Алые перья стрел. Трилогия - Крапивин Владислав Петрович (книги серии онлайн .TXT) 📗
– Учитель.
– В первой школе?
– В первой…
– Петр Михайлович?
– Ага, – безнадежно сказал Митька. Он не удивился: отца в городе знали многие.
Все еще разглядывая бумажку, милиционер двинулся по тротуару. Видно, случайно он изменил направление и шагал теперь обратно, к улице Герцена.
Митька побрел следом: теперь все равно не убежишь. Найдут.
– Я ведь тоже в первой школе учился, – сказал милиционер. – У твоего отца, между прочим. Хороший учитель.
Надежда на спасение ярким огоньком засветилась перед Митькой.
– Да? – вроде бы удивился он. – Я вас не помню.
– Ну, а как ты можешь помнить? Я к вам домой не ходил. Да ты тогда совсем пацаненком был. Я в тридцать первом седьмой класс закончил. Потом работать пошел.
– Я по фотографиям почти всех помню, – бессовестно соврал Митька. – У папы есть фотоснимки всех классов, которые он учил. Может, вы непохожи тогда были? Ваша как фамилия?
– Жарников моя фамилия.
– А зовут вас… Матвей?
– Точно! Вспомнил?
– Угу… – сдержанно откликнулся Митька. Взгляд его стал веселым, а шаг – пружинистым. Все-таки ему везет!
– Вот видишь, – наставительно заговорил Матвей Жарников, – мы с тобой, выходит, знакомые. Как-то неловко получается. Вот пришел бы я сейчас с тобой к твоему отцу, рассказал бы про все… Что он сказал бы?
– Ну, что… – начал Митька, стараясь точнее рассчитать удар. – Он сказал бы: «Здравствуйте, Жарников, рад вас видеть». Сказал бы: «Как поживаете? Не делаете больше механизмов, чтобы школьные скелеты махали руками, пускали дым из глаз и кукарекали? Не доводите больше учителей до обморока? Это похвально".
– Ч-черт возьми… – произнес Матвей и свернутым Митькиным удостоверением почесал кончик носа. – Все еще помнит?
– Он мне про это раз десять рассказывал.
– Да-а… Ну, я тогда маленький был.
– В шестом классе, – беспощадно уточнил Митька.
– Пить что-то хочется, – сказал Жарников. – Вон там вроде клюквенный морс продают, киоск открыт. Пойдем?
– Можно… Хотя нет, у меня ни копейки…
– Ладно уж. Возьми-ка свой документ.
Потом, когда они у голубой будки глотали теплый и довольно противный морс, Матвей спросил:
– А все-таки чего тебе приспичило в тумбу стрелять? Ну нарисовал бы на заборе мишень, где-нибудь подальше от глаз, да пулял бы.
– Дак это целая история, – сказал Митька. – Долго рассказывать. Если все по порядку говорить, то даже не знаю, с чего начать… Есть у нас в школе немка Адель Францевна. Ты ее… То есть вы ее, наверно, знаете…
Ух и шумная была история!
Она случилась в середине мая. Полкласса, в основном мальчишки, не выучили урок по немецкому. Ну, сами понимаете, на дворе уже полное лето, а тут сиди и зубри, как два балбеса – Петер унд Отто – шпацирен в лесу унд баден в речке. Мальчишки из пятого «Б» предпочитали сами шпацирен и баден, хотя вода была еще зверски холодная.
Но Адель Францевну это не интересовало. На каждом уроке она грозила «неудами» и переэкзаменовками. Она требовала прилежания и порядка.
Надо было оттянуть беду. И в самом начале урока маленький, симпатичный и очень вежливый редактор отрядной стенгазеты Павлик Шагренев спросил у Адели Францевны, понравилась ли ей пьеса «Приключения Карла Бруннера».
– М-м? – удивилась Адель Францевна. – Ах, ты имеешь в виду эту постановку… Ну конечно, вам она должна нравиться. Но когда вы повзрослеете и станете смотреть на вещи более взыскательно, то поймете, что это совсем не блестяще.
– А почему? – задиристо спросил с места Митька.
– Слишком много пафоса и весьма недостаточно мастерства. Я говорю об игре исполнителей. Вы меня понимаете?
– Вполне, – сказал Павлик. – Только… Вот всем нам кажется, что игра не такая уж плохая. Наоборот. Вот помните баронессу? Как она…
– Да-да, – снисходительно согласилась немка. – Эта дама играет действительно несколько лучше остальных.
– А Карл? – воскликнул Митька. Он по правде обиделся и разозлился. Будто его самого задели.
Адель Францевна устремила на Митьку свое пенсне.
– Ты говоришь о мальчике, исполнявшем роль Бруннера? Ну что же, он достаточно мил… Но это просто мальчик, а не актер. Он ведет себя так, словно все это происходит у нас в городе, а не в Германии. А там иной уклад жизни, иные обычаи и мальчики тоже другие.
– Какие это они другие? – недовольно спросил с задней парты похожий на сердитого скворца Игорь Цыпин (по прозвищу Цыпа). – Что, там у ихних пацанов уши на затылке растут, что ли?
– Цы-пин… – возмущенно выдохнула Адель Францевна.
– Извините, это он нечаянно, – торопливо заговорил Павлик Шагренев, а бестолковому Цыпе показал за спиной кулак. – Но нам всем непонятно… Конечно, у капиталистов дети не такие, как мы. А у рабочих?
– Они такие же пионеры, – агрессивно сказал Митька.
– Ну безусловно. Я имею в виду не классовые различия, а некоторые особенности… Впрочем, это сложно для вас. Я только хочу сказать, что для этого мальчика полезнее было бы не играть на сцене, а без пропусков занятий учиться в школе. Театр отвлекает его от учебного процесса.
– А может, он отличник, – опять не выдержал Митька.
– Возможно. По крайней мере, я уверена, что с немецким языком у него все в порядке. К сожалению, про вас этого не скажешь. И потому пусть Цыпин выйдет к доске и переведет первые пять строчек текста, который был задан.
Цыпа шумно вздохнул и пошел навстречу неизбежности.
Вторым она вызвала Вершинина.
– Можно, я лучше стихотворение Гете по-немецки прочитаю? – безнадежно спросил Митька.
– Конечно, можно, мы все послушаем с удовольствием. Только после того, как сделаешь заданный перевод.
После Митьки схлопотали «неуды» еще шесть человек.
У Адель Францевны от возмущения тряслись на висках рыжеватые букли прически.
– Ёлки зеленые, – шепотом сказал Митьке Виталька Логинов и от переживания вцепился в свой белобрысый чуб. – Как по заказу: почти все из нашего звена.
– Потому что самые лодыри, – тут же влезла в разговор Эмма Каранкевич, председательница совета отряда. Она сидела впереди Митьки.
– Насчет лодырей на перемене поговорим, – пообещал Вершинин.
– Очень испугалась!
Всю оставшуюся часть урока Адель Францевна говорила о том, как пагубны лень и легкомыслие. Наконец она велела всем, кто получил «неуды», остаться после занятий и удалилась, держа указку как рапиру.
Они остались. Но в их душах кипело негодование.
– Теперь три часа будет мучить, – сказал Цыпа и пнул парту. Старая парта крякнула.
– Это она нарочно «неудов» навтыкала, – мрачно сообщил Митька. – Из-за пьесы разозлилась. Потому что мы Карла стали защищать.
– Она, между прочим, сама на ту баронессу похожа, – вдруг заявил Сергей Иванов, человек молчаливый и сосредоточенный. Он говорил всегда немного, но умно и безошибочно. К его словам следовало прислушаться.
– А правда! – подхватил Виталька. – Такая же худая и старая. И вредная. Только не со стеклом в глазу, а с очками.
– Пенсне, – сказал Павлик.
– Какая разница!
– По-моему, она шпионка, – сказал Цыпа. Он был сердит больше всех: папаша его часто лупил за «неуды».
– Ну-у, Цыпа! – Виталька от удивления замотал чубом. – Ну ты сказал! Она на шпионку похожа, как ты на отличника.
Цыпа молча поддернул длинные, сморщенные на коленях штаны и влез на учительский табурет.
– Дурак ты, а не звеньевой, – сказал он Витальке с высоты. И как с трибуны обратился к остальным: – Шпионы разве бывают похожи на шпионов? Их бы тогда сразу всех переловили. Шпионов как узнают? Потому что они вредят. А она разве не вредит? Вот она оставила нас после уроков, а Пашка в авиамодельный кружок опаздывает. Он, может, хочет истребителем стать, а как он станет, если ему не дают в кружок ходить?
Павлик Шагренев, который до сих пор не помышлял о профессии истребителя, подтянулся и стал поправлять под ремнем рубашку.
