Увези нас, Пегас! - Сергиенко Константин Константинович (читать книги без регистрации TXT) 📗
– Господин лейтенант, – сказал я, – у вас будут учебные стрельбы?
– В скором времени, – ответил Чартер.
– А какие у вас ружья?
– Несколько ружей фабрики Уитни.
– Это старье.
– Скоро мы купим новые.
– А вы не могли бы принять меня сержантом в свои войска?
Чартер надулся от важности.
– Я должен поговорить с господином полковником. Вы еще очень молоды.
– Но вы замолвите за меня словечко? – робко попросил я.
– Постараюсь, – ответил он важно.
Бедняга, сколько тебе осталось жить? Начнется война, пуля прострелит твою маленькую глупую голову, а твоя разукрашенная каланча сгорит от шального снаряда. И все это случится с тобой в восемнадцать лет, когда ты еще носишь в кармане конфеты.
Я поговорил с Отисом Чепменом. Этот в свои шестнадцать куда умнее Люка. Игрушки он давно бросил. Его холодные бесцветные глаза осматривают тебя с ног до головы, как из ведра обдают. Отис Чепмен одевается безукоризненно, и воротничок его всегда чистый.
– Отис, – сказал я, – плюнул бы ты на свою лигу и убежал на Север.
Он хладнокровно посмотрел на меня.
– Зачем на Север? – спросил он.
– Там у тебя большое будущее. Не здесь, а там.
– Я подумаю над твоим предложением, – сказал он.
Думай, думай, Отис. Но все равно убежишь. Не сегодня, так завтра. Не в шестнадцать, так в двадцать. На Юге тебе делать нечего. Месяц-другой, и ты поймешь, что у южан есть только пыл и нет никакого расчета. А ты, Отис Чепмен, сработан не из мягкой гедеонской глины, а по крайней мере из пенсильванского антрацита.
– Серьезно, – сказал я, – подумай, Отис.
– Не пойму, кто ты такой, – сказал он. – Ты уже сманивал на Север Чартера.
– Я вашингтонский шпион, – заявил я. – А приехал, чтобы расстроить все ваши планы.
– А ты не боишься так говорить?
– Нет, не боюсь. Ведь мы с тобой почти сообщники, Отис. Я знаю, зачем ты собираешь «Южный легион». Ты хочешь сдаться северянам без единого выстрела.
Тут он по-настоящему насторожился.
– Не нравятся мне такие разговоры. Я могу пожаловаться.
– Жалуйся, жалуйся, – сказал я. – Но учти, если вместе со своим легионом сдашься без единого выстрела, получишь на Севере чин капитана или десять тысяч долларов на мелкие расходы, это на выбор.
Я оставил его в некоторой задумчивости. Бьюсь об заклад, что мои посулы немного смутили его патриотические чувства.
Потом я стал дурачить близнецов Смитов. Саймона я упорно называл Джорджем, а Джорджа Саймоном. Я довел их до того, что они стали испуганно поглядывать друг на друга. У этих парней все было настолько общее, что, как мне кажется, они могли легко перепутать друг друга.
Еще я объяснился в любви Флоре Клейтон. Я сделал это не назло Мари, она все равно ничего не видела. Просто какой-то зуд не оставлял меня весь вечер. В последний раз, так в последний раз. Почему не подурачиться?
Флора не стала долго раздумывать. Она ответила, что тоже страшно любит меня, хотя всего день назад я видел, как она пряталась в саду с Отисом Чепменом. Мы поклялись не разлучаться до гроба, как Ромео и Джульетта. Флора отрезала мне локон своих роскошных черных волос, а я, за неимением другого, отдал ей лежавшую в кармане гайку.
Но шутки шутками, а мысль, что я вижу Мари в последний раз, нет-нет да укалывала иглой. Что делать? Что же делать? Локона от нее не допросишься. Стащить дагерротип, сделанный во время ее прошлогодней поездки в Монтгомери?
На этом синеватом, отчетливом дагерротипе она еще почти девочка, хотя ей уже четырнадцать лет, а в Черной Розе, бывало, уже обручали в этом возрасте. Она стоит рядом со своим дедом генералом Бланшаром. Генерал застыл, как статуя, чуть выдвинув колено и согнув правую руку, которая как бы покоилась на эфесе невидимого палаша. Мари прижалась слева к его плечу. Она еще не научилась каменеть перед бесстрастным оком машины Дагерра. Ее лицо выражало живость и любопытство. Белое платьице, белые гольфы, белая шляпка с загнутыми полями. Мари Бланшар, белая камелия на земле Черной Розы!..
Мог ли я расстаться с ней просто так? Я не выдержал.
– Мари, – сказал я, – где висит ваша флейта? Возьми ее, и пойдем в сад.
– С флейтой? – сказала она. – Ты хочешь, чтобы я тебя поучила? Но я сама не умею играть на флейте.
– Нет, – сказал я, – учиться не будем. Но я хочу показать тебе фокус.
– Ты, наверное, такой же фокусник, как и флейтист? – сказала она, прищурив глаза.
– Ты угадала, – сказал я.
Но все же она пошла со мной в сад.
Уже темнело. Я любил сад Бланшаров в такую пору. Низкий закатный свет вскользь бьет по траве, она делается масляно-желтой. Сверху листва дубов накрывает все темной шапкой. Сад становится похож на огромный дом с травяным полом и лиственным потолком. И в этом доме горит нежный свечной свет.
Мы сели на скамейку и помолчали. Потом она проявила нетерпение. Несколько раз притворно вздохнула, покосилась на меня. Какой я приготовил фокус?
– Мари, – сказал я, – тебе не жалко уезжать?
– Конечно, жалко, – сказала она.
– Может быть, мы не увидимся больше.
– Ну, почему, Майк,—сказала она. – Ты приедешь к нам в Париж.
– А Моррис?
– Вы приедете с Моррисом.
Я видел, что мысли Мари далеко от меня. Зачем я потащил ее в сад? Но раз потащил, надо сделать задуманное.
– Ты обещал показать мне фокус, – сказала она.
– Сейчас, – сказал я. – Как играют на флейте? Вот так? Я приложил мундштук флейты ко рту и произвел несколько шипящих звуков.
– Чартер играет лучше, – сказала она насмешливо.
– А Белый Ламберт?
– Не говори про него. У тебя получаются одни гадости. Сказать по совести, больше всего мне жалко расставаться с ним.
– С кем?
– С Белым Ламбертом.
– Постой. Разве все-таки правда, что кто-то играл под твоим окном на флейте? Я думал, ты просто шутила.
– Я не шутила! – сказала она, и в сумраке блеснули ее глаза. – Никто из вас не может понять! Он приходил! Он играл на флейте. Это была чудная, волшебная музыка!
– Что-то не верится, – пробормотал я.
– Пускай, – сказала она. – Это было чудо.
– Конечно, – сказал я, – если бы я научился играть на флейте, ты бы никогда не сказала, что это волшебная музыка.
– Никто так не может играть, – сказала она. – Только он.
– Наверное, потому, что очень тебя любит, – сказал я.
– Можешь не смеяться.
– Если бы я тебя полюбил, я тоже мог бы сыграть.
– Вот еще! – она передернула плечами.
– Один раз ты говорила об одной девушке, – сказал я. – Будто бы она могла влюбиться в меня…
– Не знаю, что ты имеешь в виду.
– Ну ладно, – сказал я печально. – Что там играл тебе Белый Ламберт?
– Мне надоели твои шутки.
– Может быть, это?
Я поднял флейту и заиграл. О вечер! Теплый вечер в дубовом саду! Разнеженный воздух, воздух, похожий на мякоть спелого плода. Прозрачные тени густеют, накладываются одна на другую. Цветы уже разворачивают лепестки, и крохотные их пестики помешивают сладкий воздух. Вечером наступает час любви природы.
Нежные звуки флейты раскручивались мягкой спиралью. Я играл ночной концерт. Его я любил особенно. И за этот концерт один раз меня обнял знаменитый артист.
Я уже не смотрел на Мари. Я знал, что она поражена. Слушай меня, девочка в красном платье. Оно еще горит в сумеречном свете, как большая ягода в траве. Слушай, Мари Бланшар. Может быть, это играет Ламберт, а может, я. Может, он подходил ночью к твоему окну, а может, я. Сказать точнее, этот флейтист прятался среди веток огромного ильма. Ты не могла его увидеть, даже когда выглядывала в окно. Он играл несколько раз, вкладывая в нежные звуки флейты свою тоску по тебе. Он не мог открыться, но он открылся сейчас, когда до прощания остались минуты.
Слушай меня, Мари. Слушай и прощай. Забудь меня, а я позабуду тебя. Нет, я никогда не забуду тебя, и этот сад, и эти вечера. Перед моими глазами часто будет вспыхивать твое платье. Я буду вспоминать, как ты бежишь, размахивая белой ракеткой, как вырываешь руку и бросаешь скороговоркой: «Что это с вами сегодня, мистер Аллен? У вас злые глаза…»
