До свидания, эрлюсы - Кобликов Владимир Васильевич (электронную книгу бесплатно без регистрации .TXT) 📗
— Чего мы мучаемся? Давайте взорвем эту дурацкую сежу!
— Нельзя, — возразил Юрию Петровичу Филипп, — на берегу люди сидят: задеть их можно.
Старик что-то пошептал приятелям. Они стали расходиться — кто в деревню, а кто пошел по берегу.
Так и родился слух о беспощадных инспекторах рыбнадзора.
По берегам Демина нам все время попадались колхозные стада. Еще никогда не приходилось раньше встречать таких любопытных коров и телят. Стоит только им заметить наши лодки под парусами, как все словно по команде идут к самому краю берега и с любопытством таращат глаза на плывущее «чудо». А пастухи еще любопытнее. Пастухи стоят перед стадом и держат у лба ладони «козырьком», как честь отдают. И нам кажется, что мы проплываем мимо коровьих войск.
В середине четвертого дня путешествия мы пристали к берегу, чтобы сварить уху и пообедать. Дежурили по лагерю Филипп и Андрейка. Соломко с капитаном измеряли по карте пройденный путь, мы с Колькой пошли ставить жерлицы, а Борис взял этюдник и отправился писать «любопытных телушек», которые паслись на лугу.
Поставив жерлицы, мы решили взглянуть, как работает Борис. Но раньше нас к Борису подошел огромный черный бык с курчавым лбом. Бык остановился позади Бориса, наклонил голову и стал смотреть. Борис спокойно размахивал кисточкой. Бык, видимо, фыркнул, и художник обернулся. От испуга он упал на землю и побежал на четвереньках — быстро так. А бык постоял, постоял около этюда и вдруг стал его лизать. Что было бы дальше, трудно сказать, но к быку подбежал пастушонок и отогнал его к стаду. Мы спрятались в кустах, чтобы понаблюдать за дальнейшими событиями. Вскоре на луг с дубинками в руках вышли Борис, Соломко и Филипп. Только в сопровождении телохранителей Борис подошел к этюднику.
Все трое долго стояли и смотрели на произведение Бориса, пораженные новой необыкновенной манерой письма художника.
Договорились с Колькой пока молчать о том, что видели. Тайну с ним сохранили до тех пор, пока в городе я не проявил пленку и не сделал фотографии, на которой очень хорошо вышли и бык и Борис на четвереньках.
В лагере нас, разумеется, встретили сенсационной новостью: Борис сражался с торо!
— С кем? — не понял Колька.
— Торо — это по-испански бык, — объяснил брату Андрей.
— А вместо шпаги, — добавил капитан, — у Бориса была кисть. Жаль, плаща у нашего тореадора не оказалось.
Андрейка перебил отца:
— Вы только посмотрите, какой этюд бык написал!
— Надо это произведение сохранить, — посоветовал я, разглядывая следы шершавого языка на полотне. — Его написал первый в мире бык-живописец.
— И написал здорово — лучше Борьки, — поддержал меня Соломко. Зацепкин задумчиво посмотрел на этюд и ничего не ответил.
Ура! Угра!
Так мы кричали, когда, наконец, увидели Угру. Демина нам надоела. Мы ее называли заколдованной рекой. Плывешь, плывешь, попадается деревня. Спросишь у кого-нибудь на берегу, какая деревня видна.
— Жданово, — отвечают. Плывем дальше. Опять попадается деревня и опять сообщают нам:
— Жданово.
И на другой день то же самое. От Павлинова до Угры по суше тридцать километров, а по реке — километров сто двадцать: так здорово петляет Демина. Не взлюбили мы ее и за безрыбье. Хотя, по правде говоря, река была ни при чем, ее опустошили браконьеры.
А Угра — всем речкам речка! Вода в ней светлая: брось иголку на дно — легко найдешь. По берегам леса, песчаные косы и… соловьи. На болотистых безлесных берегах реки Демина мы их почти не слышали, а на Угре попали в соловьиное царство и совсем редко стали включать наш приемник «Турист».
Странный шест
Солнце осторожно выглянуло за лугами. Заискрились росою травы и цветы. Ожили в лесу разные птицы. Всю ночь они молчали, не смея состязаться с соловьями, а теперь не выдержали. И соловьи еще старательнее стали выводить свои серенады. Лесные солисты исполняли самые красивые мелодии. Эти мелодии они посвящали утру, солнцу. Ведь птицы поют с понятием. У них много разных песен, но самые звонкие и радостные — утренние песни. Давно проснулась река. Водная гладь вся в кругах и всплесках: играли легкомысленные плотвички, гонялся за добычей бесстрашный окунь, редко, но мощно взрывала тишину воды злая хозяйка реки щука.
«Дерзкая» и «Стремительная» медленно спускались вниз по течению. На «Дерзкой» вахту нес Андрейка. Колька и Соломко управляли парусом.
Ребята с первого дня потянулись к поэту. Слово Никиты стало для них законом.
Борода научил Кольку и Андрея вязать морские узлы, управлять кормовиком, «ловить» ветер, собирать коллекции бабочек и жуков, обрабатывать причудливые корни. Он же выдал юнгам по толстому блокноту и потребовал, чтобы они каждый день записывали в них свои впечатления и наблюдения. И, конечно, блокноты назывались не блокнотами или дневниками, а «судовыми журналами». Да и все вокруг ребят, благодаря богатейшей фантазии Соломко, становилось необычным. Деревни превращались в портовые города с причудливыми названиями, крутые берега — в скалы, сваи (остатки от мостов и старинных мельниц), подводные камни назывались рифами.
Мы сначала снисходительно посмеивались над Никитой и юнгами, а потом незаметно для себя переселились в их необыкновенный мир.
Одна Булька не понимала романтики. Сколько ни твердили ей, что стада коров — это не стада коров, а стада диких бизонов, Булька все равно с громким лаем гонялась за коровами. И «акул» Булька не боялась. Возьмет и в «самый опасный» момент выпрыгнет из лодки и спокойно плывет по «морю» — и никакой ей «шторм» нипочем. Всех нас раздражала непокорность собаки, но сделать с Булькой мы ничего не могли.
…В тишине доплыли до поворота. Вдруг вахтенный громко, нараспев закричал:
— Впереди таинственный маяк! На маяке флаг неизвестного государства.
Маяком Андрей назвал шест, воткнутый в песчаное дно переката. На верхушке шеста трепыхалась синяя лента, какие девчонки заплетают в косы. Как ни странно, но шест, действительно, оказался таинственным. Сверху он был расщеплен, и в щели зажат целлофановый пакетик. Андрей развернул его и немедленно получил выговор от Бороды:
— О каждой находке надо докладывать капитану или старшему по званию.
Юрий Петрович разрешил юнге прочитать письмо, которое хранилось в пакете. Посмотрел на него Андрей и заморгал глазами.
— В чем дело? — удивился Соломко.
— Не могу, — пробормотал Андрей.
— Чего не можешь?
— Читать.
— ?!
— Тут непонятно написано, — пролепетал несчастный юнга.
— Язык хоть определить можешь?
Андрейка покачал головою.
— Дай-ка сюда, — Соломко забрал у Андрея письмо. — Написано на английском языке. К сожалению, я знаю только немецкий и французский.
Юрий Петрович набросился на сына:
— Ведь ты в школе английский язык изучаешь, бесстыдник, а двух слов прочитать не можешь! За что тебе четверки только ставят.
— Мы этого не проходили, — оправдывался покрасневший Андрей.
— А ты, Коль, какой язык изучаешь?
— Французский.
— Вот ведь петрушка какая, — сетовал капитан. — Поди, что-нибудь интересное написано, а мы прочитать не можем.
— Теперь понятно тебе, зачем английский учить надо? — Харитонов постукал сына пальцем по голове.
— Понятно.
— Понятно, понятно, — с досадой передразнил капитан Андрея.
