Можете нас поздравить! - Ермолаев Юрий Иванович (читать книги TXT) 📗
Последние слова Геньки были условным сигналом. Настало время приводить в действие наш план. Я шагнул к Геньке и решительно сказал:
— Мы с Павликом не можем собирать сегодня металлолом.
— Как это — не можете? — не совсем естественно закричал на нас Генька. — В такой особенный день никакие отказы не действительны.
— Мы всё равно не пойдём, — поддержал меня Павлик, — у нас очень уважительная причина.
— Какая? — спросили вместе Игорь и Генька.
Я нарочно помедлил и переглянулся с Павликом. Дождавшись, когда он отрицательно затрясёт головой, я сказал:
— Хоть жгите нас на костре, сказать не можем. Но причина важная.
— Большого государственного значения, — добавил Павлик.
— Уж сказали бы — мирового, — очень кстати прыснул Борька-Кочевник, доедая второй кусок торта, который он прихватил вместе с первым.
— Вечно Мошкин с Хохолковым что-то выдумывают, — тряхнула своим хвостом Светка.
— Игорь, — обратился я к вожатому, — разреши нам не идти сегодня собирать металлолом.
— Никаких разрешений! — запротестовал Генька, хотя хорошо знал, что нас всё равно должны отпустить.
— Давайте условимся так, — остановил его Игорь, — мы вас отпустим, но завтра вы принесёте в школу пятьдесят килограммов лома.
— Согласны! — выпалил Павлик.
— Мы и больше принесём. Только не сегодня, — добавил я.
Попрощавшись с Федькой, ребята стали выходить на улицу, мы же с Павликом нарочно задержались в прихожей, а когда все ушли, вернулись к Федьке в комнату.
— Забыли что? — пробурчал он.
— Ничего не забыли, — сказал я, — разговор у нас к тебе есть.
— Что за разговор? — нахмурился Федька.
— Слушай, Петь, а может, не стоит с ним говорить об этом? — остановил меня Павлик.
— Вот те раз! — воскликнул я. — Ты же сам это предложил.
— А вдруг подведёт, нам же достанется? — Павлик сделал вид, что сомневается в Батове.
— А Марс? — напомнил я. — Разве этого мало?
— Марс хорошо. Только ещё не всё…
— Мы же обещали…
— Тогда говори, — подумав, согласился Павлик, — только пусть он сначала даст слово, что никому ничего не скажет. Даже своим дружкам.
— Даёшь слово? — спросил я Федьку, который слушал нас, точно иностранец, ничего не понимая.
— А что говорить-то? — спросил Федька. — Я пока ничего не знаю.
— Нет, — снова запротестовал Павлик, — для Федьки дать слово всё равно что лишний раз подножку подставить. Пусть произнесёт клятву. Самую страшную!
— Это ещё зачем? — опешил Федька.
— Чтоб государственную тайну не разболтал, — пояснил я.
Павлик вдруг снова потянул меня к двери:
— Пошли лучше. Не верю я ему.
— Стойте! — рассердился Принц-Федька, которого наш разговор уже заинтересовал. — Вы меня ещё не знаете. Если какая тайна, я могу камнем быть. Не беспокойтесь.
Я переглянулся с Павликом и, получив его молчаливое согласие, сказал Принцу:
— Надень пионерский галстук!
Он послушно надел.
— А теперь сделай салют и повторяй за мной, — приказал я и, оглядевшись по сторонам, таинственно заговорил: — «Если я, ученик четвёртого класса «А» Фёдор Батов, нарушу эту клятву… — Я остановился, чтобы Федька повторил сказанные мной слова. Он повторил, и я продолжал: —…и пророню хоть одно слово из того, что услышу сейчас от ЮНСОТов ГИНМа Павлика Хохолкова и Пети Мошкина…»
— Что такое ГИНМ и ЮНСОТы? — остановил меня Федька.
— ГИНМ — это Государственный институт научной мысли, — объяснил я, — а ЮНСОТы — его юные сотрудники.
— Вы его сотрудники?! — изумился Федька. — Почему?
— «Почему да отчего»! — сердито перебил его Павлик. — Сначала дай клятву, а потом расспрашивай.
Я ещё раз повторил для Федьки то, что уже сказал, и задумался. Нужно было придумать такую страшную клятву, какую Федька ни за что бы не нарушил. Я напряг все свои мысли и сказал:
— Если выдашь эту тайну, то обязуйся у всех на виду съесть дохлую лягушку и забраться по водосточной трубе на крышу нашего дома.
— Кому это нужно! — недовольным тоном оборвал меня Павлик и покачал головой. — Младенец ты, Мошкин! Лягушки у восточных народов считаются лучшим блюдом, а лазить по водосточной трубе дворник не позволит. — И, напустив на себя загадочно-строгий вид, он сказал Принцу-Федьке шёпотом: — Повторяй за мной: «Если с моих губ сорвётся хоть одно слово из того, что я узнаю… (Федька повторил), то первую же ночь, которая наступит после моей подлой измены, я проведу на городском кладбище… (Федька повторил.) А с наступлением весенних дней и до поздней осени я ни разу не сыграю в футбол и не искупаюсь».
Это, конечно, была очень сильная клятва. Всё лето не играть в футбол и не купаться — поневоле будешь держать язык за зубами. Я думал, Федька начнёт спорить, но он повторил эти два обязательства, даже глазом не моргнув, а в конце ещё добавил от себя громким шёпотом: «Клянусь, клянусь, клянусь!» После этого Федька немедленно потребовал, чтобы мы открыли ему нашу тайну.
Павлик наклонился к нему и заговорщически произнёс:
— Пришло время, о котором ты мечтал.
— Какое время? — вздрогнул Федька.
— Самое подходящее, — сказал я, — ты слышал про то, как люди во сне учат иностранные языки?
— Как же, — закивал головой Принц-Федька, — об этом по радио рассказывали. Вот бы нам так уроки делать!
— Один инженер за четырнадцать ночей во время сна весь английский язык выучил, — сообщил я Федьке и развил свою мысль: — Учёные, как известно, никогда не останавливаются на достигнутом. Во все века продолжают свои поиски…
— Скажи, — перебил меня Павлик, обращаясь к Федьке, — ты слышал что-нибудь про «скоростную умнетику»?
— Ничего, — честно признался Федька. Он и не мог что-нибудь слышать о такой науке. Ведь её придумал наш вожатый Игорь.
— Это система самого быстрого изучения всех наук, — сказал Павлик. — Занимаясь по ней всего один месяц, совсем неграмотный человек может сдать экзамены на аттестат зрелости.
— А за год он проходит курс всего университета, — подлил я масла в огонь.
Павлик перешёл на шёпот:
— Эту систему изобрела группа учёных под руководством Григория Михайловича Полозова.
— Аниного отца?! — ахнул Федька.
— Да, — подтвердил Павлик, — он крупный инженер, а в детстве, как я, увлекался медициной. Знание этих наук и позволило ему сделать такое замечательное открытие.
— Представляешь, как нам повезло! — воскликнул я. — Ведь сейчас Григорий Михайлович ищет человека для испытаний.
— Он хотел произвести сбои эксперименты на нас, да мы не выдержали экзамен, — огорчённо признался Павлик.
— Не ответили что-нибудь? — спросил Федька, с интересом.
— Наоборот, — с сожалением вздохнул Павлик, — очень много ответили правильно. Вот и не подошли.
— Нужен совсем незнающий человек, — сказал я, — а то чему же его учить.
— Как Григорий Михайлович объяснил нам это, мы сразу про тебя вспомнили, — вставил Павлик, — есть, говорим, у нас такой человек!
— Ну, я тоже кое-что знаю, — запротестовал Федька и тут же с сожалением добавил: — Наверное, не сгожусь.
— А ты попытайся, поэкзаменуйся, — принялись мы уговаривать Федьку, — вдруг подойдёшь? Тогда через месяц первым учеником станешь. А через год — профессором. Науку вперёд двинешь и на весь мир прославишься.
— Как же я к нему на экзамен-то пойду? — заволновался Федька. — Мне ещё ходить не разрешили.
— Ты только согласись, он сам к тебе придёт.
— Сейчас ты ему нужнее, чем он тебе, — одновременно сказали мы с Павликом.
— Ладно, — решился Принц-Федька и махнул рукой, — зовите. Может, я и сдам экзамен.
Мы вихрем выскочили на улицу. Нас так и распирал смех. Но Федька мог следить за нами из окна. Поэтому мы с самым серьёзным видом прошли по его двору и только на улице, весело подмигнув друг другу, залились смехом. И не переставали смеяться до Аниного дома.
Григорий Михайлович ждал нас у себя в кабинете.
— Ну, как успехи? — спросил он. — Что сказал ваш подшефный?
