Том 15. Сестра милосердная - Чарская Лидия Алексеевна (читаем книги txt) 📗
Теперь Ира не боится дурного влияния на Катю и смело берет к себе в отпуск младшую сестру. Здесь, в трех крошечных комнатках Зины Градовой, где поселилась Ира с молодою матерью и ее детьми-близнецами, с прежней служанкой Дашей, Катя не может научиться ничему худому. Здесь нет Нетти, задумавшей испортить ее младшую сестренку.
Нетти Баслановой с ее отцом, матерью и мужем давно уже нет в Петербурге. Андрею Аркадьевичу удалось выгодно продать картину и на вырученные деньги он повез за границу всю свою семью. Трогательно и задушевно было его прощанье с сестрами. Ссора Нетти с Ирой нимало не повредила доброму отношению Андрея к старшей сестре. Он звал ехать с собою молодую девушку, но, помимо всего прочего, Ира, не привыкшая жить на чужой счет, решительно отказалась от предложения брата. Ей хорошо жилось теперь у Градовой. Иногда «хибарку» на Васильевском острове, как называла Зинаида Юрьевна свои три маленькие комнатки, посещал и князь Леонид Вадберский. Его появления здесь были настоящим праздником для всех, особенно для Журы и Нади. Дядю Леню они любили, пожалуй, настолько же сильно, насколько недолюбливали дядю Валю, который, ко всеобщему удовольствию, не показывался здесь после своего недостойного поступка с Катей на Рождество.
К Леониду же Вадберскому Ира чувствовала большую признательность. Она хорошо помнила ту злосчастную ночь, когда юноша помог ей отыскать Катю, и питала к молодому студенту самое дружеское расположение.
Итак, в «хибарке» жизнь бежала, как поезд по рельсам: гладко и ровно. Ира служила в магазине, Зинаида Юрьевна утро и часть дня посвящала своим лекциям в медицинском институте, а по возвращении домой готовила Журу и Надю в приготовительные классы гимназии. К вечернему чаю возвращалась Ира. А по праздникам приезжала Катя, приходил Леонид, живший теперь у родственников, и они отправлялись куда-нибудь развлечься: или в музей, или в Эрмитаж, или на выставку, а то и в цирк на утреннее представление позабавить Катю и близнецов.
Теперь Ира получала 75 рублей жалованья ежемесячно и отправляла матери по пятидесяти рублей в Яблоньки, оставляя себе двадцать пять на стол, комнатку и мелкие расходы и умудряясь выкроить из этой суммы кое-какие гроши для Кати. Она давала воскресные уроки Журе и Наде и за это имела обед за самую умеренную плату. А ее крошечная комнатка стоила ей самые пустяки. Словом, сейчас жизнь улыбалась Ире, и она уже мечтала о том дне, когда, испросив себе двухмесячный отпуск у Ильи Ивановича Донцова, сама повезет Катю на каникулы в далекие милые Яблоньки и проведет в обществе матери светлые, радостные дни…
— Вот она, принцесса наша! Подумаешь, важности не обобраться!.. Словно мошки мы перед нею какие, идет, даже нас и не примечает вовсе. Головой никогда первая не кивнет. И чего важничает, право! Нищенка такая же, как и мы грешные! Так чего нос-то задирать? Что институт окончила, — важность в этом небольшая. Я и сама ученая. В гимназии побывала.
— Ну, Машенька, знаем мы, как вы побывали. Из четвертого класса выскочили, убоявшись книжной премудрости.
Карие глаза Тины, молоденькой продавщицы смотрели на розовую, свежую, похожую на пухлую булочку Машеньку, с явной насмешкой.
— Ну, уж вы, пожалуйста, — обиделась та, — вы-то уже сами хороши! Недавно покупательница «Антуанетту» спрашивает, а вы ей воротничок какой-то невозможный показываете!
— Вот уж неправда! — защищается Тина, — чтобы я «Антуанетты» не знала — ерунда!
— Барышни, взгляните, наша-то царевна-неулыба и вовсе разважничалась! — вдруг сказала Илочка, указывая на Иру. Как всегда, бодрая и спокойная, вошла она в магазин, поклонившись всем одним общим поклоном. Ира не сходилась ни с кем из продавщиц. Ни одна из них не нравилась ей. Пожалуй, только Евлампия Петровна пришлась по душе молодой девушке, и она часто и охотно беседовала с бедной портнихой, всегда озабоченной болезнью мужа и своими многочисленными детьми. Эта бедная женщина покорила Иру своею бесхитростною душой, простотою и мягкостью, вызывавшими невольную жалость и участие к себе. Барышни же продавщицы совсем не нравились Баслановой. Не нравилась ей их излишняя развязность, их вульгарные прически из фальшивых волос, сопровождающий их запах дешевых, крикливых духов, блузки с претензией на шик, а главное их часто недобросовестное запрашивание высоких цен у покупательниц. Но верная себе, Ира всегда здоровалась и прощалась со своими сослуживцами, всегда с готовностью отвечала на их вопросы, словом, ничем не выражала им своего нерасположения. И тем не менее барышни недолюбливали Иру, чувствуя все преимущество над ними ее глубокой, серьезной натуры. Они завидовали ее уменью держать себя с достоинством, заставлявшим относиться к ней вежливо и предупредительно администрацию торгового дома в лице ее представителя Ильи Ивановича Донцова.
И хотя все эти Тины, Машеньки, Илочки и осуждали между собою и скромный наряд Иры, и ее гладкую без завивки и фальшивых локонов и накладок прическу, и ее манеры, простые, как у провинциалки, по их мнению, но тем не менее дорого заплатили бы они сами за то, чтобы обладать такой же изящной простотой. Они шушукались и злословили на ее счет, изобретая целые легенды о частной жизни Иры, в которую никто из них не мог проникнуть, так как молодая девушка не имела обыкновения откровенничать с ними.
Сегодня же они почему-то исключительно занимались Ирой, но она менее чем когда-либо обращала внимание на них все это утро. На душе девушки было легко и радостно в этот день.
Март был на исходе. Подкрадывался веселый и ласковый апрель. Наступала весна, дружная и славная на редкость. Только что закончилась ранняя Пасха, которую Ира провела в обществе младшей сестры. Скоро лето… Короткий отпуск… Отдых в деревне под крылышком у нежной любящей матери… Ах, словом, все то, о чем так трепетно мечтала она во время своего пребывания в Петербурге!
"Скоро! Скоро уже теперь! — думала она радостно. — Скоро кончатся переходные экзамены у Кати и мы уедем. Катюша на целое лето, а я хоть на несколько деньков в милые наши Яблоньки. Вот-то обрадуется мамуничка наша!" — При одной мысли о матери увлажняются глаза Иры, а ее энергичное лицо принимает мягкое детское выражение.
— Наша-то, наша, смотрите, барышни, о суженом своем, никак, размечталась! Глядите-ка глаза под лоб закатила и улыбочка до ушей. Картинка да и только! — шепнула Илочка, проносясь мимо сбившихся в углу магазина продавщиц в ожидании покупательниц.
— Ха-ха-ха! И правда о суженом, — усмехнулась Машенька.
— Смотрите, смотрите, господа, страшилище какое! Батюшки, не то орангутанг, не то горилла, неужто же человек это? — испуганно спросила Тина, глядя на дверь.
В магазин дамских нарядов входил высокий человек с обильной растительностью на лице, на редкость загорелом в это раннее весеннее время.
Высокий, худой, с длинными руками, с бородою, начинавшей расти у него чуть ли не под самыми глазами, он, действительно, больше походил на огромную обезьяну, нежели на человека. Тяжелая, мехом вверх, шуба-доха покрывала его нескладную фигуру. А на улице был тепло по-весеннему, и солнце ласково пригревало землю. Ни шуба, ни доха были неуместны в эти первые весенние дни.
Господин вошел, внимательным взором обвел магазин и остановился на отделении капотов и матинэ, висевших в дальнем углу помещения.
— Мне нужен голубой шлафрок, — сказал он грубо, не глядя на продавщиц, а куда-то выше, через их мастерски причесанные модные головки.
— Извините, monsieur, — отвечала бойкая Илочка, — у нас нет шлафроков. Мы не торгуем мужскими костюмами.
— Вот именно, вот именно, — засмеялся, чему-то обрадовавшись, незнакомец. — Вот именно, мне и нужен дамский, а не мужской шлафрок.
— То есть, капот? — подсказала Илочка.
— Ну да, ну да, капот для девочки, который бы мог подходить и мальчику.
Илочка едва удержала смешок. Остальные продавщицы уже хихикали, прячась одна за спиною другой. Ире из-за стекла кассы хорошо была видна происходившая сцена. Но странный господин, казалось, вовсе не замечал устремленных на него насмешливых взглядов. Он внимательно оглядывал костюмы.
