Концерт для контрабаса с собакой - Антонов Борис Семенович (книги без регистрации txt) 📗
Папа сказал, что они пойдут в кино.
Все шло по плану.
Как только мама и папа ушли в клуб, я побежал к Алешке. С полчасика мы позанимались английским. Алешкина мать радовалась и благодарила меня. Доволен был и Алешкин отец. Его приводили в восхищение иностранные слова и выражения, и он очень жалел, что сам не знает ни одного иностранного слова.
Когда стемнело, мы сделали вид, что собрались подышать свежим воздухом и вышли на крылечко.
— Знаешь что? — прошептал Алешка. — Дика-то, наверно, уже и нет.
— Как нет? — шепотом ответил я, схватив его за руку.
— А вот так и нет. Зря что ли Таратута грозился? Не слышно Дика.
Мы бросились к Таратутиному дому. Недалеко от забора залегли в траве.
Алешка тихо окликнул собаку.
Дик не отозвался.
Алешка свистнул.
Дик молчал.
Мое волнение передалось Алешке. Я положил руку на его плечо и крепко сжал ладонь. Хорошо, что вовремя. Иначе бы он перемахнул через забор.
— Алешк, не волнуйся. Сейчас мы узнаем про Дика,
Я сказал, как можно узнать, жив Дик или нет. Алешка от радости так хлопнул меня по спине, что я еле от земли отлепился.
Мы побежали ко мне. Я залез в окно и подал Алешке контрабас. Он осторожно взял его, поставил на землю. Я выпрыгнул, и мы поспешили к Таратутиному дому.
Дальше пошло, как по нотам. Я дернул за струны.
Воздух наполнился густым бархатистым гулом. Я взял еще несколько аккордов. В тот же миг к звукам контрабаса присоединился знакомый вой.
— Алешка! Это Дик! Дик это! Дичок! Дикуша! — кричал я, дергая за струны. — Он живой! Живой он!
Алешка зашипел на меня и прижал струны ладонью,
— Хватит музыки! Таратута услышит.
Я положил контрабас на землю. Надо подумать. Подумать вот о чем.
Мы выяснили, что Дик еще живой. Это раз.
Мы выяснили, что его прячут. Это два.
Мы выяснили, что дипломатическим путем его не освободить. Это три.
Значит, надо выяснить, где скрывают Дика и придумать, как освободить его. Это четыре, пять и шесть.
Алешка сказал, что слышал вой из погреба. Мне же показалось, что Дик пел в сарае.
— Давай еще раз, — прошептал Алешка. — Ты играй, а я буду звукоулавливателем. Подушевнее играй.
Алешка приложил ладошки к ушам и превратился в звукоулавливатель.
Я провел пальцами по струнам, словно у меня в руках был не контрабас, а арфа. Раздался густой звук. Его поддержал Дик. Вой его был томным, глухим и далеким.
— Ясно! — отрезал Алешка, переставая быть звукоулавливателем. — Дик в погребе! Яснее ясного, в погребе. Это же надо додуматься: собаку в погребе держать! — возмущался Алешка. — Что предпримем?
Мне показалось, что за забором стукнуло окно.
— Что будем делать? — громче повторил Алешка.
— Спасать! — категорически ответил я.
И папа тоже так считает. Наши мнения сошлись. Дик был нашим товарищем. Значит, и раздумывать нечего. Надо спасать.
Алешка пожал мою руку и перемахнул через ограду.
Загремели какие-то железяки. В одном из окон зажегся свет. Скрипнула дверь.
И вдруг мне в лицо ткнулся мордой Дик. Он прерывисто и громко дышал, метался из стороны в сторону, бросался на грудь.
Появился Алешка.
— Тревога! — прохрипел он, падая рядом со мной. На него бросился Дик.
— Дик? — удивленно вскрикнул Алешка. — Откуда?
— Как откуда? Из погреба. Разве не ты его открыл?
— Не-е, не я! Я шуму испугался… Там кругом консервные банки понавешены… Бежим!
Мы подхватили контрабас и, низко пригнувшись к земле, побежали от забора.
Сзади ослепительно сверкнуло. Раздался выстрел.
Алешка ойкнул и упал. С испугу я выпустил из рук контрабас. Он гулко шмякнулся о землю и загудел всем корпусом.
Надрывно залаяли собаки. Дик вдруг громко гавкнул и бросился к забору.
— Дик! — кричал я.
— Дикуша! — кричал Алешка.
— Дик! Дичок! Дикуша! — кричали мы вместе, позабыв про опасность.
Я в изнеможении сел рядом с Алешкой, ожидая прихода Таратуты-большого. Алешка стонал, навалившись на меня, сжимая от боли зубы, и растирал левое плечо.
Во дворе раздался еще один выстрел. Взвизгнула собака, ее поддержала другая, и вскоре вся деревня наполнилась собачьим лаем.
Молчал только Дик. Его-то голос я узнаю среди десятков других.
Рассказ шестнадцатый
ТАРАТУТА-МЛАДШИЙ
Стукнула форточка. Я открыл глаза и выглянул в окно. Внизу стоял Витька.
— Чего тебе? — недовольно спросил я.
— Конфетку да вам.
— Я же давал тебе.
— Еще надо… За письмо… — Витька помахал бумажкой. — Секлетное…
— От кого?
— Не велели говолить… Большой секлет… Давай конфетку, а то уеду…
На этот раз Витька изображал машину и вполне мог уехать, не отдав письма.
Конфетки не нашлось. Дал витаминов. Витька кинул бумажку в окно, бибикнул и скрылся за поворотом.
Я развернул записку и прочитал: «Место встречи — сосна. Время встречи — сразу же».
Что значит — «сразу же»?
Я еще раз перечитал записку. Почерк был незнаком. Да и написано открытым текстом, безо всякой конспирации. Не из Центра записка, это уж точно. Но откуда? И что значит — «сразу же»?
Сразу же… сразу же… сразу же…
Чего тут непонятного? Время встречи — сразу же после получения записки. Легче всего расшифровывается, а я гадаю.
Мама с папой вчера поздно из кино вернулись, так что не стану их будить. Потом объясню, почему и как из дома исчез.
Я побежал к сосне. Мне не терпелось знать, кто так срочно поднял меня с постели и по какому делу.
Вдали мелькнула мальчишечья фигура. Это не Алешка. Того я сразу бы узнал.
Я перешел на шаг. Не буду торопиться. Может, серьезный разговор предстоит, а я подбегу взлохмаченный и разгоряченный. Может, насчет космоса разговор. Посолиднее надо держаться.
Из-за дерева вышел Вовка. Так вот почему я не узнал его! Он был в простой теплой рубашке, в обыкновенных штанах и без своей широкополой шляпы. Не было и очков.
— Выздоровел? — вместо приветствия спросил я.
— Не совсем.
— А зачем пришел?
— Поговорить нужно.
— Оправдываться пришел?
— А чего мне оправдываться? Я с вами не воевал…
— Ты не воевал, так отец вовсю палил.
Вовка виновато опустил голову.
— Как он… Алешка-то?
— Гм, пожалел… Я и сам хотел бы знать, как он… Только не пойдешь же домой, не спросишь… Может, отец холостыми палил? — спросил я с надеждой. — Для испуга?
Вовка еще ниже опустил голову.
— Дробью он палил…
— В человека — дробью? — возмутился я.
— Он патроны перепутал.
— Как — перепутал?
Вовка поднял голову и впервые посмотрел мне прямо в глаза.
— Два патрона было… Один заряженный, другой холостой…
— Значит, холостым он в Дика стрелял?
— В Дика… Со злости…
Я не знал, что делать. Хоть пляши от радости! Дик живой! Вот Алешка обрадуется! Только что с ним? Поди все плечо разбарабанило! Вчера он от боли стонал. А сегодня еще и попало! Отец у него горячий.
— Ну, и чего же ты хочешь? — осторожно спросил я.
— Отец насчет Алешки велел узнать… и Дика привести велел.
Так вот оно что! Он не по своему желанию вызвал меня. Отец велел. Беспокоится, значит? Боится!
— Отец велел, говоришь? — презрительно сказал я. — Алешка в космос хотел тебя записать, а ты: «отец велел».
— Да я сам… Сам… Может, сбегать к нему? — растерянно лепетал Вовка.
— Не надо. Его в больницу увезли. Ясно?
— В больницу? — испугался Вовка. — А что, сильно ранил?
— Постарался.
Про больницу я на ходу придумал. Для острастки. Пусть поволнуются, подрожат. Я еще и про Дика что-нибудь придумаю.
— Про Дика забудьте. Закон такой вышел: в собак не стрелять! А кто стреляет, того судить будут. Так и передай своему отцу. Пусть сухари сушит.
— Ладно, — опустил голову Вовка. — Только ведь…
