Пропало лето. Спасите утопающего. - Зак Авенир Григорьевич (читать книги полностью без сокращений txt) 📗
— Говори, — зашипел Подушкин.
— Чего тут говорить… — замямлил Андрей. — Говорить тут нечего…
По рядам прошёл шум одобрения.
— Хороший парень, скромный, — шепнула интеллигентная старушка своему пожилому соседу.
— Стояло знойное летнее утро, — подсказал Подушкин.
Андрею не хотелось повторять чужие слова, но и своих у него не было, как, впрочем, не было и самого подвига. Он вспомнил, как сидел только что на берегу возле Шурки и ничего не мог ей рассказать. Легко было устроить «спасение» Гульки, но рассказывать, выдумывать — этого Андрей не мог. И ничего не оставалось, кроме единственной возможности повторять слова Подушкина.
— Стояло знойное летнее утро, — донёсся до него сердитый шёпот его нового друга.
Поморщившись и тяжело вздохнув, Андрей неохотно выдавил из себя:
— Стояло знойное летнее утро.
Голос его звучал неуверенно.
— Над нашим городом плыла жара, — снова подсказал Подушкин.
Андрей нехотя повторил и эти слова. А потом, постепенно осваиваясь в новой роли, произнёс вслед за Подушкиным:
— Так и хотелось окунуть своё разгорячённое тело в прохладные воды нашего замечательного моря.
Андрей говорил всё увереннее и увереннее, и, как ни горько признаться, голос его звучал всё звонче и проникновенней.
…Колесо славы вертелось с невероятной быстротой. Андрей выступал то на лесной поляне у пионерского костра, то в красном уголке местного санатория, то в клубе охотников.
Уже без всякой подсказки повторял он заученные подушкинские слова:
— Вместе с моим закадычным другом Серёжей, которого все попросту называли Гулькой, мы направились к берегу моря…
Выступал ли он в естественном амфитеатре лесного пригорка перед пионерами или с огромной трибуны большого клуба швейников, предназначенной для ораторов самого высокого ранга, — слова были все те же — подушкинские:
— И вдруг я увидел, как из щели засочилась вода. «Неужели лодка дала течь?» — подумал я с тревогой. А вода всё прибывала и прибывала…
Торжественно восседали за столами президиумов довольный, гордый собой Подушкин и слегка растерянный Гуля. А голос Андрея от выступления к выступлению делался всё более уверенным, всё более вдохновенным:
— Я понял, что лодка идёт ко дну. «Что же будет с моим другом? — пронеслась в моём мозгу недобрая мысль. — Ведь он не умеет плавать!..»
Слушали Андрея хорошо, сочувственно кивали, улыбались, долго аплодировали.
Наконец слава привела его в радиостудию.
Андрей сидел в звуконепроницаемой комнате, обитой квадратами ячеистой упаковки для яиц. Он сидел перед микрофоном и произносил свой текст, глядя через стекло на звукооператора.
Звукооператор кивал головой и что-то говорил, а репродуктор, висевший на стене, повторял его слова.
— Повторите последнюю фразу, — сказал репродуктор, и Андрей повторял.
— «Что же будет с моим другом?» — пронеслась в моём мозгу недобрая мысль…
Звукооператор за стеклом поморщился.
— «В мозгу» не годится, — перебил Андрея репродуктор. — Скажи просто: «подумал я».
— «Что же будет с моим другом?» — просто подумал я, — сказал Андрей и взглянул через стекло на звукооператора.
Оператор за стеклом наклонился к микрофону.
— Тьфу, — сказал репродуктор. — Не говори «просто». Слово «просто» не говори, а просто скажи — подумал.
— «Что же будет с моим другом?» — подумал я, — повторил Андрей и тут же спросил: — Так? Правильно?
— Правильно. Но ещё раз. «Правильно» говорить не надо.
— А как надо? — растерялся Андрей.
— Так и надо, — кивнул оператор. — Всё говоришь правильно, но «правильно» говорить не надо. Понял? — повторит за оператором репродуктор.
— Нет.
— Слово «правильно» говорить не надо. Ну, говори.
Андрей устало сказал:
— «Что же будет с моим другом?» — пронеслось в моём мозгу…
— Мозгов не надо! — закричал репродуктор.
— Извините, — сказал Андрей. — Я устал.
— Хорошо, отдохни, — махнул рукой звукооператор и выключил аппаратуру.
Андрей опустился в кресло.
Слава становилась обременительной и какой-то нерадостной. Андрею надоели все эти выступления, чувствовал он себя скверно. Он никак не предполагал, что дело зайдёт так далеко. А дело заходило всё дальше и дальше…
Выступление Андрея по радио передавали в то самое время, когда он вместе со всей компанией возвращался в город. Ребята несли большие стеклянные банки, набитые лягушками, предназначенными для развития отечественной науки. Возвращался с ребятами и Гуля, принимавший на этот раз участие в экспедиции на правах законного члена компании.
Всякий, кому доводилось ловить лягушек, знает, что дело это требует особой сноровки и расторопности. Не так уж трудно приблизиться к лягушке даже на расстояние самое короткое. Но стоит протянуть руку, чтобы схватить, казалось бы, лёгкую добычу, как лягушка, не спеша, делает прыжок и оказывается вне пределов досягаемости. Особенно поражало Гулю, что они, эти самые лягушки, чуяли приближающуюся опасность спиной. Гулька с тоской и завистью глядел на Шурку, которая с лёгкостью просто невероятной наполняла лягушками свою банку, не сходя с места. Казалось, лягушки сами прыгают в неё. Впрочем, с не меньшим успехом наполняли свои банки и остальные, все, кроме Гульки, который, излазив болото вдоль и поперёк, поймал всего трёх крохотных лягушат.
И тем не менее Гулька был счастлив, он шёл, гордый богатым уловом своих друзей, и единственное, что его мучило, это вопрос: для чего, собственно, ребята собирают деньги и на что им не хватает тридцати двух рублей сорока семи копеек. Он уже хотел было спросить об этом у Андрея, как вдруг из раскрытого окна раздался искажённый репродуктором голос его друга:
«…ведь он не умеет плавать. Я огляделся вокруг. Гульки не было…»
Андрей ускорил шаг, делая вид, что он не слышит своего голоса.
А ребята остановились возле окна.
«У меня упало сердце. Неужели утонул? — доносился голос Андрея. — «Не бывать этому», — подумал я…»
Андрей вернулся, дёрнул Шурку за рукав.
— Ну, чего остановились?! Пошли.
Ребята со смехом двинулись дальше.
— Ну, Андрей, давай расскажи, куда сердце-то упало? — смеялся Давай.
— Как — куда? Ясное дело — в воду, — балагурил Макар.
— А какая недобрая мысль пронеслась в твоём мозгу? — издевался Яшка.
— Чего вы смеётесь? — вступилась за Андрея Шурка. — Это всё Подушкин написал.
— А он что, попугай, что ли?! — сказал Макар. — Зачем чужие слова повторяет?!
— А ты сам по радио не выступал? — снова вступилась Шурка. — Не знаешь, что ли, как это делается?!
Теперь голос Андрея слышался из разворачивавшейся на перекрёстке легковой машины:
«Посиневшие губы моего друга чуть заметно шевельнулись, и он глубоко вздохнул. Жив, жив! Не помня себя от радости…»
Машина скрылась за поворотом, обдав компанию пылью.
Когда облако рассеялось, перед ребятами возникла атлетическая фигура в пёстрой рубашке. Это был Нил Русалкин.
— Васильков… — сказал он как-то особенно внушительно и протянул руку Андрею. — Поздравляю. Я, маешь ли, был в командировке на семинаре спасателей, а ты, маешь ли, тут без меня… Молодец! Мы тебя, маешь ли, представили к награде. В воскресенье, на водном празднике, будем, маешь ли, вручать… Так что готовься!
Проехавшая машина обдала пылью Русалкина. И когда пыль рассеялась, Русалкина уже не было.
— Качать Андрея! — тихо приказал Макар.
Ребята окружили Андрея.
— Ну что? Ну чего? — насупился Андрей. — Издеваетесь?! Издевайтесь! Издевайтесь!
Андрей бросил банку с лягушками и побежал прочь. Банка разбилась, и лягушки заполнили всю улицу. Они прыгали, скакали, квакали… Ребята растерянно смотрели вслед удаляющемуся Андрею.
