Мой дом на колёсах (сборник) - Дурова Наталья Юрьевна (электронная книга .txt) 📗
«Ну, Пиф-Паф, сейчас нам с тобой достанется!» – подумала я.
Примеры посыпались со всех сторон. Я даже устала в уме умножать, делить и складывать.
– Теперь вы убедились, что Пиф-Паф отлично знает математику?
– Убедились! – хором закричали ребята, а любительница умножения прибавила:
– Выучил на «пять».
– Ребята, а вы не рассердитесь, если я сознаюсь вам, что пошутила?
– Можно, я скажу? А я сразу знал. В Уголке Дурова там это тоже показывают! – торопливо выпалил круглолицый паренёк.
– Вот и расскажи ребятам, о чём ты догадался, – предложила я ему.
– А всё очень просто! У меня даже Бурьян теперь знает, сколько будет дважды два. Он как лаять начнёт, если нужно четыре, так после четырёх тихонечко щёлк пальцами – и он перестаёт лаять. Два нужно – так после двух щёлкаешь. Вот и вся хитрость.
– Молодец! – похвалила я, протянув пареньку руку.
А он тотчас шаркнул ножкой:
– Агафьин Михаил.
Я даже оторопела от такой изысканной вежливости и уже хотела тоже представиться, как меня перебил рыженький веснушчатый мальчуган:
– Мишка, он у нас передовой, даже в девчоночий кружок рукоделия ходит!
– Вдвойне молодец! – поддержала я Михаила Агафьина. – Вот, ребята, Миша вам секрет собачьей математики почти разъяснил. Мне осталось немного добавить. Конечно, собака считать не умеет…
– Они глупые, – презрительно поджав тонкую нижнюю губу, сказала одна из девочек.
– Ты не права. Ум собаки, естественно, не такой, как у нас с вами, но глупой её назвать нельзя.
– Пиф-Паф, наверно, обиделся, – заметил кто-то из ребят.
– Вряд ли, – возразила я. – Пиф-Паф не понимает, о чём мы с вами толкуем. Ему знакомы лишь некоторые слова команды: «Ко мне!», «Сидеть!», «Рядом!», «Гулять!», «Лежать!».
Бедняга Пиф-Паф, услышав все команды разом, заметался и стал беспокойно смотреть мне в глаза, словно спрашивая, чему же повиноваться.
– Зато у собаки прекрасно развиты и слух, и зрение, и обоняние, – продолжала я. – Собака – необыкновенно чуткое животное. Вот я и заставляла Пиф-Пафа исполнять любое действие по моему сигналу. Ну как, интересно? – спросила я ребят.
Впрочем, незачем было и задавать этот вопрос. Я видела, как всё, о чём я рассказываю, заинтересовало ребят, и решила приступить к главному:
– А что, друзья, не устроить ли нам во дворе, прямо здесь, настоящий театр зверей?
– А можно? – с радостной неуверенностью протянула любительница умножения.
– Можно! Конечно, в нашем театре не будет ни тигров, ни львов, ни слонов, но ведь нас окружает очень много четвероногих и пернатых друзей. Артисты найдутся.
– А жаль, что без тигра. Вот бы с тигром здорово бы-ыло! – мечтательно протянул Рыжик.
– У нас пудель есть. Бабушка к лету всегда его подо льва стрижёт. Только вот цвет у него чёрный, совсем не львиный… – смущённо сказала ещё одна девочка.
– Значит, решено. Завтра в шесть собираемся у меня и по-настоящему всё обдумываем, – сказала я ребятам на прощание. – Ведь у вас скоро каникулы. Квартира моя – пятнадцатая.
Я поднялась к себе, распахнула окно и ещё долго наблюдала за стайкой ребятишек, обступивших огромный землекопатель. С каким восторгом следили они за сжатием железного кулака, в котором кубометр земли казался лёгкой горсточкой!
А неподалёку, впряжённая в телегу, мерно пожёвывала овёс лошадь. Ей ребячье внимание уделялось постольку, поскольку лошадь стояла на мостовой, где, громыхая, проносились тяжёлые пятитонки, не имеющие таких, как у неё, устало-грустных и выразительных глаз, но обладающие сотнями лошадиных сил.
Я вовсе не сетую, что восторг отдан металлу, вобравшему в себя силу и волю живого существа. Я счастлива волнением дошколят, подростков и солидных людей, ожидающих из космического полёта дворняг, знаменитых не родословной, а заслугами перед наукой, серых и белых мышей, мух и нежных листочков традесканций.
Но мне становится нестерпимо больно, когда те же подростки не видят рядом с собой этой частички жизни, когда у одного рогатка – для воробья, у другого – камень для кошки или приблудившейся ко двору собаки. Кто же вступится, кто сломает жестокость, идущую у подростка пока не от сердца, а от избытка энергии?
Вот оно, дело твоё, театр! Ты должен вырасти во дворе любого дома, где живут ребята. Театр зверей нашего дома, разожги костёр любви к четвероногим и пернатым, у которых тоже есть хрупкое, отбивающее время сердце! Разожги костёр любви ко всем деревцам и травинкам, которые пустили корни в землю, дающую нам жизнь…
Первый зритель – Ромка Ракетоноситель
С появлением театра «Малышка» всем ребятам нашего двора захотелось немедленно стать дрессировщиками, и они забыли о своей обязанности заботиться о малышах. Ватаги ребятишек от двух до пяти и от пяти до семи лет делали набеги на клумбы, строили песочные дворцы на мостовой, дрались из-за лопаток и оглашали двор воинственным упрямым плачем. Всё это, если выражаться словами председателя родительского комитета, ежедневно напоминало, что «дошкольникам нужна забота и надзор».
– Давайте с ними беседу проведём, – предложил Миша Агафьин.
– Попробуй! – насмешливо отозвалась Кета, самая ловкая дрессировщица нашего театра. – Хуже моего брата ничего нет на свете. Папа уверяет, будто недостатки пройдут с возрастом. Но Ромке вот уже скоро шесть лет, а он ни капельки не изменился.
– Давайте я малышам прочту лекцию на тему… – Лёня Тютькин взмахнул вихром и замолчал, подыскивая полезную тему.
– Правильно, правильно. Прочти, есть ли жизнь на Марсе! – засмеялась Кета. – А они у тебя будут спрашивать: что такое жизнь и что такое Марс? А вместо тебя ответит мой братец: Марс – это у нас на даче была овчарка, а у неё водились блохи. И что бабушка говорила: «Легче в лесу с моими очками найти гриб, чем блоху на Марсе».
– Кета, получишь ещё, посмейся только! – обиделся Лёня. – Я же хочу помочь театру. А ты! Эх!..
– Один ты, что ли, хочешь помочь? И я хочу! А как поможешь, если мама навязала мне Ромку и он за мной везде хвостом бегает? – Кета огорчённо покачала головой и добавила: – А я от него с трудом отвязываюсь.
– Ну уж с трудо-ом! – протянул Миша Агафьин. – Ракетой прилетаешь на репетиции. Эх! Кетка-ракетка!
– Не дразнись! – вскипела Кета.
– Да, здесь нужно хорошенько подумать, – прервала я ребят.
Однако думать долго не пришлось. Под вечер ко мне в дверь тихонько позвонили, звонок был отрывист и еле слышен. Собака, лежавшая под дверью, настороженно подняла уши. Вскоре послышались шарканье о стенку и снова такой же тихий звонок. Я открыла дверь. На пороге стоял мальчик лет четырёх-пяти с большой линейкой, которой, очевидно, он и нажимал на звонок.
– Ты за бумагой? – спросила я, помня о недавних компаниях по сбору утильсырья.
– Нет!
– Ну тогда за пробками и пузырьками?
– Да нет, я гость.
– Какой гость? – удивилась я.
– Здесь живёт Дурова. Я – Рома. Кета дрессирует у неё в гостях. Меня не берёт с собой. Я, знаете, Ракетоноситель. Это папа так говорит. Я сам пришёл. Вот… – вздохнул мальчик и спокойно, уже без разговора вошёл ко мне.
– Значит, ты и есть Ромка Ракетоноситель? Рада с тобой познакомиться. Хочешь стать дрессировщиком? – произнесла я то, что теперь привыкла говорить каждому маленькому гражданину нашего дома.
– Не-а, лучше пылесосом.
– Что?! – опешила я.
– Ага. Он вот шумит сильно-сильно, с грязью возится, а его никогда не ругают, только если уж испортится, конечно.
– Теперь понятно. Мне обидно, что я ничем тебе в этом не смогу помочь.
– А вы театр покажите. Я пришёл сам посмотреть.
– Ты, выходит, зритель?
– Нет, я Рома. Кета мне сестра. Только я ещё младший.
– Раз ты смотришь всё-всё в театре – ты зритель.
Я это сказала скорее для себя, потому что теперь была понятна помощь Лёни. Рыжик проведёт большую работу со зрителем. У меня тут же в уме возник план, но рядом стоял кроха зритель и требовал показа театра.
