Баллада о большевистском подполье - Драбкина Елизавета Яковлевна (книги .TXT) 📗
Было тогда в Петербурге два знаменитых дома, построенных по коридорной системе. Оба в рабочих районах. Один носил прозвище «Порт Артур», другой — «Маньчжурия».
Достаточно было войти в коридор любого из них, чтоб услышать пение: «Вихри враждебные веют над нами, темные силы нас злобно гнетут…» Днем пели дети, а вечером эту песню пели взрослые. Под каждой лампочкой, освещавшей коридор, можно было увидеть группу рабочих, читающих революционную книгу, листовку или газету, услышать жаркие споры политических противников или речи кого-нибудь из тех талантливых агитаторов, которые даже сказку о рыбаке и рыбке пересказывали так, что она приобретала революционный смысл.
Выйдя же на лестницу, можно было услышать разговор жен рабочих, задержавшихся, чтоб перекинуться словцом:
— Ну, как твой? Бастует?
— Вестимо, бастует. А твой?
— И мой тоже.
— Вот ходила на рынок, купила репы, сварю ребятишкам, пусть хоть брюхи набьют.
— Кончали бы уж скорее. Мне эти забастовки поперек горла стоят.
— Ты уж потерпи маленько. Вот свалят Николашку, тогда и кончат…
Да, так близок порой казался желанный час, в который «свалят Николашку».
Положение было настолько напряженным, что когда к одну из ветреных ноябрьских ночей Нева, как это часто бывает в Петербурге, поднялась, угрожая наводнением, и с Петропавловской крепости было дано несколько обычных предупредительных выстрелов, почти все в городе приняли эти гулко прозвучавшие в ночной темноте выстрелы за начало вооруженного восстания.
К концу 1905 года не было в России ни одного сколько-нибудь значительного центра, который не был бы охвачен массовой политической стачкой или той или иной формой восстания. В Харькове, Одессе, Ростове-на-Дону, Иваново-Вознесенске, Баку и десятках других городов происходили вооруженные столкновения с полицией и с войсками. В ряде мест борьба переходила на баррикады. В Красноярске, Иркутске, Чите и других городах Сибири возникли Советы рабочих, солдатских и казачьих депутатов. В Красноярске была создана Красноярская республика. Бурное крестьянское движение развернулось на Украине и в Прибалтике, где происходили настоящие сражения между царскими войсками и отрядами восставших.
В середине декабря в городе Таммерфорсе в Финляндии состоялась конференция нашей партии. «С каким подъемом она прошла! — вспоминает о ней Н. К. Крупская. — Это был самый разгар революции, каждый товарищ был охвачен величайшим энтузиазмом, все готовы к бою».
Во время перерывов между заседаниями делегаты конференции учились стрелять. Бывали они и на собраниях финских рабочих. Особенно запомнилось всем одно такое собрание, происходившее при свете факелов. Отблески пламени, которые пробегали по лицам напряженно слушавших людей, глубокая тишина, в которой звучали слова ораторов, — все это придавало собранию какой-то таинственный и по-особенному торжественный характер.
Конференция длилась недолго. В самый разгар ее работ пришло известие о вооруженном восстании в Москве.
Ленин и другие товарищи предложили немедленно ехать и Россию для участия в борьбе.
Над Москвой гремела канонада. Пресня пылала в огне. На уликах шли бои. Казаки и драгуны вскачь бросались на баррикады, но их встречали ручными бомбами и криками: «Опричники!», «Палачи!», «Убийцы!», «Воронье!», «От японцев побежали, а на нас свою храбрость показываете!»…
Поигрывая нагайками, казачьи патрули дежурили на перекрестках. Всех проходящих обыскивали. Если находили оружие, расстреливали на месте.
Усмиритель Москвы генерал Дубасов занял под свой штаб гостиницу «Метрополь» в самом центре города. В момент, когда баррикадные бои достигли наибольшей силы, в оружейном складе правительственных войск, который был устроен в здании «Метрополя», произошел взрыв патронных и пороховых запасов.
Почти три недели московские рабочие вели бои не на жизнь, а на смерть с превосходящими силами неприятеля. И в передних рядах под пулями, руководя борьбой, сражались большевики.
Помните ли вы Федю Насимовича, того мальчика, ученика Нижегородского городского училища, который нарисовал в школьном сочинении «Наша комната» картину страшной нищеты?
В 1904 году Федор Насимович семнадцатилетним пареньком переехал в Москву и поступил в электротехническое училище. Но его влекла к себе не электротехника, а революция. Он вступил в партию, начал вести работу на Казанской железной дороге, был избран членом районного комитета партии.
В декабрьские дни он участвовал в вооруженной борьбе: был дружинником, дрался на баррикадах в боевой дружине машиниста Ухтомского. Вместе с дружиной выбрался из-под обстрела солдатских пулеметов; увидев, что дружина неминуемо погибнет, Ухтомский развил бешеную скорость и обратным ходом вывел поезд дружинников из зоны огня. Дружинники полегли на пол, спасшись этим от пуль, изрешетивших стенки вагонов.
Чтобы подавить восставшую Москву, правительству пришлось вызвать Семеновский полк с пулеметами и артиллерией.
Тяжким было поражение, страшна была расправа над повстанцами. Семеновцы убивали людей на улицах, врывались в фабричные казармы, в квартиры и общежития рабочих, взламывали полы и стены, чтоб найти припрятанное оружие.
Прочесав Москву, семеновцы принялись за рабочие поселки Подмосковья. Вьюжной, непроглядной ночью в канун рождества пришла очередь расправы с рабочими Покровской мануфактуры, неподалеку от Яхромы.
О приближении семеновцев стало известно заранее. В фабричном бараке собрался местный Совет рабочих депутатов. Молча и сосредоточенно слушали присутствующие роковую весть, сжимая в карманах рукоятки револьверов.
Председатель обратился к собравшимся с речью. Он звал к дальнейшей борьбе. Страстно убеждал, что победа правительства, фабрикантов и помещиков временная. Предостерегал против паники. Говорил, что никто из активных участников движения не должен делать попытки скрыться, ибо это приведет к репрессиям против рабочих. Оружие и патроны рекомендовал побросать в реку Яхрому, так как каждый револьвер и патрон семеновцы объявят приготовленными специально против них, и это послужит предлогом к расстрелам. Литературу сжечь. Все списки, особенно списки членов боевой дружины, уничтожить…
Часы пробили два. Это было время, на которое было назначено прибытие семеновцев.
Посмотрев в окна, все увидели внизу поблескивавшие штыки.
Семеновцы ворвались в барак. Начались допросы и порки, длившиеся до вечера следующего дня. И расстрелы, расстрелы, расстрелы…
Долго длилась расправа над подавленной Москвой. Старая участница «Народной воли», П. С. Ивановская, вспоминая, как она уезжала с первым поездом, выпущенным из Москвы после восстания, рассказывает:
Поезд уходил при самой тяжелой обстановке. Всюду щетиной блестели штыки, сновали, громыхая саблями, офицеры. В вагонах стояла жуткая тишина… На станции Голутвино по Казанской железной дороге не смолкли еще звуки залпов: там кончались расстрелы без разбора — каждого, на кого указывал перст негодяя…
Отношение народа к царю и самодержавию выразили слова сложенного тогда стихотворения:
Декабрьское вооруженное восстание в Москве было высшим пунктом первой рабочей революции в России, ее вершиной.
Почему же борьба не привела к победе?
Потому, отвечал Ленин, что массы были еще слишком разрозненны и не поддержали московских героев, которые с оружием в руках поднялись против царской, помещичьей монархии.
