Товарищи - Меттер Израиль Моисеевич (онлайн книги бесплатно полные .TXT) 📗
— Мать просила гостинец передать. Кланялась тебе.
— Ты насовсем приехал? — радостно спросил Митя.
Оказалось, что Витька Карпов приехал со своей матерью в Москву на три дня, к каким-то своякам, что ли. Заодно привезли продать сало, закололи свинью еще к праздникам.
Ох, как всё это было далеко от Мити! У него чуть было даже не вырвалось: «Разве за этим в Москву ездят?» Он во-время сдержался, чтобы приятель не подумал, что он здесь сильно зазнался. Витька и сам понял, что Мите не надо рассказывать, как он стоял около матери на рынке и получал от покупателей деньги.
Митя повел его сначала в общежитие, показал свою комнату, познакомил с забежавшими на минутку Сережей Бойковым и Сеней Ворончуком. Рассказал, что сегодня такая суетня из-за предстоящего вечера, и просил непременно прийти, — билет он достанет.
Потом он повел Витьку обратно в училище и показал выставку. Ему было немножко жаль приятеля, и поэтому он решил не говорить, что ножовка его собственная работы, но это как-то невольно вырвалось само собой; правда, он тут же добавил:
— Дело нехитрое, каждый сумеет, если захочет.
Показал свой комсомольский билет. Витька, как известно, всегда любил перечить собеседнику, но успехи приятеля были настолько очевидны, он так богат ими, что даже не к чему было придраться. В слесарном цехе они осмотрели Митины тиски и инструменты. Что мог противопоставить всему этому Витя Карпов?
Честное слово, Митя водил приятеля по училищу вовсе не за тем, чтобы выхваляться перед ним. Он ведь даже и не думал, что достиг какого-нибудь особенного совершенства. Наоборот, заметив восхищенное и вместе с тем подавленное настроение друга, Митя всячески давал ему понять, что каждый ученик располагает такими же богатствами, как и Митя.
— Ты непременно поступай к нам. Ну, хочешь, я сам с твоей матерью поговорю?
Витька рассказал лебедянские новости. Дом культуры выстроили, на днях будет открытие. Володя Петренко писал родителям из Рязани, что в этом году кончает ремесленное по пятому разряду и его направляют токарем под Куйбышев на строительство гидростанции. (Тут слегка засосало под ложечкой и у Мити.) Мишка Зайцев передавал поклон, он в шестом классе. Мать здорова, скучает по Мите, просила тоже передать поклон и чтоб был хорошим человеком, здоровье просила беречь, ждет на каникулы домой.
— Старенькая она? — спросил Митя.
— Так особенно незаметно. Знаешь, какие матери бывают.
Они поговорили еще, а потом Витька ушел, пообещав прийти вечером.
Никаких дел у Мити уже, в сущности, не было, но он слонялся по училищу, не признаваясь себе, что свободен, и выдумывая причины, по которым ему надо зайти в клуб, в комитет, приоткрыть дверь к замполиту, бегать по лестнице от первого до четвертого этажа.
В клубе из боковых комнат доносились звуки духового оркестра, хорового пения, топот танцующих ног. На сцене стоял длинный стол, покрытый красным сукном. Позади во всю стену висела приготовленная к вечеру декорация — молодые березки и река.
Он заглянул во все комнаты по очереди, и отовсюду его прогнали, но он нисколько не обиделся; посидел в пустом зале в первом ряду, взобрался на сцену и представил себе, что зал полон народу, а ему, Власову, надо обратиться к людям с речью.
Оглянувшись и увидев, что кругом пусто, Митя громко сказал:
— Товарищи!
Голос прогудел в пустом зале.
— Здравствуйте, — сказал уже потише Митя. — Поздравляю вас, я окончил первый класс на «отлично».
Дальше речь не выдумывалась, он только вспомнил одну фразу: «Не будем успокаиваться на достигнутом…»
— Куда ты пропал, Власов? — раздался голос из темного конца зала. — Когда не надо, вертишься, а когда надо, не найти.
Секретарь комитета Антонина Васильевна появилась в проходе. Митя, смущенный, соскочил в зал.
— Садись, — сказала Антонина Васильевна голосом, который не предвещал ничего хорошего. — У меня в комитете народ, а мне надо с тобой серьезно поговорить. Ты сегодня отвечаешь за вестибюль?
— Отвечаю.
— Костя Назаров в твоей бригаде?
— В моей.
— А почему ты ничего не сказал мне о его нездоровых настроениях? Ты знал, что он собирается итти домой и не приходить на наш вечер?
— Знал. Он говорит, что у него болит голова.
— Ничего у него не болит. Блажь. Воспаление самолюбия.
Митя улыбнулся.
— А ты не смейся, — сказала Антонина Васильевна. — Сам тоже хорош. Тебе кажется, что если твоя ножовка висит на выставке, так ты уж готовый, сознательный, кадровый слесарь? Я к тебе, Власов, давно присматриваюсь. Думаешь, я не поняла, почему ты тогда на комсомольском собрании не сказал, что Бойков плохо готовился к экзамену по математике? Выдавать товарища не хотел! Это не дружба, а равнодушие к судьбе друга. И на Назарова тебе тоже наплевать…
— Антонина Васильевна, я ему по русскому языку помогал…
— Это твоя обязанность, и хвастать тут нечем. Сдать теорию и практику — для комсомольца еще только поддела. Ты насчет своего характера серьезно подумай. Вот, что, Власов, — поднялась Антонина Васильевна, — во-первых, ты отвечаешь за то, что Костя Назаров сегодня будет на вечере; во-вторых, на групповом комсомольском собрании через неделю сделаешь доклад о дружбе.
Антонина Васильевна неожиданно улыбнулась:
— Речи со сцены ты уже произносить умеешь, — значит, и с докладом у тебя будет всё в порядке.
Гости начали съезжаться часам к семи.
Сначала они проходили мимо Мити и Кости поодиночке, так, что их можно было подробно рассмотреть — кто в шляпе, кто в кепке, кто в офицерском мундире; а потом они стали толпиться в дверях, шли подряд, и тут уж было совсем не разобраться.
Тетя Паша, гардеробщица, только и успевала здороваться и всплескивать руками, — господи, да это ж Юрка Сазонов; милые мои, никак Витя Горохин; постой-постой, да тебя ребята Бубликом звали!
Сдавать на вешалку почти нечего было — погода стояла летняя, но никто не хотел миновать тетю Пашу.
До Мити доносились все эти радостные возгласы, и, по правде сказать, он даже не очень понимал, почему встреча с гардеробщицей вызывает такую буйную радость.
Не приходилось ему еще возвращаться в то место, где он вырос, в тот дом, где его знали мальчишкой.
Какой-то человек вошел, вытер пот со лба и спросил:
— Не опоздал? Встреча-то у вас сегодня? Здравия желаю, тетя Паша.
Гардеробщица пристально осмотрела гостя.
— Погоди, я вас чтой-то не признаю.
— Сейчас признаете, — успокоил ее гость. И, к Митиному удивлению, он тихонечко засвистел на какой-то залихватский мотив.
Тетя Паша прислушалась.
— Вася Коробов! — воскликнула она и заплакала. — Ты ж к нам в сорок первом в ситцевых штанах пришел. Вот такой махонький…
Пока тетя Паша хлопотала в гардеробе с одеждой Коробова, до Мити доносились обрывки разговора: какой был озорник Вася, вон то стекло на лестнице выбил, отобрал шинель и фуражку у какого-то первогодка, в эвакуации рвал с чужого огорода огурцы…
— Кто ж ты теперь такой? — спросила тетя Паша.
— Инженер. Был вот в Чехословакии, а сейчас на Волгу еду. Женился. Дочка есть.
Гостей стало приходить всё больше и больше. Иногда тут же, в вестибюле бросались навстречу два взрослых человека, называя друг друга смешными прозвищами, останавливались, хлопали один другого по плечу и говорили, с точки зрения Мити, всякую чепуху, от которой оба приходили в умиление и восторг.
Вообще некоторые гости вели себя странно; какой-то усатый человек спросил, например, у Мити:
— Общежитейский? В каком этаже живешь?
— Во втором.
— Слушай, друг, а кто в третьей комнате справа живет?
— Мы, — удивился Митя. — Вам кого-нибудь из наших ребят позвать?
Усатый человек переждал, пока мимо Мити прошло несколько гостей, и снова строго спросил:
— На той кровати, что возле правого окна, кто теперь спит?
— Я.
Человек вдруг пожал Митину руку.
— На моей постели спишь. Каждый год прихожу сюда на этот праздник и обязательно выясняю, кто занимает мою кровать.
