Девушка в черном - Промет Лилли (онлайн книга без .TXT) 📗
Ночами сделалось уже темно, как на морском дне, и холодно, но потом вдруг вернулась летняя жара. На берег катились волны тихой погоды, и женщины, стоя по колено в воде, мыли своих овец.
Саале не относилась безучастно к Кадиным хлопотам, но пребывала в рассеянности и иногда переставляла какую-нибудь вещь с места на место без всякой надобности. Во время работы среди людей она упорно глядела в землю, как делают заключенные или больные. Вечерами ее тянуло из дому; она даже не понимала, куда идет, пока не обнаруживала себя на берегу. Все ее чувства были напряжены и припаяны к одной мысли: отец ведь тоже разошелся с матерью из-за религии, но мама осталась тверда в своей вере.
После ссоры Саале видела Танела только два раза, да и то издали. Саале не хотела попадаться ему на глаза, и Танел тоже, казалось, избегает встреч. Но в те два момента сердце Саале начинало безумно биться.
Вечерами, когда она ходила вдоль пустого берега — ноги в песке и на губах горько-соленый привкус морского ветра, — она думала о многом, вперемешку обо всем, что было для нее важно или причиняло боль. Но это беспокойство мыслей заводило ее в еще больший тупик. И, как однажды, когда она сидела у моря, Саале снова подумала, что она себя замуровала. Теперь это явно был промысел божий. Но Саале чувствовала, как трудно ей жить по божьей воле и каким непосильным для нее теперь становилось отречение от мира.
Ноги в песке остановились. Из песка торчала какая-то деревянная игрушка. Саале нагнулась — формочка для пирожных из песка. Саале перешагнула через нее и пошла своей дорогой.
Но она вернулась. Наполнила формочку и выложила пирожное на гладкую спину камня. Девушка долго слушала, как вздыхают волны, шлепаясь на песок, и, только когда из моря поднялась луна, пошла домой.
Всю дорогу она ненавидела Паулу.
Дома Кади как раз обезглавливала салаку к ужину. Пришло время солить рыбу; теперь она еще случалась, но большого улова море не предвещало. В этот год Кади сторговалась в деревне, да и то загодя, насчет свиньи: когда наступят холода, будет что класть на сковороду. Да и своей картошки ей никогда не хватало на всю зиму, требовалось прикупать. Клочок земли, принадлежащий Кади, был столь каменист, что пахать приходилось с трудом, и родил он плохо. Ведь не зря пока существует народная поговорка, что людям, населяющим побережье, хватает на всю жизнь только работы и камней.
Иногда вечерами Кади раскрывала старый мужнин бумажник, застегнутый английской булавкой, и задумчиво пересчитывала деньги, заработанные летом. Денег было не мало, но и не много. Десятки, которые предлагала Саале, Кади не приняла, — девушке на зиму требовалась одежда, она была почти раздета.
Саале постояла у окна, глядя на лунную дорожку, Протянувшуюся через море, затем нашла в ящике обеденного стола нож и стала помогать Кади.
За этой будничной, привычной работой — разделкой рыбы, во время которой рыбачки приводят в порядок свои мысли и додумывают их до конца, — Кади подняла на девушку теплый взгляд и сказала:
— Детка, от любви не скроешься. Ведь у любви берегов нет.
Уже с раннего утра погода была теплой и светлой, а вода у берега такой прозрачной, что дно просвечивало.
Приемщик рыбы Пунапарт следил за морем в окно своей служебной будки и всякий раз выходил на причал, чтобы порадоваться на прибывающие лодки — они были полны живым серебром.
Ионас Тощий тоже считал, что утро дало хороший улов. Кутье сидел на крыше каюты, как генерал; Тийт держал курс к дому. Загорелые, покрытые рыбной чешуей руки Ионаса спокойно лежали на коленях, и трубка его пускала в ясный морской воздух струйки табачного дыма. А Танел просто смотрел на простор ленивого открытого моря, гладкого, как пол.
Их сопровождала стая крикливых воришек рыбы, которые летели, алчно заглядывая в лодку. Своими наглыми действиями они несколько раз прерывали повествование Ионаса о жене, которой не сиделось дома, и о муже, который тоже любил своим плугом пахать чужое поле. И хотя это была одна из обычных баек Ионаса, Танелу казалось, будто рассказ направлен в его адрес.
Чувство вины мучило его, но много ли толку от мудрости задним числом, когда все уже пропало. Если и попробовать объяснить, как и что произошло у него с Паулой, то Саале ведь не поймет и не поверит. Но теперь это, пожалуй, неважно: все равно бог стоял между ним и его любовью. И все же Танел до конца не верил, что он ничего не значит для Саале. Но, видимо, власть бога над Саале оказалась сильнее, чем ее любовь к Танелу. Аминь! На всем этом теперь надо поставить крест, такая девушка не для рыбака. И все равно Танел безумно любил ее.
Такие темные мысли бродили в светловолосой голове Танела.
Ионас держал трубку глубоко во рту и зорко всматривался в море, словно мог увидеть нечто для него новое.
— Что это там, Ионас? — насторожился и Танел.
— Нях, что-то не то, — бросил Ионас; вопрос Танела подействовал на него раздражительно. — И как это ты умудряешься спрашивать так быстро и много?
Он постучал кулаком по каюте и крикнул Тийту;
— Ты тоже видишь?
Но моторист уже сам догадался сбросить скорость и не отрываясь глядел вперед, где навстречу им плыло, покачиваясь, высунувшееся из воды нечто рогатое.
Мина. В этом они уже не сомневались.
Было бы просто покончить с нею выстрелом из ружья с подходящего расстояния, а так, сколько ни гляди, ничего не сделаешь.
— Откуда же она выплыла? — спросил Танел, обращаясь к Ионасу, который считался знатоком в таких делах.
Ионас объяснил, что со временем ржавчина разъела трос, державший мину, вот она и поднялась. Ничего хитрого.
Ионас и Тийт быстро посовещались между собой. Пожалуй, самым мудрым было бы скорее вернуться в родную пристань и сообщить о находке. Но вдруг за это время какая-нибудь другая лодка наскочит на мину? Иди знай, как может измениться погода и куда отдрейфует рогатая сатана, чтобы натворить несчастье. Случись такое, три рыбака и Кутье до смерти будут ощущать вину. Действовать по приказу сердца и чувству долга — закон моря.
Так рассуждали мужчины в лодке. Метрах в тридцати от мины они совсем выключили мотор, чтобы не создавать волн. Во-первых, эта ржавая падаль могла взорваться от одного только движения волн, а во-вторых, большее расстояние было бы трудно проплыть.
Трое в лодке, не считая собаки, вырабатывали план. Канатов у них хватало. Требовался примерно тридцатиметровый конец. Танел не показывал, что радуется, как мальчишка. Он, самый молодой из них, должен был подплыть к мине и найти способ, как прикрепить ее к канату. Если у мины остался кусок троса, дело не так страшно, но если там лишь голое кольцо, потребуется смелость, и ловкость, и риску гораздо больше. Тогда придется быть с миной один на один, носом к носу, и заглянуть смерти прямо в глаза.
Внешне терпеливо Танел выслушал поучения и наставления: не спеша он стащил через голову свитер, снял штаны и сапоги и осторожно перелез через борт в воду. Вблизи берега вода еще не остыла после лета, но здесь, в открытом море, она обжигала. Уже проплыв полпути, Танел увидел, что мина, как они и предполагали, очень ржавая; совсем вблизи выяснилось, что у этой сатаны с четырьмя рогами довольно порядочный хвост — кусок троса. Задача Танела значительно облегчалась.
Но ему пришлось немало помучиться, прежде чем удалось сделать петлю на конце троса и прицепить к ней канат, и ни разу у него не мелькнула мысль, что от такой работы можно взлететь на небо.
Больше всего его беспокоило, что собственное тело стало неподвижным, как колода, а руки одеревенели, плохо слушались и что к тому же резких движений делать нельзя и торопиться опасно.
В море стояла безграничная тишина, будто воздух затаил дыхание. И только когда Танел поплыл обратно, Кутье начал ерзать на каюте и радостно лаять. Ионас же вынул изо рта свою изогнутую носогрейку и с чувством облегчения сплюнул в воду. До сих пор дело шло успешно.
