До свидания, эрлюсы - Кобликов Владимир Васильевич (электронную книгу бесплатно без регистрации .TXT) 📗

Владимир Васильевич Кобликов

До свидания, эрлюсы

До свидания, эрлюсы (повесть)

Бунт

«Борода» — так мы звали поэта Никиту Соломко — пришел в редакцию и громогласно объявил:

— Летом плывем по Угре!

Кроме сотрудников редакции, в моей комнате сидели два художника, которые заглянули полистать подшивки старых журналов. Они как будто только и ждали, когда их пригласят в путешествие по не очень уж великой, но все-таки известной и даже исторической реке нашей области.

— Мы — за, — в один голос сказали они. Я знал, что идеи у Бороды рождались мгновенно, а угасали еще быстрей, и беспечно поддакнул:

— Ну, конечно. Летом и поедем.

За окном потрескивал сухой морозец, и было даже приятно помечтать, как это мы на лодках, ну, скажем, «Стремительной» и «Дерзкой», пойдем по реке, вдохнем влажного и соленого ветра. Тут мы хором остановили Никиту: откуда на реке соленый ветер? И все-таки с удовольствием фантазировали вместе с ним.

…Недели через две позвонил один из художников — Юрий Петрович Харитонов — и осторожно спросил, можем ли мы взять в плавание еще одного художника. Он как раз собирается писать летние этюды и…

В марте мы уже разрабатывали маршрут по карте, решив двести километров до станции Павлиново ехать на грузовых машинах, оттуда по речкам Грохота и Демина попасть в Угру. Двум плоскодонкам, которые нам дал напрокат лодочник дядя Федя, так и присвоили гордые имена — «Дерзкая» и «Стремительная». Долго гадали, кому на какой плыть. В конце концов стали тянуть жребий. В экипаж «Дерзкой» попали я, поэт Соломко и собака Булька; в команду «Стремительной» — три художника. Вытянув бумажки с надписью «Стремительная», они грустно переглянулись.

…До отъезда оставалось пять дней. Потом, во время путешествия, все сознались, что ни у кого в жизни никогда не было таких хлопотливых: проверяли снаряжение, докупали продукты, вели переговоры с шоферами. Наконец, все было готово. Сговорились провести у меня последнее совещание. В назначенное время пришли поэт и два художника. Не явился капитан нашей «флотилии» Юрий Петрович. Ждали его долго. Харитонов — человек слова, поэтому стали беспокоиться, не заболел ли? Опоздал Юрий Петрович примерно на час. Пришел — и лица на человеке нет.

— Что с тобою?

— Наверное, друзья, мне не придется плыть с вами.

— Это почему?

— Дома у меня настоящий бунт.

— Жена, что ли?

— Нет, не жена… Племянник Колька ко мне приехал из Ленинграда. Да вы видели — шустрый такой шестиклассник. И вот сегодня Колька с моим Андрейкой взбунтовались. Бери, говорят, нас с собою, и только. А если, говорят, не возьмешь, убежим в Ленинград.

Мы сидели подавленные свалившейся на наши головы неожиданностью.

— Ну чего мы раздумываем? — возмутился поэт Никита Соломко. — Берем ребят с собою. Вспомните, какими сами были.

Мы вспомнили, правда, подумав при этом, что Никита с той поры, несмотря на шкиперскую рыжую бороду, не изменился, видимо, нисколько. А он продолжал:

— Мне, Юра, твои бунтовщики нравятся: характер виден.

— Я не против, — без особого энтузиазма присоединился пейзажист Филипп Палькин.

— А чего ж… — вторил им Борис Зацепкин.

Ждали моего слова. У нас такой закон: если хоть один человек из нашей команды против какого-нибудь предложения, то оно отменяется. И я сказал солидно:

— Вот что, дорогие, я тоже готов взять ребятишек, но надо им учинить маленький экзамен. Давай, Юра, приводи сейчас же сына и племянника на наше совещание.

До прихода ребят Никита и Филипп навели в комнате «морской» порядок. На столе развернули карту. На нее положили компас, циркуль, визирную линейку, транспортир, несколько цветных карандашей — все, что попалось под руку. Я принес макет парусника и поставил его на видное место. Поэту дали тельняшку, а Филиппу — трубку. Когда в коридоре послышались шаги, мы погасили верхний свет и склонились над столом. В комнате стоял зеленый полумрак от настольной лампы. Юрий Петрович оценил обстановку и доложил:

— Член экипажа «Стремительная» Харитонов прибыл на совещание. Со мною два шестиклассника — Николай Соболев и Андрей Харитонов. Разрешите им присутствовать?

— Ребята надежные? — спросил пейзажист.

— Ручаюсь за них, — вздохнул капитан.

— Разрешим им присутствовать на нашем совещании?

— Разрешим.

— Кто — за?

Все подняли руки.

Колька и Андрей растерялись. Они никак не могли понять, игра это или на самом деле у нас такая дисциплина. Лица у ребят вытянулись, глаза забегали, как у любопытных зверьков.

— Докладывайте, Харитонов.

— Мой сын и племянник просят взять их в путешествие.

— Мы не против, — сказал за всех пейзажист Филипп. — Но мы должны знать, какие люди идут с нами в трудное плавание. Выдержат ли они экзамен на звание юнги?

— Соглашайтесь! — подмигнул юнцам Никита.

— Согласны, — тихо и недружно ответили мальчики.

Ребят отвели в спальню. Первым вызвали Кольку.

— Сколько тебе лет?

— Двенадцать с половиной.

— А какая у тебя оценка по географии?

Колька замялся.

— Говори только правду, — потребовал Филипп.

— Тройка, — упавшим голосом сознался Колька.

— Плохи твои дела, — уныло покачал головою Борис. — Что же с ним делать? Он, наверное, и компасом пользоваться не может.

— Могу. Честное пионерское, могу. Тройку я за карту получил. — Голос у Кольки дрожал, и на него тяжело было смотреть.

— А плавать умеешь? — не выдержав, задал спасительный вопрос сам капитан.

— И плавать, и грести умею.

Дальше все шло как по маслу.

— «Путешествие на «Кон-Тики» читал?

— Читал. Я много книг про путешественников читал: «Страну багровых туч», «Отчаянное путешествие» Колдуэлла, и «Один под парусами вокруг света», и «Аку-Аку», и «Путешествие на Снарке».

— Хватит, — остановил мальчика Борис и почесал затылок. Этот жест красноречиво говорил, что по части приключенческой литературы у экзаменаторов были явные пробелы.

За Колькой вызвали Андрея. Сын капитана, не ожидая вопросов, прямо начал с перечисления книг о путешествиях… Оба были зачислены в экипаж.

Волоком по суше

До Спас-Деменска добрались без приключений. Пополнили наш провиант свежим хлебом и тронулись дальше. Дорога пошла лесом. «Чем дальше в лес, тем больше луж», — меланхолично, не обращаясь ни к кому определенно, сказал Борис. Глядя на его унылую, словно ожидающую всяких неприятностей, физиономию, трудно поверить, что это он автор жизнерадостных, залитых светом картин.

Труднопроходимые места встречались все чаще. Несколько раз машина буксовала и еле выбиралась из разбитой колеи. И на лице Бориса было написано: «Так я и знал». Мы ждали, что шофер вот-вот заявит о том, что дальше не поедет. Колька и Андрей притихли. Они больше всех боялись возвращения домой. Как всегда, до нужной деревни путь оказался гораздо длиннее, чем обещали местные жители. Мы ехали уже часа полтора, а деревни все не было. В кузове порядком трясло, но мы молча переносили все — только бы добраться до реки. И как бы в награду за нашу стойкость лес кончился, поехали полем.