Цирк приехал! - Аронов Александр (книга регистрации TXT) 📗

— А ну-ка, герой, поди сюда! — поманил он Борьку. Борька подошел, машинально комкая в кармане красный галстук.

— Ты что это в церкви делал?

— К мощам прикладывался, — выдавил из себя Борька, густо покраснев.

— К мощам? — взвился Аркадий Викентьевич. — А знаешь ты, как это называется? Знаешь, что в бога веруют только враги Советской власти, контры всякие? Где твой галстук? Какой ты пионер после этого? Мало тебе футбола было? Сегодня футбол, завтра церковь, а послезавтра что?

— Не знаю, что послезавтра… — вздохнул Борька.

— Зато я знаю! Я попрошу вожатого пионеров собрать. Тогда обо всем и поговорим. И о футболе, и о мощах, и о галстуке, который пионер Ваткин ни во что ставит!

На сборе разговор сначала шел совсем не о Борьке.

— Вы, пионеры, не любите вашу школу! — заявил вожатый.

— Неправда! Неправда! — закричали ребята.

— Ах, неправда! — прищурил глаз Коля Плодухин.

— Конечно, неправда!

— А я зашел в вашу пятую «Б» и что же увидел? Голые грязные стены, на которых висит старая стенгазета Романа Смыкунова.

— Почему только Ромкина?

— Конечно, моя! — завопил Ромка. — Кто, кроме меня, пишет заметки? Все только обещают! Я один за всех работаю. И стихи мои. И рисунки мои.

Возразить было нечего. Газета «Пионерский костер. Орган пятой группы „Б“ под редакцией и руководством Романа Смыкунова» целиком делалась Ромкой. Заметки были подписаны:

— И рисовать я не умею! — продолжал вопить Ромка. — Я рисую аэроплан, а все думают, что это пистолет. И нечего смеяться! Нельзя во всех вопросах быть гением! А Косилова не допросишься!

— А на что похож ваш класс? Ни одного портрета на стене, — говорил вожатый, — просто стыдно. На учительском столе старая бумага. Неужели вы и дома живете так неуютно? Неужели у вас нет занавесок на окнах? Так как же после этого вы можете уверять меня, что любите вашу школу?

Ребята опустили головы.

— Теперь о Ваткине.

Борька вздрогнул.

— Что от того, что мы его выругаем? Ровным счетом ничего. Завтра в Новом клубе большой антирелигиозный вечер. Я договорился с пионерской клубной ячейкой. Они приглашают всех нас к себе в гости. Весь сбор от постановки пойдет в фонд детей бастующих горняков Англии. Пусть Ваткин туда сходит. Очень полезное дело.

— Не пойду я, там бога будут хулить. Не пойду! — тихо сказал Борька из своего угла.

— Видали какой! — обрадовался Аркадий Викентьевич.

Вожатый позвонил в колокольчик.

Влас поднялся с места и гневно крикнул Борьке:

— Ты что же, детям бастующих горняков не хочешь помочь? Значит, ты против мирового пролетариата?

— Ничего я не против пролетариата. Что ты из меня дурачка делаешь! Вечер антирелигиозный. И идти мне на него грех!

Аркадий Викентьевич зло расхохотался.

— Слушай, Ваткин… — хитро глянул в Борькину сторону вожатый и невинно спросил: — Слушай, Ваткин… А бог грехи прощает?

— А что? — насторожился Борька.

— Нет, ты ответь. Бог грехи прощает? Замолить грех молено?

— Можно…

— Вот ты ради пионеров возьми грех на душу, а потом замоли!

Борьке пришлось согласиться. Аркадий Викентьевич рассмеялся ещё громче. Влас не выдержал:

— Что Аркадий Викентьевич все время смеется? Надо же понять… Человек рос без отца, без матери. Голодал, холодал. Да, Борька верил в бога, ну и что? Почему верил? Втемяшили ему с детства в башку его темную, чтобы боженьку слушался, вот он, дурак, и верил!

— И сейчас верю, и буду верить! — озлобился вдруг Борька и добавил: — Во веки веков. Вот!

— Видали какой? — обрадовался Аркадий Викентьевич. — Ай да пионер!

Все зашумели.

— Можно спросить Ваткина? — обратилась к вожатому Нина.

— Спрашивай!

— Неужели ты веришь, что по небу бог со святыми летает?

— Конечно, летает. А как же! И рай там есть.

— Так почему ни с одного цеппелина, ни с одного аэроплана их не видно? — не выдержал Влас.

— А они ещё выше, совсем на небесах, — не моргнув глазом, ответил Борька.

— А чем же они дышат там, на твоих небесах, дурак ты дурак, если там воздуха нет?

— Во-первых, ты не ругайся, а во-вторых, святым дышать совсем не обязательно, на то они и святые. А потом, может, там и воздух есть. Откуда ты знаешь, что там нет воздуха? Ты что, там был, что ли?

Влассплюнул.

— А на землю святые спускаются? — улыбнулся Коля.

— Заходят, конечно, — ответил Борька.

— Ты что же, их видел?

— Сам не видел, люди видели.

— А почему же до сих пор их никто не снял? — вмешался Валька Кадулин.

— А как ты их с небес снимешь? — возмутился Борька. — Так они тебе и дадутся!

— Почему, если святых видели, их до сих пор никто не сфотографировал? Почему ни одной карточки нет? — пристал Валька.

— А ты откуда знаешь, что нет? Может, у кого и есть! А потом, душу-то ведь не снимешь. Её и не видать вовсе!

— Вот видишь, Ваткин, совсем ты запутался, — сказал вожатый. — И ни одного святого ты сам не видел.

Борька надулся, засопел:

— Нет, видел! Сквозь прорезь! — Голос у него задрожал, в горле защекотало, но он выкрикнул: — Мощи нетленные Симеона Столпника! Вот!

И Борька горько заплакал.

Слово взял Аркадий Викентьевич. Он откашлялся и, протянув руку в сторону Борьки, сказал:

— Слезы, между прочим, есть соленая водичка. А соль нынче дешевая! И учти, что существует такая поговорка: «Москва слезам не верит!» У нас, правда, не Москва, а Пореченск, но и сибиряков слезой не прошибешь, не разжалобишь! Особенно пионеров!

— А Борька никого и не жалобит! — крикнул Влас.

— Ещё один выкрик, Шкапа, ещё одна выходка, и ты будешь удален отсюда! — пригрозил Аркадий Викентьевич. — Удален, как зуб!

Ребята зашумели. Вожатый сказал:

— Успокойтесь, ребята, мы во всем разберемся!

— Расцениваю такое поведение пионера Шкапа как желание сорвать ваш сбор, — продолжал возмущаться Аркадий Викентьевич. — Сорвать по-ли-ти-чес-кое мероприятие! Всех шумящих и мешающих следует расценивать как сообщников виновного! Куда вы, товарищ Плодухин, смотрите?

Ребята снова зашумели. Вожатый поморщился и зазвонил в колокольчик:

— Тихо!

— Пусть Ваткин ответит на вопрос, — сказал Аркадий Викентьевич. — Только на один вопрос. Ответит прямо, при всех!

Ребята насторожились.

— Ответь, Ваткин, — продолжал учитель, — ответь, что тебе дороже: крестик или галстук?

Стало очень тихо. Слышно было только, как скрипнул стул, с которого поднялся Борька, как застучали по полу тяжелые его башмаки. Борька медленно подошел к столу, молча снял с шеи галстук и положил его на стол.

— Что ты делаешь? — ахнула Нина.

— С ума сошел, Борька! — крикнул Влас.

— Подожди, Ваткин! — попытался остановить его Коля.

Но было поздно. Борька рванулся с места и опрометью бросился из дверей.

Борька бежал быстро. Миновав площадь, он перемахнул через забор и оказался в городском саду.

Борька заплакал и сел на скамью. Он просидел долго. Солнце спряталось за косматыми тучами. Подул ветер. На этой скамье и нашли его Влас, Нина и Александр Иванович.

— Ну что, все цирк ждешь? — ласково спросил Александр Иванович, присаживаясь рядом с Борькой.

Борька кивнул, глотая слезы. Помолчали.

— Ты понимаешь, Борис, что ты был неправ? — начал Александр Иванович.

— А что, Аркадий Викентьевич прав?

— Тоже неправ. Коля с ним из-за тебя, скажу по секрету, насмерть разругался. Но ты не имел права так поступать. Поэтому сам на себя пеняй!

— И на бога своего идиотского! — добавил Влас. Борька промолчал. Александр Иванович привстал со скамьи и оперся на палочку.

— Уверен я, настанет день, когда Борис сам от бога откажется. Поймёт. Меня сейчас другое волнует, ребята. Досадно, что забыл он торжественное обещание, забыл, что такое галстук пионерский.