Всадник без бороды (Юмористическая повесть) - Привалов Борис Авксентьевич
— У него не простой верблюд, — проговорил один из аксакалов, — а Желмая-быстроногий.
— Одногорбый! — уточнил второй аксакал.
— Нет, — покачал бородой первый аксакал. — Двугорбый! Я сам видел!
— Горб один!
— Нет два!
— Пусть будет один с половиной! — примирительно сказал Ергалы-бай. — Ведь недаром говорят, что Желмая родился от одногорбой матери и двугорбого отца…
— В одном старом предании есть предсказание, — начал первый аксакал, — что когда на землю придет трехгорбый верблюд, то это будет означать конец света… Степь и небо поменяются местами…
— Ему осталось пути пять дней, — задумчиво произнес, словно разговаривая сам с собой, Аблай. — Мы должны поймать Алдар-Косе… Вы все понимаете, что будет, если мы не схватим его живым или мертвым. Его нужно привезти сюда!
Аблай задумался, глаза его гневно сверкнули, и он добавил:
— Но лучше — живым!
На окраине аула, у овечьих загонов, вновь залаяли собаки. По мере приближения всадников к Большой юрте, к ним присоединялись все новые и новые голоса. В конце концов лай достиг такой силы, что даже топота копыт не слышно было.
В юрту Аблая втиснулась громадная фигура чернобородого Срыма.
Он приветствовал собравшихся и, тяжело дыша, посмотрел прямо в глаза Аблаю:
— Что мы могли сделать, бай-ага?.. Он сквозь землю ушел!
— Будь проклят день, когда я выпустил этого мальчишку из своих рук! — истошно закричал Аблай-бай, и чаша с кумысом полетела на пол. — Сорок лучших жигитов пусть возьмут лучших скакунов! И пусть не возвращаются без Алдар-Косе!
Аблай закрыл глаза, чтобы гости не увидели пламени гнева, которое пылало у него внутри.
В юрте стало тихо. Только едва слышно звенело серебро в косах жены Аблая, которая бросилась подбирать черепки чаши. Через несколько мгновений бай открыл глаза и спокойно произнес:
— Седлайте коней. Я сам возглавлю погоню.
Аблай поднялся и направился к выходу из юрты. Несколько жигитов пошли за ним следом.
Гости, оставшись без хозяина, для приличия некоторое время озабоченно молчали, потом оживились, и непринужденный разговор вспыхнул сразу в нескольких местах.
Двое аксакалов заспорили о том, когда Алдар-Косе первый раз встретился с Аблаем.
— Он был еще ребенком, — горячился первый аксакал, — когда сумел высмеять бай-ага!
— Когда бай приказал ему придержать коня? — уточнил второй аксакал.
И оба седобородых захихикали. Да, только будущий Алдар-Косе мог так ответить могучему богачу!
…Однажды Аблай поехал в отдаленный аул. Кони спутников отстали от резвого аблаевского скакуна, бай примчался один. Он соскочил с коня возле юрты старейшины и протянул повод какому-то мальчишке, вертевшемуся тут же:
— Эй, подержи моего коня!
— А он не кусается, бай-ага? — спросил мальчик, пряча руки за спину.
— Нет, нет! — нетерпеливо воскликнул Аблай.
Из юрты вышли женщины, остановились, почтительно приветствуя бая.
— Он, верно, лягается? — снова спросил мальчик, все еще не торопясь взяться за повод.
— Да нет же! — ударил камчой по сапогу Аблай.
— Ну, тогда он сбежит от меня! — вздохнул мальчик.
— Он никуда не сбежит! — вскричал выведенный из себя Аблай. — Держи!
— Зачем же держать клячу, которая не кусается, не лягается и не может сбежать? — невинно глядя в злобные глаза богача, удивился мальчик. — Она и так никуда не денется!
Все, кто слушали этот разговор, зафыркали от смеха, а бай побелел от гнева.
— Вот так и встретились первый раз Аблай и Алдар-Косе, — сказал первый аксакал.
— Нет, нет! — потряс сухой ладошкой второй аксакал. — Впервые они встретились совсем в другой раз… Когда умер любимый конь Аблая.
…Это была знаменитая история, которую знала вся степь.
Лет десять тому назад у Аблая заболел его любимый конь. Жадный бай так близко принял это к сердцу, что чуть-чуть сам не захворал. Не владея собой в гневе, Аблай сказал тем, кто был приставлен к скакуну:
— Знать ничего не хочу о его болезни! Мой конь должен выздороветь! А кто посмеет сказать слово «околел», того я живьем в землю закопаю!
И все, даже самые храбрые, затрепетали. Потому что дни скакуна были сочтены, а слово жестокого Аблая почиталось нерушимым.
Как ни старались слуги спасти коня, ничего не вышло. И в ту минуту, когда он издох, Аблай, словно почуяв смерть любимца, спросил о коне:
— Как он? Лучше ли? Узнайте!
Слуги выбежали из юрты, а назад к баю возвращаться с печальной новостью никто не захотел.
Жигиты и пастухи, коноводы и водовозы толпились возле павшего скакуна и бормотали испуганно:
— Убьет нас бай!
— В землю загонит…
— Погубит… всех погубит…
Тогда к Аблаю смело пошел мальчуган, имя которого ныне все позабыли, потому что вся степь теперь называет его Алдар-Косе.
Толпа затаила дыхание: что-то будет?
В полумраке юрты, как обычно, сидели рядом с баем аксакалы, пили чай, горестно покачивали своими седыми бородами. И услышали старики смелый разговор Алдар-Косе с грозным баем.
— Что с конем? — исступленно каркнул Аблай, даже не разглядев хорошенько, кто вошел в юрту.
— С ним — ничего, — ответил мальчик. — Он такой же, каким был прежде.
Бай рассмотрел, что перед ним почти ребенок, и удивился:
— Ты сам видел его?
— Да, — продолжал мальчик. — Он совсем такой же. Только не ест, не пьет, не открывает глаза, не шевелится.
— Околел! — закричал Аблай. — Он мертв!
— Бай-ага, вы первый сказали это проклятое слово «околел»! — воскликнул мальчик. — Значит, вы должны наказать самого себя!
И Алдар-Косе исчез, словно в воздухе растаял.
Аблай в бессильном гневе посмотрел на стариков, на замерших возле входа жигитов. Слово пришлось нарушить — ведь сам себя бай в землю закапывать не собирался!..
— Нет, нет, — всполошился первый аксакал, — ты неправ, о почтеннейший! Аблай-ага и Алдар-Косе встретились не так…
— Хватит! — поморщился Ергалы-бай. — В воде нет масла, в болтовне — смысла. Вам бы только спорить! Кому какое дело, когда они встретились… Сейчас бай вернется в юрту и спросит, что мы придумали. Как поймать безбородого хитреца? Что вы скажете? У него в степи везде дом… Говорят, у его отца было десять братьев и сестер, да у его матери десять братьев и сестер… Вот почему у него всюду родня.
Аксакалы замолчали и принялись внимательно следить за молодой женой Аблая, которая внесла в юрту большое блюдо с куырдаком — поджаркой из бараньих почек и печени.
Ноздри гостей зашевелились — так аппетитно дымило блюдо с угощением.
— Алдар-Косе трус! — сказал один из гостей, не сводя взора с куырдака. — Если б он был настоящий жигит, он бы не прятался трусливо в степи, а принял бой… Сразился бы с нашими жигитами!
— Да, да, — закивали бородами аксакалы, — верно говоришь.
— И не только трус, а еще и наглец, — молвил Ергалы-бай. — Помните, как он обидел Сансызбая, когда тот приехал к нам с богатыми дарами?
— Э-э, ага, в тот раз сначала Сансызбай обидел Алдар-Косе, — сказал первый аксакал.
— Да, да, ведь он подарил Алдар-Косе ослиную попону, хе-хе! — развеселился второй аксакал.
— Хватит спорить! — прикрикнул Ергалы-бай. — Я говорю не о Сансызбае, а о наглости Алдар-Косе. Что ответил этот щенок великому и щедрому баю? «Да благословит тебя аллах за то, что ты возложил на меня платье со своего плеча!»
— Хе-хе, это же все равно что назвать бая ослом! — заметил первый аксакал.
— Хо-хо-хо! — рассмеялся кто-то из гостей, но, испугавшись, добавил: — Как земля носит такого наглеца!
— Один чабан говорил мне, — сказал второй аксакал, — что Алдар-Косе отрастил себе бороду… большую, черную.
— Он потому и зовется «Косе» — Безбородый, что у него не растет еще борода! — воскликнул первый аксакал. — Откуда же у него, почти мальчишки, может быть борода?
