Автостопом на север - Хольц-Баумерт Герхард (книги онлайн без регистрации полностью .TXT) 📗
— Давайте попробуем усмирить их при помощи фокусов, — шепнул он мне. — У тебя найдется монета в десять или пятьдесят пфеннигов?
Немало удивившись, я достала из кошелька пятидесятипфенниговую. Он взял ее и зажал между указательным и большим пальцами левой руки. Поднял руку и спросил, видят ли дети монету, и попросил их только кивнуть в знак согласия. Но ему тут же пришлось вновь прижать палец к губам — такой поднялся крик. Затем он взял монету в правую руку, а маленького миловидного мальчика попросил посильней подуть на кулак, в котором должна была находиться монета. Каково же было общее и мое в том числе удивление, когда на раскрытой ладони монеты не оказалось. Дети потребовали, чтобы он показал и другую руку, но и в ней монеты не было. Признаться, я поначалу не поняла, в чем секрет. Раз десять он повторял этот фокус, но дети просили еще и еще. Тут-то и мне удалось подсмотреть, как это у него получается. Разумеется, монета оставалась у него в руке, он только молниеносно прятал ее в карман, отвлекая детей тем, что просил их дуть на кулак. Под конец, подмигнув мне, он вернул монету. Я лишь намекнула на рукоплескание. Тогда он быстро разделил свой указательный палец на две части, что малышей еще больше развеселило. Но я сразу поняла: в этом трюке главную роль играл большой палец. Этого мало — невероятно худой электрик стал вытягивать левую руку до невероятной длины. Это уж был чисто оптический обман, который я тоже очень скоро разгадала. Под конец он схватил себя за нос так, что тот затрещал. Дети верещали от восторга, их невозможно было унять. Однако этого фокуса я так и не разгадала. Вполне возможно, что у электрика действительно был какой-то сустав в носу.
«Дорогой Че, тебя здесь так не хватает! — подумала я с грустью. — Уверена, что и ты умеешь показывать фокусы, а с детьми ты обращаешься изумительно, в этом я сама успела убедиться».
Подумала я и об Оттомаре Хэппусе, о его великом искусстве, и мне вдруг стало стыдно, что я только что с таким восторгом рукоплескала дешевым фокусам. Это ж все так пошло, похоже на успокоительные таблетки для маленьких озорников. Мне следовало бы быть выше этого. Впрочем, человек странное создание; тощий электрик сделал вид, что откусил себе палец, и я вновь захлопала в ладоши, смеялась и радовалась всем этим глупостям, секрет которых был так прост.
— А ты не хочешь к нам в лагерь? — спросил меня электрик. — Понимаешь, нам нужен еще один человек, а ты мне нравишься, у тебя есть чувство юмора.
Это у меня-то юмор? Не уверена. Папа всегда говорит, что я чересчур серьезна и мне следовало бы проще относиться кое к чему. Нет, не хочу я в этот лагерь мясо-молочной промышленности, хочу в Альткирх. Мне необходимы покой и время, необходимо осмыслить, постигнуть душой все только что пережитое.
Дети просили меня снова поиграть с ними в «пол и потолок». Один мальчишка без двух передних зубов говорил «поу и поутоук». Теперь проснулись уже все, громко смеялся весь автобус. Даже какой-то козлиный смех тощего электрика, сначала так не понравившийся мне, теперь, казалось, превосходно гармонировал с серебристым смехом детей. Прежде чем сойти, я пожала много-много рук, в том числе и руку тощего электрика, в то время как его полная жена продолжала сладко спать.
И вот я снова одна на шоссе.
Глава IX, или 14 часов 57 минут
У Великана не только весь инструмент в ажуре — в четвертом измерении, как сказал бы Крамс, — он и работает так. При этом и не видно, что он работает. Оно работает. Вторсырье, которое Хэппус называет своим «вартбургом», будто бы само поднимается на домкрате, а гайки словно соскальзывают с болтов. Один раз Великан сдунул прядь со лба, а так никаких усилий не заметно. Запаска уже на барабане, оказывается, и она спустила, но чего удивляться-то — Хэппус ведь! Но вот уже посвистывает ручной насос, глушитель тоже подтянут покрепче, моей ржавой проволоки не хватило. Великан поднял капот и добавил дистиллированной воды в аккумулятор, зачистил свечи, замаслившуюся прожег зажигалкой и зачистил проволочной щеткой, добавив, что, к сожалению, у него нет свечей для «вартбурга».
— А вы не господь бог, в которого теперь даже пастор не верит… Пусть сам достает. Он же Хэппус, великая знаменитость. По телеку фильм с ним передавали, «Салют, Шери!», — почти шепотом сообщаю я.
Великан только пожимает плечами. Точь-в-точь как я до этого.
Намазав руки какой-то пастой, мы стираем ее чистой ветошью — мы настоящие механики!
— Благодарю вас, коллега, — говорит Хэппус и улыбается так, что и ты невольно улыбаешься. — Сколько я вам должен?
— Ничего ты мне не должен, если не хочешь меня обидеть.
Хэппус опять улыбается, но как-то кисло.
Теперь и Цыпка спускается к нам в долины труда и пота. Она стряхивает травинки с джинсов, движения какие-то неестественные, прямо как будто она опять декламирует.
— Я прокачусь с господином Хэппусом несколько километров и подожду тебя там…
Хэппус трясет руку Великану, затем мне.
— Терезу ты найдешь немного дальше, впереди. Прокатимся. Вуаля!
Он приглашает Терезу в машину. Тереза махает мне, будто графиня своему лакею Иоганну.
А мне так и слышатся слова Хэппуса: «В том обществе тебя я вижу, в котором не хотел бы видеть я тебя…»
Но, может, это оттого, что я стою, будто оцепенел, ничего не соображаю, ничего не чувствую!..
Бывший мертвец Оттомар Хэппус рывком включает заднюю скорость, дает газ, чуть не наезжает мне на ногу, круто заворачивает влево и со свистом, так что из-под задних колес вылетает фонтан песка и щебня, уносится прочь.
Из окна машины высовывается маленькая ручка Цыпки…
— «И укатила прочь, и нет ее, и песен нет ее…»
Это были слова Великана, и сказал он их очень серьезно.
Оба мы медленно подходим к его машине.
— Слава тебе, тетереву, что нет ее, что избавился наконец. Надоели декламации. Не меньше ста километров сэкономлю без нее.
— Есть хочешь? — спрашивает Великан, кивнув мне.
Мне и не хочется вовсе, а ведь совсем недавно я думал, что могу быка сожрать. Достав из кабины портфель, а из него три пакета — один с бутербродами, второй с помидорами, а третий с салом, — Великан нарезает сало полосками, а остальные пакеты кладет между нами. Сидим, едим, я чувствую себя все лучше и делаюсь все злее.
— Надо мне было выбить его за веревку коротким правым снизу…
— Кого это? — спрашивает Великан, и очередная помидорина исчезает в его пасти.
— Это я тут недавно паренька одного в нокдаун отправил. Завертелся он, как волчок… а этот знаменитый Хэппус… привет вам от всех ваших шестеренок!
Великан, зажав в кулаке бутерброд, показывает на фонарь у меня под глазом.
— Случайное попадание, — бормочу я и тяну зубами кусок теплого сала.
Тогда он показывает на кровавую ссадину на моей руке, левой, — я и не заметил ее совсем:
— Ты за руками не следил, назад оглядывался.
У меня что-то в горле засвербило, потом полезло выше и вдруг начало звенеть в ушах.
Комиссар Мегрэ, кто, где и когда видел, чтобы этот великий сыщик краснел? Отвратительное неумение владеть собой может вызвать гнев префекта полиции! Так нетрудно и выговор заработать.
Вытащив из портфеля солонку, Великан отвинтил крышку и посолил помидор.
— Какая часть тела самая важная у человека? — спрашивает он меня.
Я не знаю да и не стараюсь отгадать.
— Пупок, — заявляет Великан, отправляя очередной кусок сала в рот. — Лежишь себе в постели, надо тебе яйцо съесть или там помидор — где соль хранить?
А мне не смешно. Раньше мне такая хохма понравилась бы. И я бы свой анекдотик подкинул… А сейчас мне совсем неохота запоминать анекдоты для Фридриха Карла.
