Они учились в Ленинграде - Ползикова-Рубец Ксения Владимировна (библиотека книг .txt) 📗
Я уже мечтаю дожить до тех дней, когда увижу своих «зимняков», «перийцев» и «блокадников» инженерами, врачами, учителями, учеными — честными и полезными Родине людьми. Я мечтаю встретиться с ними и вспомнить, как мы жили и работали в суровые дни блокады, как нам было трудно и как мы верили в победу.
Блокада прорвана, но враг всё еще близок. Вчера весь день палили зенитки, звенели стекла в окнах.
Радостная весть о взятии нашими войсками Воронежа объявлена по радио между двумя тревогами: «тихой» и «сильно озвученной».
В коридоре маленькая девчурка 1-го класса, в сером капоре с уголками, горько плачет.
Надя спрашивает ее:
— Девочка, кто тебя обидел?
— Почему они стреляют? Ведь блокаду прорвали!
Надя пытается объяснить малышке, что такое прорыв блокады. В это время Коля открывает дверь из класса в коридор и, услышав разговор, иронически заявляет:
— Ничего ты, Надя, не умеешь объяснить. Вот у меня она сейчас всё поймет.
Он исчезает в классе и через минуту появляется с мелом в руке.
— Ты, девочка, — Ленинград. Понимаешь? Ты — целый город. А вокруг тебя фашисты. — Он мелом рисует на полу круг.
Малышка уже не плачет. Слезы размазаны по лицу варежкой сомнительной чистоты. Она держит за руку Надю и с некоторым страхом смотрит на мальчика.
— А Надя тоже Ленинград? — спрашивает она.
— Молодец, поняла! Теперь хочешь, я тебе покажу где твой папа?
Он подходит к девочке, и затем я слышу шарканье ноги по паркету.
— Ну, вот здесь, где я стер мел, — тут прорвали круг, прорвали блокаду. Вот здесь твой папа и разгонял фрицев. А они с досады стали вовсю стрелять по городу.
Боря чертит массу стрелок, которые идут к Наде и первокласснице. Я открываю дверь своего кабинета и спрашиваю:
— Это что за начертательная геометрия на полу?
— Ксения Владимировна, честное слово, я забочусь о маленьких. Вы же сами говорили, что мы это должны делать. Спросите Надю.
— Он мне про папу рассказывал, — говорит девчурка.
Действительно, новый год обещает быть счастливым. По крайней мере январь месяц был радостный: прорыв блокады и всё новые и новые успехи под Сталинградом.
Вчера в «Последний час» передали, что «наши войска в основном закончили ликвидацию немецко-фашистских войск, окруженных в районе Сталинграда».
Сегодня на политинформации приводились интересные цифры: для завоевания Франции фашистам потребовалось 35 дней, но для того, чтобы пересечь улицу в Сталинграде, уходили месяцы.
А дом Павлова, передовой форпост обороны, фашистам так и не удалось взять.
Вся страна помогает сталинградцам бороться с врагом.
Сколько писем! И треугольники, и конверты всех размеров и цветов. Однажды я получила в один день семнадцать писем!
Это всё поздравления с бывшей «Большой земли»; одно из них даже из Бродокалмакского района от учителей 232-й школы. Они уже мечтают о нашей совместной работе.
Мои мальчики пишут с разных фронтов такие теплые, хорошие письма.
Но самое для меня дорогое письмо — от Бориса.
«Мама дорогая! Если бы ты знала, как мы, ленинградцы, да нет, не только ленинградцы, а все, решительно все переживали за наш город! И вот теперь блокада снята!
Получаешь ли аккуратно по моему аттестату? Питайся, питайся как можно лучше. Твоя фотография меня очень расстроила, я только тогда не хотел писать, — такая ты там худенькая!
Пойми, я не писал потому, что не мог писать. Ты должна быть мною довольна, я вполне осознал чувство ответственности, в отсутствии которого ты меня упрекала; мне пришлось работать начальником штаба полка.
Я теперь майор. Был в очень сложной обстановке и научился многому.
Моя мечта: приехать в Ленинград через Берлин. Предпринял кое-какие шаги для перевода меня с крайнего севера на крайний запад и вчера узнал, что мое ходатайство удовлетворено.
Целую крепко. Пожалуйста, не беспокойся. Новый номер полевой почты сообщу.
Борис».
Ночь была очень тревожна. Дом дважды качнуло, и было слышно несколько глухих взрывов где-то совсем близко. Гаснет электричество, которое так недавно зажглось у нас. Опять толчок и звон разбитого стекла, и так почти до 6 часов утра.
Утром вижу, что в школе выбиты все стекла. В некоторых классах распахнулись даже внутренние рамы окон, хотя они были замазаны, и раскрылись дверцы печей.
Из РОНО телефонограмма: «Выясните, у скольких учащихся разбиты стекла в окнах и обвалились потолки, и списки немедленно пошлите в РОНО».
У нас в этот список занесено двадцать две фамилии. Но интересно, как юные ленинградцы относятся к разрушению своих жилищ: никто не плачет, дети сообщают это нам и друг другу в порядке обмена новостями.
— Это враги нам мстят за прорыв. Злятся они на нас, — говорит один из мальчиков.
В классах проверяем присутствующих. Радуемся, что все ученики живы и здоровы. Отпускаем тех, кто должен дома навести порядок.
В классах, где удалось забить окна, занимаемся со старшими.
После уроков военрук, учителя и ребята помогают техническим служащим привести в порядок школу.
«Историческое сражение под Сталинградом закончилось победой наших войск», — возвестило вчера вечером радио.
Мы все понимаем, что эта победа небывалого значения. Несомненно, это начало конца войны, начало разгрома фашистов.
— И от Ленинграда их прогонят, — убежденно говорят ученики.
В библиотеке огромный спрос на роман Алексея Толстого «Хлеб».
— Ведь это вторая победа Красной Армии под Сталинградом!
Мальчиков интересует положение с техникой.
— Вы понимаете, что это значит? Бой танков, самолетов, артиллерии, — и победа на нашей стороне.
— Значит, техники у нас стало больше и владеем мы ей лучше врага! — горячо говорит мне Валерий.
— А мужество какое!
— Вот там был настоящий фронт! — говорят ребята с уважением.
Серый конверт. Незнакомый почерк. Почтовый штемпель «Молотов». Вскрываю.
«31 декабря скончалась Мария Николаевна…
Она часто вспоминала Вас и всё ждала писем из Ленинграда, но Ваше письмо ее уже не застало в живых.
Мы очень уговаривали Марию Николаевну не работать, тем более, что живем мы почти за городом. Но она не могла жить без учеников и с осени стала работать в средней школе. Ни бураны, ни метели не могли ей помешать ежедневно отправляться в дальний путь, и сердце, давно уже больное, не выдержало. Первый припадок случился в школе, в начале декабря, но после него она скоро оправилась. 31 декабря был второй припадок, и Марии Николаевны не стало.
Передайте об этом всем, кто знал и любил ее. О вас, ленинградцах, она много думала и всегда вспоминала своих сослуживцев и учеников. Душой и сердцем она оставалась с вами в Ленинграде».
Это письмо всколыхнуло массу воспоминаний о человеке, сумевшем до конца жизни coхранить любовь и интерес к тому делу, которому она посвятила свою жизнь.
Приходят первые вести из освобожденного Кисловодска. Там погибла моя бывшая ученица Муся. Ее расстреляли фашисты.
Муся, мечтавшая в школе быть артисткой, Муся, имевшая студенческий матрикул с отметками «отлично», погибла такой страшной смертью! Что она должна была пережить в тюрьме? Страшно подумать! Горечь и гнев в сердце…
Ко дню Красной Армии школа длительно и серьезно готовилась. Собирали деньги и вещи для подарков бойцам. На деньги купили баян. У меня в кабинете лежат груды блокнотов, карандаши, бумага, собранные детьми. Маленькие ребята пишут бойцам письма, старательно выводя большие буквы:
«Милый боец! Я, ученица 1-го «б» класса, поздравляю тебя с днем праздника Красной Армии. Посылаю тебе подарок. Напиши мне: сколько ты убил фашистов?»