Загадка старой колокольни - Дрофань Анатолий Павлович (читать книги без TXT) 📗
— Как тут у вас дела, Иван Стратонович? Слушаются ли помощники?
— В аккурат…
— Может, ещё помощь какая-нибудь нужна?
— Э, нет, колхозом здесь ничего не сделаешь, надо, чтобы одна голова думала, что к чему… Работы много, но понемногу одолеем…
В тот вечер не работали. Дядька Роман в заводском спортзале на спартакиаде в поединке со своим соперником старался вернуть чемпионское звание. А мы вчетвером тем временем решили пойти к старому монастырю, потому что директор завода сказал, что на стене его уже укреплена государственная охранная грамота. Когда подошли к воротам, увидели, что наш давнишний знакомый, сторож с дубинкой, запирал ворота на замок. Дедушка поздоровался с ним и спросил:
— Говорят, где-то здесь охранную грамоту повесили. Нельзя ли на неё взглянуть?
Сторож нахмурился:
— Повесили… Вон… — поднял свою дубинку и показал на стену.
Мы подошли ближе. На стене было написано, что весь комплекс представляет драгоценный памятник прошлого и оберегается законом от любого разрушения.
Дядька Прокоп громко прочитал весь текст, весело засмеялся:
— А где же те, что хотели сровнять колокольню с землёй?
Сторож только отмахнулся:
— Уже смотали удочки… Давненько не ходят… А недавно и нам сказали собираться, чтоб к Новому году освободили всю территорию от складов. Так что не знаю, откуда эта напасть и взялась… Мне теперь тоже работу ищи…
А дядька Прокоп, такой шутник, на это очень серьёзно сказал:
— Разве не знаете, откуда взялась напасть на вашу голову?
— Откуда же мне знать? — поднял глаза сторож.
— Неужели этих двоих не помните? — указал дядька Прокоп на нас с Лёнчиком.
Мы от смущения даже отвернулись. Сторож плечами пожал.
— Ох, — вздохнул дядька Прокоп, — вижу, память ваша уже как решето. Да это же их тогда пожарники снимали!..
— А-а, так это вы, разбойники… Так, так, теперь припоминаю… И правда после них всё и началось…
Глянул я на дедушку своего — тот смеётся беззвучно, только седые усы подрагивают.
Тем временем дядька Прокоп опять очень серьёзно продолжает:
— Вот они на вашу голову напасть и свалили.
— Беда, — почесал затылок сторож. — Теперь не знаю, как и быть… Говорят, какой-то музейный городок будут открывать, экскурсантов будут водить, кому они здесь нужны?..
— Да как же кому… Вы что, из несознательных элементов, или как вас понимать? Разве не видите, что здесь написано: ценный архитектурный памятник… — показал сторожу дядька Прокоп.
— Да оно-то так, конечно… Но… Надо, видите ли, копейку где-нибудь зарабатывать…
Пошли мы улицей вдоль монастырской стены, а дедушка задумчиво говорит:
— Целый музейный городок будет… Может, к этому времени и мы успеем установить на колокольне часы?..
— Пожалуй, успеем, — говорит дядька Прокоп, останавливается и смотрит на колокольню.
Мы тоже повернули головы к ней — высокой, островерхой. Проплывают над нею белые облака. А у меня так радостно на душе! Радостно за дедушку, радостно за чугунную плиту на стене, за эту колокольню, что стоит, словно воин в шлеме, дозорным родной земли уже сколько веков и теперь будет стоять ещё долго. Я посмотрел в небо, но вдруг Лёнчик толкнул меня локтем:
— Жужу, ты видишь?
— Что?
— А вон высоко-высоко… — Он показывал пальцем куда-то левее башни.
Я поглядел внимательнее и увидел на голубом фоне неба три движущиеся точки: одна крупная и две по бокам помельче. Это были три птицы. Но как высоко они поднимались, еле-еле видны!
— Может, — шепчет Лёнчик, — это и есть то большое и чёрное, как ночь?.. Помнишь, что напугало нас на колокольне?..
— Сокол?
— Да. И два птенца… Тоже тренируют крылья перед дальней дорогой.
Мы ещё долго следили за ними, пока они не растаяли в голубизне, подавшись куда-то на юг.
Дедушка пошёл домой, а мы с дядькой Прокопом ещё пошли в спортзал.
Но лучше бы мы туда не ходили. Потому что мне было очень больно видеть, как дядька Роман, героически проведя со своим соперником два раунда, в третьем, добавочном, неожиданно упал…
Его соперник вновь выбрал момент и нанёс сильный удар левой рукой, от которого дядька Роман не устоял.
Я был так подавлен, что и не заметил, как по щеке потекла слеза.
РАБОТА СДЕЛАНА!
Уже и осень отплакала дождями, уже и зима отстонала вьюгами, а дедушка всё ходил на завод, в цех, в свой «кабинет», отгороженный щитами из голубого пластика.
И лишь в апреле, когда на деревьях появились тугие почки, а потом и первая клейкая листва, когда вокруг старого монастыря зазеленели молодые всходы разрыв-травы, вот тогда…
О, каким был дедушка в этот день! В день, когда должны были поднимать на колокольню часы!
На завод пошёл рано. А когда мы после уроков тоже заглянули в цех, он уже кончал упаковывать детали часового механизма. Каждую смазывал, заворачивал в бумагу, потом в мешковину и складывал в ящик. Бронзовые втулки затыкал хлебными корками, чтобы уберечь от повреждений во время транспортировок. И всё это делал с такой осторожностью, словно имел дело с хрусталём.
Я взглянул на него. Торжественная сосредоточенность, праздничность светились в глазах, в каждой морщинке.
Мы с Лёнчиком хотели помочь ему, но он нас отстранил:
— Спасибо, хлопчики, я и сам управляюсь… А вы, — он поставил в уголок своего «кабинета» стул, смахнул пыль, показал рукою на него, — садитесь вот здесь и смотрите, если желаете…
Время от времени в комнату заглядывал кто-нибудь из рабочих:
— Так, значит, в дорогу готовитесь?
— Сегодня двинемся… На постоянное место жительства…
— Удачи вам! Охотникам говорят — ни пуха ни пера, а вам, наверное, надо пожелать точного хода…
Дедушка счастливо улыбался, качал головою:
— Спасибо…
Заглянул директор завода:
— Вам помощь какая-нибудь нужна?
— Да у меня же гвардия помощников, — показал на нас с Лёнчиком.
Директор поздоровался с нами, как со старыми друзьями, подмигнул:
— За этих я уверен… Им только дай точку опоры, они и всю планету перевернут… Правда же, ребята?
Мы смутились. Положение наше в этот миг, да ещё при таких словах, было незавидное, потому что дедушка работал, а мы бездельничали, сидя на стуле. Я хотел уже пожаловаться, что дедушка сегодня не допускает нас к работе, но директор завода продолжал:
— Поднять такую махину на стометровую высоту не так-то просто.
— А мы уже приладили блочок, установили лебедку… После смены соберётся вся моя бригада и как-нибудь управимся…
Дедушка говорил с таким весёлым энтузиазмом, словно был не старый, седоусый и белоголовый дед, а молодой человек, полный сил и энергии. Рукава его тёмной спецовки были засучены, чтобы не мешали, ворот расстёгнут, фуражка сдвинута чуть ли не на самый затылок.
Вскоре смена кончилась, и в дедушкин «кабинет» начали сходиться все, кто помогал нам в работе: дядька Роман и дядька Прокоп, человек семь из литейного и механического цехов. К широким цеховым воротам подъехала грузовая машина, на неё начали складывать ящики и всё другое оборудование.
— Осторожно, осторожно! — покрикивал дедушка то одним, то другим грузчикам. — Часы — что нежнейшее яблоко, они не любят ни резких толчков, ни ударов.
Рабочие отделывались шутками, но всё же обращались с необычным грузом весьма деликатно.
Но вот уже всё погружено в машину.
— Ну, молодой рабочий класс, — сказал дядька Роман, — садитесь, поехали…
Он поднял сначала Лёнчика под мышки и передал его дядьке Прокопу, который стоял в кузове, потом меня. В кузове разместились все рабочие. Дедушка устроился в кабине, и мы двинулись.
Оказывается, возле колокольни уже хлопотал тот старик сторож, который когда-то прицеливался в нас палкой, будто из ружья, укреплял к столбу, вкопанному в землю, лебёдку, наматывал на барабан трос.
— О, если эти два казака тут, — кивнул он на нас, — значит, дело пойдёт хорошо. Они такие, что и в ушко иголки пролезут. Только почему же вы без третьего дружка?
