Зеленое окно - Тихомиров Олег Николаевич (читать полные книги онлайн бесплатно .TXT) 📗
Потребность в Моцарте… Я слышал это имя. Известный композитор. Жил когда-то очень давно. Да, в книжке, которую мне давала Таня, кроме «Русалки», я полистал и другую вещь — «Моцарт и Сальери». Точно, на одной странице было нарисовано, как Сальери подсыпает яд в бокал Моцарта. Жаль, конечно, композитора. Тем более известного. Но всякие там симфонии я не слушаю. По-моему, песни гораздо лучше. Это, наверное, у Верки есть потребность в Моцарте, то-то свои гаммы барабанит… А у меня нет.
Потребность в Чехове… Ну как же! Очень хороший писатель… Я еще в школу не ходил, а мама мне читала «Каштанку». А про Ваньку Жукова мы в классе разбирали. Ну и жизнь была у бедняги! Только как он там написал?… Ага! «На деревню дедушке». Привет! Вот чудик-то! Впрочем, он не виноват. Другой на его месте, может, и не такое отчебучил бы… Рассказы, верно, интересные. Только при чем здесь потребность?
Но ведь у всех, сказал дядя Вася, она есть. У всех! А у меня нет. Ну и лопух! Ну и тундра!
НЕОЖИДАННОСТИ
Вначале мне показалось, что история с «Мустангом» ворвалась в нашу жизнь, как прилетевший вдруг откуда-то ветер, и все поменяла, все переставила по-своему.
Таня вновь была приветлива со мною, хоть все во дворе и считали, что мы с Диманом «наломали дровишек».
С Виталькой Таня держалась сухо и сдержанно, хотя я, честно говоря, не мог его ни в чем обвинить. Ну не захотел идти с нами, и не надо. Но Тане это почему-то не давало покоя. Она его не ругала, нет. Зато несколько раз спрашивала, что мы ему говорили, перед тем как пойти к гостинице, и что он отвечал, и когда появился он возле «Интуриста», и как там себя вел.
Я говорил ей:
— Да брось ты все это. Что вспоминать одно и то же!
— Нет, расскажи, — настаивала она, — я тебя прошу.
И я опять рассказывал, а она внимательно слушала. Прошло еще несколько дней, и вот встретился я как-то с Таней, и она, едва поздоровавшись, сразу же начала:
— Ты знаешь, Виталька мне все объяснил. Ты не думай, он вовсе не такой.
— Я и не думаю, — сказал я машинально. — Только ты о чем?
— Понимаешь, он не смотреть туда приходил, как вы будете бить камнями эту машину. Ты не думай, — повторила она. — Виталька хотел замести ваши следы, в случае чего. Он так и сказал — замести следы.
— Какие следы?
Таня досадливо поморщилась:
— Ну как же ты не понимаешь! Вот вы бы натворили дел, кругом суматоха — что да кто? А Виталька тут как тут. Он бы сказал: «Я все видел. Это один парень сделал. Он вон туда побежал». Ну и, конечно, придумал бы там всякие приметы и сторону неправильно указал бы. Вот видишь.
Таня просто светилась от радости, а я никак не мог понять, чего тут радоваться. Ну что было, то было, зачем же без конца вспоминать все это?
— Слушай, — сказал я, — сегодня отличный матч. Айда на стадион.
— Нет, — проговорила Таня, — мы с Виталькой сейчас в кино идем.
— А-а-а… — протянул я. — Что смотреть будете?
— Не знаю. Виталька билеты доставал.
— А-а-а… — И мне стало совсем грустно.
— Ты что? — спросила Таня и, помолчав, предложила: — Хочешь, идем с нами. Может, еще есть билеты.
— Да нет уж. Идите. А я на стадион. Пока. Я зашел за Диманом, и с ним мы отправились на стадион.
За матчем я почти не следил. Диман то и дело подскакивал на месте и толкал меня в бок.
— Во дает! — кричал он. — Ух, ты! Казалось бы, уж на что я люблю футбол, но теперь я равнодушно смотрел и на игроков, и на мяч, словно сквозь какой-то смутный сон. Я думал о Тане, и о себе, и о Витальке, конечно, тоже.
Порой я слышал, как по трибунам волной прокатывался рокот и затихал. Только меня он не захватывал, как обычно. Я будто бы окаменел, и эта волна ничего не могла со мной поделать.
Лишь когда на трибунах стало вдруг тихо-тихо и Диман, толкнув меня, прошептал: «Пенальти», — я как бы проснулся.
Футболист сделал короткий разбег… Удар!..
Это был пушечный удар. Вратарь прыгнул, но куда там! Мяч влетел в самую «девятку». И, как от выстрела, страшный грохот разорвал тишину — это в единый миг закричали, засвистели и захлопали тысячи болельщиков.
Теперь уже эта мощная и шумная волна подхватила и меня, и я тоже вскочил и закричал в один голос со всеми.
— Какой счет? — спросил я у Димана, когда рев на трибунах утих.
— Ты что, больной? — изумился Диман. Тут я и сам понял, как нелепо прозвучал мой вопрос: ведь сидел-то я здесь с самого начала игры — и вдруг ляпнуть такое.
— Ну ты даешь! — сказал Диман и потрогал мой лоб.
Матч продолжался, а я через несколько минут после пенальти опять стал чувствовать, как наползает на меня тот смутный сон, и вновь смотрю я на игру, а ничего не вижу.
После футбола мы пошли домой.
Во дворе возле своего подъезда Костик рисовал на асфальте ужасную рожу с трубкой во рту и пел:
— Идем ко мне пообедаем, — предложил вдруг Диман.
Я пожал плечами:
— Идем.
Пообедав, мы включили телевизор и стали смотреть передачу «Для дома, для семьи». Толстая тетка объясняла, как готовить слоеное тесто.
Я глядел на экран, а в голове моей вертелось:
Диман переключил программу, но и здесь было не интереснее: шел урок английского языка, преподаватель усиленно двигал губами и что-то писал на доске, но мне казалось, что он напевает:
— Диман, — сказал я, — выключай свой телек, надоело.
Диман щелкнул выключателем. А песенка все звучала.
— Диман, — сказал я, — ты не знаешь, что это за песня?
— Какая?
— «А нам все равно».
— Привет! — подскочил Диман. — Это же из «Бриллиантовой руки». Не видел?
— Нет.
— Темнота, — обозвал меня Диман.
— Хорошая картина?
— Полный блеск.
— Про что?
— Долго рассказывать. Но песенка!.. Никулин поет. А еще там драка — со стула свалишься.
Я поднялся.
— Куда ты?
— Смотреть «Бриллиантовую руку».
— А, ну давай, — сказал Диман. — Толковая картина.
Я пошел не в кино, а домой. Почему-то не могу я долго быть с Диманом. С ним я могу погонять в футбол, ну у телека посидеть немного — и все. Где же мне найти настоящего друга? Где?
Дома я взялся дочитывать «Кон-Тики».
Но тут вошла мама и сказала, что ко мне заходили Виталька и Таня.
— Зачем? — спросил я.
— Но знаю, мне они не доложили.
— Ты бы спросила.
Мама пожала плечами:
— То ты говорить, зачем я вмешиваюсь в твои дела, а теперь я виновата, что не расспросила. — И она вышла.
«Зачем же я им понадобился? — размышлял я. — Вместе заходили. И Таня, и Виталька. Лучше б одна Таня».
И вспомнились мне стена, и окно, и силуэт в расплывчатом, зеленоватом свете.
Стучат но рельсам колеса. Покачивается вагон. За окном мелькают в темноте огни: иногда одинокие, случайные, а иногда их много, целые россыпи — это поселки и города убегают куда-то назад.
И все это не в кино, не на экране, а на самом деле.
До чего же здорово, черт возьми! Ругаться нехорошо, я знаю. Мама бы мне сейчас сделала замечании. Но, во-первых, я это не вслух сказал, а во-вторых, я еду без мамы. Еду один! Ну разве но здорово?!
Я даже заснуть не могу, так здорово! Все кругом спят. В полутемном вагоне и храп, и какое-то бормотание сквозь сон, а я не хочу спать, не могу — лежу на верхней полке и смотрю в окно. Хотя смотреть-то без толку: ничего не видно. Кроме огней.
Темнота. Огни, огни, огни… Снова темнота. Даже чернота, как в пузырьке с тушью. А вот огонек. Один… второй… И все. Больше нет. Опять темнотища…