, к лифту.
— Слушаю! — раздался в трубке голос бабы Клавы.
— Баба! — забыв на минутку, зачем он звонит, крикнул Витя. — Угадай, что я сегодня получил?!
