Карабарчик. Детство Викеши. Две повести - Глебов Николай Александрович (книги хорошего качества .txt) 📗
Когда-то здесь шумел густой лес и с утра до поздней ночи слышались голоса птиц. Затем произошёл обвал. Груда камней и земли обрушилась с горы и закрыла выход вешним водам. Образовался пруд. Деревья высохли и захирели на корню. И только не так давно вода из Сухого лога ушла, оставив ил и засохшие деревья.
Апрельское солнце освещало лишь западную сторону лога, оставив в тени всё остальное.
Когда ребята спустились в лог, там стоял полумрак. Набрав хвороста, они решили отдохнуть. Фрося увидела небольшую ящерицу, которая сидела спокойно на камне, сливаясь с ним своей окраской.
— Ребята, смотрите, ящерица! — Фрося и Янька одновременно кинулись к ней. Перебирая проворно лапками, ящерица юркнула в расселину, показав ребятам хвостик.
— Убежала, — сказала Фрося со вздохом и, усевшись на камень, произнесла мечтательно: — Скоро лето настанет. Скоро-скоро мы разъедемся по домам…
— Тебе жалко расставаться со школой? — спросил её Янька.
— Да, — тряхнула она косичками, — и со школой и с ребятами.
— Летом мы с Кириком обязательно приедем к тебе в гости.
— Вот хорошо-то, — обрадовалась девочка. — Буду ждать!
Из Сухого лога вернулись под вечер. Сложив хворост под навес и поиграв с Борисом в городки, разошлись по домам.
Склоны гор покрылись бледно-розовым маральником, цвели шиповники, акации и татарская жимолость. Среди буйных трав тянулись к солнцу бледно-синие колокольчики, белые, как снег, горные ветреницы и голубые змееголовики. Приятный запах трав, яркое солнце и горы манят в прохладу лесов и шумных рек. Прощай, школа, прощай, город! Впереди чудесное лето, целый мир таинственных приключений и неразгаданных тайн.
Кирик и Янька приближались к Бешпельтирскому перевалу. С него открывался величественный вид на Усть-Канскую долину. Справа виднелись террасовые горы, покрытые лиственницей, спускаясь выступами, они уходили далеко на север. Слева, точно исполинские колонны, высились голые скалы, и некоторые из них принимали причудливые формы старинных башен какого-то сказочного замка. Впереди лежало ровное плато, пересечённое лишь редкими холмами, а за ними, при слиянии двух рек, Кана и Кутергена, — районное село Усть-Кан. Ещё несколько часов езды вниз по Чарышу, и они будут дома. Мальчиков охватило радостное волнение. Спустившись с горных круч Бешпельтира, они поехали быстрее.
— Мама с тятей, наверное, нас ждут, — говорил Янька.
— Отдохнём денька два-три дома и поедем к Темиру, согласен?
Кирик кивнул головой. Он думал о прошлом, о своей встрече с Евстигнеем Зотниковым здесь, на Бешпельтирском перевале, о том, как его нашли Янька и дед Востриков.
— Посмотри-ка, кто-то едет нам навстречу.
Друзья попридержали коней.
Лошадь под всадником бежала мелкой трусцой, хозяин, видимо, не старался понукать её.
— Да ведь это дедушка Кичиней! — обрадовался Кирик.
— Верно! Давай, Кирик, испугаем его. Сдвинем фуражки на глаза, изобразим разбойников и налетим на него с двух сторон.
Ребята пришпорили коней.
Увидев людей, мчавшихся к нему во весь опор, Кичиней беспокойно заёрзал на седле и, быстро работая ногами по бокам своей клячи, пытался свернуть с дороги. Ленивая лошадь заупрямилась, и Кичиней, съёжившись, стал ждать наездников. Те стремительно приближались.
— Слезай с коня! — услышал он над самым ухом и почувствовал, как его бесцеремонно стащили с лошади.
«Разбойники!» — испугался старик. Послышался смех. Приоткрыв глаза, Кичиней увидел улыбавшихся Яньку и Кирика.
— А! Любящие друг друга братья! — радостно изумился старик и, вскочив на ноги, стал поочередно обнимать ребят.
— Здравствуйте, здравствуйте! Алтайская поговорка говорит: если гусь, расправив крылья, не полетит, то кто узнает, что он быстро летает, — старый Кичиней поднял указательный палец вверх и произнёс торжественно: — Не складывайте их.
Когда первый порыв радости прошёл, он опустился на корточки и, закурив трубку, произнёс, любуясь Янькой и Кириком:
— Ай-яй, как выросли, настоящие богатыри стали. Приезжайте летом ко мне в гости, я теперь живу в охотничьем хозяйстве, охраняю маралов.
Поговорив со стариком, ребята выехали на Тюдралинскую дорогу. При виде родных мест ими овладело радостное чувство. Наперебой они вспоминали прошлое.
— Кирик, смотри, вот тропинка, которая ведёт к Яргольскому ущелью, помнишь, где мы встретили Зотникова, Яжная и Чугунного!
— А вот за той горой мы нашли Печёрского, — показывая на мохнатую шапку лесов за Ярголом, говорил Кирик. — Наверное, избушка всё ещё там стоит, съездим как-нибудь, а? И на Коргоне побываем, — добавил он. — Вот только жаль, что дедушка Журавей погиб, — вздохнул он.
— Тюдрала! — с заблестевшими глазами Янька протянул руку по направлению села. Когда ребята подъехали к своему дому, из подворотни вылез Делбек и, узнав своих хозяев, принялся вилять хвостом.
В окно выглянула Степанида и, всплеснув руками, выбежала на крыльцо. Она обнимала то Яньку, то Кирика.
— Родные вы мои, наконец-то приехали, уж я ждала — ждала, глаз с окон не спускала. Заходите в дом. Лошадей потом расседлаете, — сказала она, видя, что ребята взялись расстёгивать седельные подпруги.
— Пускай пообсохнут, круто, должно, ехали, — Степанида посмотрела на взмыленных коней.
— Торопились, мама, — улыбнулся Кирик.
— Золотой ты мой! — Степанида нежно погладила мальчика по голове.
— А я что, оловянный? — засмеялся Янька.
Степанида привлекла ребят к себе.
— Оба милы, — сказала она и поднялась на крыльцо. — Вот и отец идёт!
По улице поспешно шагал Прокопий. Видимо, ему уже кто-то сказал о приезде ребят.
Впереди Прокопия бежала большая серая собака, похожая на волка, и, что удивило Кирика и Яньку, она не отходила в сторону, не обнюхивала заборы, как это обычно делают дворняги, а, наоборот, бежала на определённом расстоянии, изредка поглядывая на идущего сзади хозяина.
Прокопий поспешно вошёл в дом.
— Здравствуйте, сынки, — он поцеловал ребят и уселся вместе с ними за стол. — Рассказывайте, как учились?
— Перешли в шестой класс! — ответил Кирик и спросил: — Чья это собака у нас во дворе?
— Ваша с Янькой, — ответил Прокопий. — Эта собака не простая, а служебная немецкая овчарка. Подарил мне её начальник пограничной заставы.
— А как её зовут?
— Токшун. Он дрессированный. Чутьё у него развито сильнее, чем у Делбека. Он может найти любую вещь, берёт препятствия, хорошо идёт по следу врага и отличается большой преданностью хозяину. Расскажите, как живёт Печёрский.
— Да, он просил передать тебе вот это письмо, — подавая отцу толстый конверт, сказал Янька.
Прокопий вскрыл пакет.
«…По сведениям, небольшая группа белобандитов из разгромленного отряда барона Унгерна перешла границу и углубилась на территорию Улагана. Действиями наших пограничных частей бандиты были отброшены обратно в Монголию, но отдельным лицам, имевшим, видимо, специальное задание, удалось проникнуть в центральные районы Ойротии. Если что заметишь подозрительное, сообщи. Не забывай Кара-корум. Неплохо было бы дать задание Темиру обследовать Чарышские пещеры. Есть данные, что там скрываются контрабандисты».
Сложив письмо, Прокопий задумался. Чарышские пещеры. Много рассказов о них слышал он ещё в детстве от стариков. Таёжная глухомань, неприступные горы, подземная река, выбрасывающая на равнину трупы животных. Возможно, контрабандисты скрываются там.
— Отдыхайте, потом съездите к Темиру, — сказал он ребятам.
Токшун начал привыкать к своим новым хозяевам и выполнял их приказания.
— Давай, Кирик, спрячем твою шапку от Токшуна, найдёт он её или нет, — предложил Янька.
— Давай!
Из сундука была извлечена алтайская шапка с шёлковой кистью. Кирик дал понюхать её Токшуну и спрятал на сеновал.
Янька держал Токшуна на поводке.
— Можно спускать, — слезая с сеновала, сказал Кирик.