Фрам — полярный медведь - Петреску Чезар (книги бесплатно без регистрации txt) 📗
31 декабря… Вот и кончился этот необычный год. В общем, он не был таким уж плохим.
Там, на родине, веселый перезвон колоколов возвещает конец старого года. Здесь не слышно ничего, кроме завывания ветра на льду.
Облака снега ошалело катятся по торосам и ледяной глади, а сквозь белую пелену скользит полная луна, которой нет дела до бега времени. Она безмолвно следует по своему пути, равнодушная к человеческим страданиям.
Мы затеряны в жуткой ледяной пустыне, за тысячи километров от дорогих нам существ, и наши мысли то и дело возвращаются к любимому, родному краю.
Одна страница вечности дописана, открывается другая. Что в ней будет?
1 января 1896. Термометр показывает 41,5° ниже нуля. Лютый мороз.
Никогда еще этой зимой не было такого холода. Я полностью ощутил это особенно вчера, когда у меня замерзли кончики всех пальцев.
8 января… Ужасающая пурга… Стоит высунуть голову из нашей ледяной хижины, как бешеный ветер норовит подхватить тебя и закинуть бог весть куда… У нас жестоко мерзнут ноги. Мы часами колотим их одну о другую, но согреть никак не можем.
Нет, мне никогда не забыть этих страшных ночей! И среди всех страданий мысль все время улетает на родину, к своим!
А время бежит… Лив, моей девочке, исполняется сегодня три года. Уже большая, наверно. Бедный ребенок! Нет, Лив, ты не потеряешь отца! Надеюсь, что твой будущий день рождения мы проведем вместе. Я буду рассказывать тебе о медведях, о моржах, о песцах, о всех диковинных зверях, которые обитают в этих нехоженых местах.
1 февраля… Любопытную жизнь ведем мы в этой ледяной берлоге среди полярной ночи! Хотя бы почитать какую-нибудь книжку!.. Лоции и календарь я перечел столько раз, что знаю их наизусть. Но как бы то ни было, один вид печатного слова для нас утешение: тонкая ниточка, которая соединяет нас с цивилизацией.
16 мая… Опять медведи. Медведица с медвежонком. Убивать этих животных нет смысла, потому что у нас еще достаточно запасов от прежней охоты. Но мы считаем, что не мешает приблизиться и понаблюдать за ними, а в то же время и дать им острастку, чтоб они не тревожили нас ночью.
При нашем появлении медведица принимается рычать, но сейчас же отходит, мордой подталкивая перед собой медвежонка. Иногда она останавливается и оборачивается посмотреть, что мы делаем.
Дойдя до берега, семейство отправляется дальше, пробираясь между льдин; мать впереди, прокладывая путь детенышу. Тем временем я почти догоняю их, так что нас теперь разделяет всего несколько шагов.
Медведица тотчас поворачивается и весьма угрожающе двигается на меня. Она подходит совсем близко, устрашающе рычит, но не двигается с места, пока не убеждается, что медвежонок немного отдалился. Тогда, сделав несколько больших шагов, я быстро догоняю его.
Медведица повторяет маневр, чтобы защитить детеныша и прикрыть его отступление. Ясно, что ей очень хочется броситься и растерзать меня в клочки. Но прежде всего ее заботит безопасность медвежонка. Она отходит лишь тогда, когда он опять отдаляется на некоторое расстояние. Добрались до ледника, мать опережает детеныша, чтобы показывать ему дорогу. Быстро идти по снегу малыш не может. Медведица толкает его, следя за каждым моим шагом, за каждым движением.
Такая материнская любовь действительно трогательна…
Петруш отрывается от книги и смотрит на прибитую к стене карту Северного Ледовитого океана, пытаясь отыскать на ней то место, где находился Нансен, когда писал эти строки в своем дневнике.
Уже поздно. Но мальчик не чувствует усталости. Его не клонит ко сну. Дневник Нансена близится к концу. Он хорошо знаком Петрушу, который уже раз прочел его. И все же он ни за что не ляжет, пока не пробежит глазами последних страниц.
Так же, как Нансена, когда он писал свой дневник, вдохновляли переживаемые им перипетии, так вдохновляют они теперь и его маленького читателя. Умом и сердцем он участвует в них, они доказывают ему, что человеческое упорство и воля сильнее враждебных стихий.
Ни холод, ни пурга, ни голод не могут одолеть человека.
Победа остается за ним. Достаточно быть готовым к борьбе, трезво мыслить и никогда не терять ни хладнокровия, ни веры в свои силы.
Петруш снова склонился над книгой, он дочитывает последние страницы дневника Нансена.
12 июня… Выходим в четыре утра, подняв парус на нартах. За ночь мороз скрепил снег. Подгоняемые попутным ветром, мы надеемся двигаться легко и быстро, как на парусной лодке…
Хмурая окраска неба на юге доказывает, что вода там свободна от льда. И в самом деле, мы слышим, к нашей радости, рев яростных волн. В шесть часов останавливаемся.
Мы снова перед свободным, ожившим, одухотворяющим морем. Какая радость слышать его знакомый рев после того, как мы так долго видели его скованным тяжелым стеклянистым панцирем!
Каяки спущены на воду; примкнуты борт к борту; паруса подняты… Теперь вперед!..
Под вечер мы высаживаемся на кромке берегового льда, чтобы размять ноги, затекшие после долгого путешествия в каяке.
Разгуливаем взад и вперед возле каяков. Морской ветер спал; кажется, он все более заворачивает к западу. Интересно, сможем ли мы продолжать плавание при таком ветре? Чтобы удостовериться в этом, залезаем на ближайший торос… Вглядываюсь в горизонт.
— Каяки унесло!.. — кричит Иогансен.
Бежим со всех ног к берегу. Каяки уже далеко, их быстро уносит в открытое море: веревка, которой они были привязаны, порвалась.
— Держи часы!.. — говорю я Иогансену.
И мигом скидываю одежду, которая помешает мне плыть. Но раздеться совсем не решаюсь — боюсь судороги. Прыжок — и я в воде!
Ветер дует с суши и быстро гонит каяки в открытое море. Вода ледяная, одежда стесняет движения, а каяки все более отдаляются.
Я не только не догоняю их, а наоборот, отстаю. Поймать их мне представляется почти невозможным.
Но они уносят с собой последнюю надежду на спасение и все, что мы имеем. У нас не осталось даже ножа. Утону ли я или вернусь на берег без каяков — результат будет тот же: неминуемая гибель для обоих.
Я упорствую и делаю отчаянное усилие. Только такой ценой мы еще можем спастись. Когда устаю, ложусь на спину. В этом положении мне виден Иогансен, который нетерпеливо топчется на льду. Бедняге не стоится на месте: положение его действительно ужасно, потому что, с одной стороны, он лишен возможности прийти мне на помощь, а с другой — у него нет ни малейшей надежды на успех моих усилий. Броситься в воду за мной не имело никакого смысла. Позже он говорил мне, что это ожидание было самым мучительным моментом в его жизни.
Снова плывя на груди, я увидел, что каяки от меня недалеко. Это придало мне сил, и я еще отчаяннее заработал руками и ногами. Ноги, однако, начали неметь: скоро я больше не смогу ими двигать…
Между тем расстояние все уменьшалось. Если я выдержу еще несколько мгновений, мы спасены. Итак, вперед!.. Я все больше приближаюсь к каякам. Еще одно усилие, и я буду в одном из них!
Наконец-то! Хватаюсь за лыжу, которая лежит в задней части каяков, и подтягиваюсь к ним. Мы спасены! Пытаюсь взобраться в каяк, но окоченевшее тело отказывается мне служить. Одно мгновение мне кажется, что все напрасно: я достиг цели, но она не дается мне в руки.
После этой страшной минуты сомнения мне все же удается занести ногу на нарты и вскарабкаться на них. Пользуюсь этой точкой опоры и сразу берусь за весло. Но тело мое так онемело, что я еле двигаюсь.
Нелегко мне было грести одному в двух каяках. Приходилось все время поворачиваться, делая гребок то направо, то налево. Конечно, если бы мне удалось разъединить каяки и грести только в одном, взяв другой на буксир, дело пошло бы куда легче. Однако в том состоянии, в котором я находился, такой маневр был невозможен: мороз сковал бы меня прежде, чем я успел бы это проделать. Лучшим средством согревания оставалась энергичная гребля.
Но я весь закоченел. Когда ветер дул с моря, мне казалось, что меня пронизывают тысячи копий. Мороз пробрал меня окончательно: я стучал зубами, дрожал всем телом, но решил не сдаваться — изо всех сил работать веслами. И мне это удалось!
Вдруг я увидел перед собой двух кайр. Соблазн был чересчур велик: я схватил ружье и одним выстрелом убил обеих птиц.
Иогансен рассказывал мне потом, как он перепугался, когда услышал этот выстрел: думал, что случилось несчастье и никак не мог понять, что я делаю. А когда увидел, что я гребу и показываю ему добычу, решил, что я, наверно, сошел с ума.
Наконец я добрался до берега, но меня отнесло течением далеко от того места, где я бросился в воду. Иогансен прибежал по кромке льда мне навстречу.
Я вконец обессилел. Тащусь, еле держась на ногах и лязгая зубами.
Иогансен раздевает меня, укладывает и накрывает всем, что только может найти. Меня продолжает трясти. Пока он ставил палатку и жарил кайр, я заснул. Когда проснулся, обед был готов. Упоительно горячий суп и чудесное жаркое стерли последние следы этого ужасного приключения, словно его вовсе и не бывало…