Его величество Человек - Файзи Рахмат (читать книгу онлайн бесплатно полностью без регистрации txt) 📗
Махкам-ака теперь все чаще работал дома, вместе с женой. Если не считать хлопот, связанных с переброской готовых изделий, это вполне устраивало его. Но когда работы становилось много и поступали очень срочные заказы, Махкам- ака всегда приходил в мастерскую. Здесь, при строгом распределении заказов между подмастерьями, дело шло, конечно, быстрее. К тому же молодые кузнецы ушли на фронт, остались старики и подростки, и его опыт, его точный глаз и уверенные руки очень требовались мастерской.
Махкам-ака положил молот, бросил клещи в ведро и вытер поясным платком пот. В минуты передышки Хамидулла обычно торопился к горну — очищал его от золы, подбрасывал уголь, раскладывал инструменты по местам, и мастеру были по душе ловкость Хамидуллы, его умение держать рабочее место в чистоте и порядке.
Махкама-ака снова потянуло к окну. Одна половинка его открыта. Льется в окно солнечный свет, струится легкий ветерок. Махкам лег на подоконник, выглянул на улицу. В облике улицы появилось что-то новое, хотя приметы вроде бы все те же: трамваи, вдали чайхана, магазин, книжный киоск, парикмахерская... Несколько минут Махкам-ака присматривался к жизни улицы. Понял наконец, что за перемены произошли в ней: люди стали иными.
Нет прежней шумной толпы, не слышно смеха и оживленного говора. Не доносится из чайханы звон чайников и пиал, стук шумовки о котел. И магазин раньше был другим. Люди потоком тянулись туда. Выходили со свертками, радостные, общительные. А теперь... Теперь магазин опустел. Соль и та отпускается по карточкам. Нет больше в продаже патыра, сдобных лепешек, разных затейливых булочек. Один хлеб, да и тот черный, как смоль, и липкий, как клей, и тоже по норме.
Люди спешат. Возьмут по карточкам положенное и скорее либо домой, либо на работу.
Три парикмахера, отложив в сторону свои бритвы и ножницы, уехали на фронт. Долго парикмахерская стояла закрытой. А потом место уехавших заняли две женщины. Но и они часто сидят без дела, грустно рассматривая себя в зеркалах.
В облике улицы осталась неизменной одна деталь: Миршарифходжи, продавец газетного киоска, как и прежде, низко склоняющийся над развернутой газетой, внимательно читающий ее сквозь толстые стекла очков. Все, как раньше... Только голова у Миршарифходжи совсем поседела.
Стены домов и магазинов обклеены плакатами. Теперь к этим плакатам уже привыкли, а вначале люди не могли пройти мимо, подолгу стояли возле них... Гневные слова о гитлеровцах, призыв не щадить в борьбе с ними ни сил, ни жизни никого не оставляли равнодушным...
И тут Махкам-ака заметил мальчика лет семи-восьми, судя по внешности — казаха. Он вертелся около магазина. Грязный, в замусоленном, рваном пиджачке, мальчик протягивал руку к каждому, кто выходил с хлебом из магазина.
Самые сердобольные останавливались, давали кусочек. Мальчик торопливо съедал подаяние и снова подкарауливал выходящих. Вот вышла из булочной старушка. Она остановилась и стала рыться в своей сумке, потом пошла дальше. Махкам-ака хорошо видел, как из сумки выпала карточка. Он уже приготовился крикнуть, но не успел и рта раскрыть, как мальчик поднял карточку и кинулся вслед за старушкой. Старушка растрогалась и отблагодарила мальчика большим куском хлеба. Зажав в руке хлеб, мальчик повернулся лицом к мастерской и увидел кузнеца. Махкам-ака улыбнулся ему. Мальчик тоже улыбнулся в ответ. Махкам-ака пошел на свое рабочее место. «Славный парнишка, неиспорченный»,— думал кузнец. Щипцами он взял раскаленное железо из горна, положил его на наковальню и хотел уже ударить молотком, как вдруг услышал голос:
—А попить можно, амаки?
За окном стоял все тот же мальчуган. Махкам-ака поспешно кинул раскаленный кусок обратно в огонь.
—Пожалуйста, пей! — приветливо сказал он, зачерпнул кружкой воды из ведра и подал ее мальчику.
И именно в этот момент в мастерскую вошел Витя в новой тюбетейке, в чистом костюмчике, с узелком в руке.
—Дада! — прямо с порога звонко крикнул он.
—Заходи, сынок, заходи,— обернулся к Вите Махкам- ака.
Витя бросил на незнакомого мальчика, сидевшего на подоконнике, довольно недружелюбный взгляд, поздоровался со всеми, кто был в мастерской, и опустился на скамейку.
—Что же ты один пришел, сынок? — удивился Махкам- ака.
—Мы вместе с мамой. Она на базар пошла.
Старик, работавший у среднего горна, шутя спросил Витю:
—Ты, малец, обед принес всем нам или только папе?
Все рассмеялись, а Витя в растерянности опустил глаза.
Махкам-ака заметил, как незнакомый мальчик при упоминании об обеде проглотил слюну.
—Где ты живешь, дружище? — спросил Махкам-ака у мальчика, подходя к окну.
—В Джусалы.
—Это же далеко! Как ты приехал сюда?
—Поездом.
—Отец у тебя есть?
—Погиб на фронте.
—А мать?
—Умерла.
—Будешь со мной есть?
Мальчик отрицательно покачал головой.
—Дада, идите же! — Витя нетерпеливо звал отца.
Услыхав эти слова, мальчик с независимым видом отвернулся и спрыгнул с подоконника. Махкам-ака вернулся к Вите, развернул узелок и принялся за еду. Незаметно для других он следил в окно за мальчиком. Тот теперь стоял на тротуаре, не трогаясь с места и глядя куда-то в сторону. Судя по его настороженному виду, он прислушивался к разговору кузнеца с сыном.
—Ты тоже поешь.— Махкам-ака протянул Вите кусок мяса с костью.
—Это вам, дада, я уже дома ел.
—Ешь еще. Хватит нам обоим.
Мальчик, уныло опустив голову, отошел от окна.
...Вскоре в мастерскую зашла Мехриниса. Она рассказала мужу, что утром приходила Назарова — директор детского дома. Вечером зайдет еще раз: есть какое-то важное дело.
Когда Мехриниса и Витя ушли, Сали-ата, обращаясь к Махкаму, с удивлением заметил:
—Говорили, что мальчик ваш урус[44]. А он не похож на русского и бегло разговаривает по-узбекски.
—Нет, он русский. А к нашему языку способный. Дети быстро учатся чужой речи,— ответил Махкам-ака.
—Способный мальчик. И какой воспитанный!
—Птенчик повторяет то, что видит у себя в гнезде, Сали- ата,— вмешался Хамидулла.— Очень хороший мальчик! Приветливый. Как меня увидит, обязательно подбежит поздороваться.
—Другой у вас тоже русский? — поинтересовался Сали- ата.
—Тот еврей. Ах, сколько он, бедный, пережил! Их всех выстроили над траншеей и открыли по ним огонь. Какой-то старик, падая, закрыл мальчика своим телом. Когда Абрам открыл глаза, оказалось, что он один живой...
Кузнецы прервали работу и столпились вокруг Махкама- ака.
—О аллах, о аллах! Такой маленький мальчик!
—В ужасе он стал разыскивать мать и увидел ее невдалеке. Она была мертва.— Голос Махкама-ака дрогнул.
—О бедный малыш! Он ведь был уже в могиле. Да будет этот мальчик жив-здоров! — обхватив руками голову, вздыхал Сали-ата.
—И он все еще не может прийти в себя. Бредит во сне, кричит, зовет мать,— продолжал рассказывать Махкам-ака.
—Дай бог вам терпения и выдержки, уста! Ни на том, ни на этом свете не видеть вам нужды! А дочка ваша русская? — спросил Хамидулла.
—Пока не смогли уточнить. Думаю, или русская, или украинка. Документов никаких нет. Сама о себе говорит: я узбечка, дочь моего папы. Ласковая она. Стоит чуть задержаться на работе, она уже сидит у калитки, ждет.
Немногословный Махкам-ака, с тех пор как стал отцом большого семейства, с удовольствием рассказывал о своих детях.
—Полюбили вы их, как родных! Вырастут, на руках будут вас носить, вот увидите! — воскликнул Сали-ата.
—Пусть сбудутся ваши слова! — счастливо рассмеялся Махкам-ака.
—Сбудутся! Никогда не знать вам горя, мулла Махкамбай! Вы совершили доброе дело. Пусть будут живы-здоровы ваши дети, пусть живут в покое и мире.— Хамидулла посмотрел на часы.— Ого, пора уж и домой... Только бы Гитлера разгромить, а там...
—Отольются врагам слезы невинных,— твердо сказал Махкам-ака.
Люди начали собираться домой, но тут появился председатель артели Исмаилджан. Он целый день отсутствовал.
