«Из пламя и света» - Сизова Магдалина Ивановна (бесплатные онлайн книги читаем полные TXT) 📗
ГЛАВА 5
Елизавета Петровна Мещеринова просматривала только что полученный журнал, когда в дверь ее комнаты постучали и Елизавета Алексеевна, войдя решительными шагами, подсела к ее столу.
— Лизанька, я к вам, матушка, за помощью и советом, — сказала она, отвечая на вопросительный взгляд Елизаветы Петровны. — Мне нужен гувернер! Уж очень Мишенька по своему Капэ тоскует. Привык он к нему, сколько времени вместе прожили, шутка сказать! Ведь мсье Капэ Мишеньку очень любил. Достойный был человек.
— А как Миша отнесется к новому воспитателю?
Бабушка задумалась.
— Я так полагаю, что примирится с тем, чего не минуешь. А потом и привыкнет. Да и Капэ ведь все равно не вернешь…
— Вы хотите опять француза?
— Француза, Лизанька, француза, — твердо ответила бабушка. — Сейчас Мишеньке язык французский как родной, а потом, кто знает, глядишь, и позабудет. А главное, Лизанька, манеры! Иной раз у наших, особенно которые из семинаристов, прямо какие-то сокрушительные манеры бывают. Вот у невестки моей, у детей ее, воспитатель был семинарист. Так он, как из-за стола вставать, так стулом пристукнет, что у меня каждый раз сердце замирало. И руки все, бывало, не знал куда девать. Они у него красные были да большенные — на целую четверть из рукавов торчали!
— Да ведь это уж не от манер, а от бедности. Одеть бы его получше, перестали бы и руки торчать.
— Нет, нет, Лизанька, это уж у них у всех от рождения так, и этого ничем не поправишь.
— Так, значит, француза, — повторила в раздумье Елизавета Петровна, словно стараясь о чем-то вспомнить. — Постой-ка, мне ведь недавно кто-то говорил, да мне не нужно было… Ну как же, у Остроуховых слышала! Мы с ними завтра в одной ложе будем в Петровском театре, так я спрошу. Может быть, уж он поступил куда, француз тот.
Жан-Пьер Келлет-Жандро, француз, о котором вспомнила Елизавета Петровна, был родом из города Безансона. К свидетельству, выданному ему по переезде из Санкт-Петербурга, была приложена рекомендация одного из профессоров Московского университета: «Подтверждаю, что мне известен г-н Жан-Пьер Келлет-Жандро… как человек хорошей нравственности, безупречного поведения, характера кроткого и спокойного, одаренный и образованный — одним словом, как человек, весьма уважаемый во всех отношениях».
Ознакомившись с такой блестящей рекомендацией университетского профессора, Елизавета Алексеевна объявила Мишеньке, что в ближайшие дни в доме у них появится новый гувернер, которого она просит любить и жаловать.
Туманное утро принесло москвичам дождь. Миша тихо сидел в своей комнате на маленьком диване и молча невеселым взглядом наблюдал за новым гувернером, пока слуга раскладывал его немногочисленные пожитки. Когда мсье Жандро, окончив разборку своих вещей, проходил мимо него, направляясь вниз, в столовую, Миша отвернулся, угрюмо глядя в сторону.
— Мишель, — ласково проговорил новый гувернер, останавливаясь около него, — о чем вы думаете и откуда такая грусть?
— Мсье Жандро, — вместо ответа очень серьезно спросил Миша, — чей это портрет поставили вы на полочку… на полочку мсье Капэ?
— Чей портрет? — переспросил мсье Жандро. — Это портрет моего брата, нарисованный его другом.
— А кто был ваш брат?
— Мой брат умер во время взятия Бастилии.
Лицо мсье Жандро покрылось бледностью, и, не добавив больше ни слова, он прошел мимо Миши вниз по лестнице.
Как?! Неужели его брат, родной брат участвовал во взятии Бастилии и умер как герой?!
Бабушка дважды посылала за Мишенькой, напоминая о том, что его ждут к обеду. Но он еще долго сидел на своем диванчике, думая о том, что не всякому выпадает счастье иметь своим гувернером родного брата настоящего героя!
С этого часа Миша с упорством и великим интересом принялся расспрашивать мсье Жандро. Но мсье Жандро говорил на эту тему неохотно, и какая-то холодность, отчужденность звучала в его словах. Это очень не нравилось Мише, и однажды он рассказал французу все, что знал о том восстании, которое произошло почти три года назад в Петербурге.
Оказалось, что об этом мсье Жандро известно очень многое: он в точности знал, какие полки участвовали в восстании, и кто их вел, и как были расположены на Сенатской площади войска восставших.
Через некоторое время после того, как мсье Жандро поселился в доме Елизаветы Алексеевны, у Остроуховых был званый обед, на который вместе с Мещериновыми была приглашена и бабушка. Когда все сидели за большим столом, хозяйка обратилась к Елизавете Алексеевне с вопросом о том, как идет воспитание ее внука и как ей самой нравится мсье Жан-Пьер Келлет-Жандро.
Елизавета Алексеевна выразила хозяйке свою горячую благодарность за отменную рекомендацию и сказала, что мсье Жан-Пьер Жандро — премилый человек и обладает всеми необходимыми для его профессии познаниями.
— Внук мой его очень почитает. А мсье Жандро умеет его заинтересовать и беседой…
— Виноват, — неожиданно обратился к бабушке сидевший напротив военный генерал-губернатор князь Голицын, — о каком это Жандро идет здесь речь? Ежели мне не изменяет память, этот самый Жан-Пьер Келлет-Жандро переехал к нам в Москву из Санкт-Петербурга года четыре тому назад. И по поводу сего француза начальник Главного штаба Дибич сообщил мне тогда же, что оный французский подданный находится под секретным полицейским надзором. Я должен был тогда же дать строгое предписание нашему обер-полицмейстеру Шульгину следить за поведением сего нового москвича и доносить мне о нем каждую неделю. Впрочем, — добавил князь Голицын, посмотрев на растерявшуюся бабушку и смущенных хозяев, — должен сказать, к вашему, уважаемая Елизавета Алексеевна, успокоению, что в поведении оного Жандро ничего предосудительного замечено не было и вел он себя, по заключению обер-полицмейстера, вполне добропорядочно.
После этого князь Голицын развернул свою салфетку и приступил к обеду.
Елизавета Алексеевна, вернувшись домой, тотчас велела Прохору позвать Мишеньку вниз, в ее комнату.
— Вот что, дружок мой, закрой дверь и садись. Натерпелась я нынче страху и конфузу у Остроуховых за обедом!
— Почему, бабушка? Что случилось?
— Случилось, Мишенька, такое, что с мсье Жандро придется нам расстаться.
— Как расстаться? Почему? — нахмурился Миша.
— Уж что он такое сделал — не приложу ума, а только он все время под надзором полиции находится. Сам князь Голицын об этом при всех за столом объявил.
— Ну и что из этого?
— Как что из этого, Мишенька? Да ведь он, значит, какой-нибудь преступник! Хорошие-то люди под надзором не бывают!
— И очень даже, бабушка, бывают. Много хороших и лучших людей. И с мсье Жандро я, бабушка, не расстанусь.
Бабушка поняла, что спорить с ним бесполезно: не уступит и не согласится. Она только вздохнула и, разведя руками, сказала:
— Ну, если ты так решаешь, Мишенька, и ничего не боишься, я тебе перечить не стану. Только смотри, друг мой, как бы чего не вышло…
— Да он ведь и не участвовал ни в каком восстании!.. Но хорошо, бабушка, я посмотрю! — уже весело ответил Миша и убежал к себе на антресоли.
Все успокоилось в доме и шло своим чередом. Только бабушка каким-то новым — внимательным и опасливым — взглядом посматривала за столом на мсье Жандро, да один раз поразил ее Мишенька какой-то странной, ни на что не похожей песней:
громко распевал он за своей дверью:
— Что это, дружок мой, за странную песню ты нынче напевал? — спросила бабушка за обедом.
— Какую, бабушка?
