Где нет зимы - Сабитова Дина Рафисовна (серия книг .txt) 📗
Песок тает под ногами Гуль, небо расплывается прозрачным туманом, и…
Павел
Директора «Светлого дома», Елену Игоревну, я почти не знал. Никаких особых дел к детям у нее не было, так что обычно я только здоровался, встречая ее в коридоре. Но сегодня утром, когда я вернулся к воротам приюта, мне надо было с ней поговорить.
На работу Елену Игоревну обычно привозил муж, так что задача у меня оказалась непростая: слоняться недалеко от ворот, так, чтобы никто из идущих в ЦВС сотрудников меня не заметил, а директора я бы перехватил еще на улице.
Мое «доброе утро», кажется, ее совсем не удивило, она как будто сама ждала моего появления.
Я готовился к тому, что меня сразу начнут ругать за побег, но ничего такого не случилось. Елена Игоревна провела меня мимо усмехающегося охранника (сегодня дежурил не дядя Леша, а другой какой-то дядька, пожилой), усадила в своем кабинете за стол и первым делом позвонила в столовую, чтобы мне принесли поесть.
Это было очень кстати.
Второй ее звонок был, кажется, в милицию. Она сказала, что я нашелся — значит, меня искали.
И разговаривать мы стали, только когда каша кончилась.
Вот сидели, как интеллигентные люди, пили кофе и беседовали.
— Ты где был-то? Домой к вам ездили, там все замки на месте, в окнах темно, дверь опечатана.
— Дома был.
— В темноте сидел? А как пробрался — через окно? Окна целые все.
— Места надо знать, — усмехнулся я.
Она посмотрела на меня неодобрительно, но дальше выспрашивать не стала.
— И какие же планы у тебя теперь? Бежать больше не намерен?
Можно было бы домой сбежать — сразу бы сбежал. Больше всего на свете я хочу жить дома. Ходить с Гуль по утрам в школу, гулять с Кирой после уроков, рисовать…
Просыпаться утром и видеть Шурин портрет. Делать уроки за ее большим столом, представляя себе, что все мои дома: и Шура, и мама…
Лялька по-прежнему сидела в рюкзаке: мне почему-то не хотелось ее показывать раньше времени. И сперва я просто рассказал Елене Игоревне про то, что у моей сестры была любимая игрушка.
Нет, конечно, всю правду я говорить не стал. Как Гуль с Лялькой разговаривают, например, директору знать необязательно. Но что такое «любимая игрушка» — это каждая женщина знает.
— Что ж, давай попробуем, — сказала Елена Игоревна. — И, наверное, лучше тебе самому ей куклу отдать. Это кукла? Покажешь?
Я вытащил Ляльку из рюкзака и посадил на стол. Она немного жмурилась от яркого света и выглядела очень сосредоточенной и невеселой.
Могу ее понять. Дело ей предстоит не из легких. И если не получится, то какое еще лекарство придумать для Гуль, я не знаю.
— Забавная, — улыбнулась Елена Игоревна.
— А Гуль волновалась, что меня нет?
Елена Игоревна покачала головой:
— Вынуждена тебя огорчить: кажется, она ничего не заметила. По крайней мере, все было как всегда. Больше ничего не хочешь спросить?
— А чего еще?
— Ну, например, как у Юли с ногой.
Ой. Про Юшку-то я совсем не думал.
— Нормально у нее с ногой, — не стала мучить меня Елена Игоревна, верно прочитав мой несчастный виноватый взгляд. — Сильный ушиб, ссадина, но переломов, слава богу, нет.
— А она сказала, что мы… ну, что…
— Про ваш сговор? Да что ты! Пока ты убегал, Юля верещала на весь дом минут пятнадцать. Отвлекала нас. Это уж потом, сложив два и два, я сообразила, как было дело. Ну что, у тебя все? Пойдешь к сестре?
Нет. У меня было не все. Было еще одно важное дело.
Я достал из рюкзака конверт и протянул его Елене Игоревне.
— Вот, посмотрите.
— Алексашин Василий Сергеевич… Кто это?
— Мой отец.
— Я могла запамятовать, но, по-моему, в твоем свидетельстве о рождении имя отца записано со слов матери, и указано там — Соловьев, ну и так далее.
— Да нет же, не Соловьев. Алексашин.
— Бумажка-то откуда?.. Ах да. Дома нашел. Ты его знаешь? Видел когда-нибудь?
— Я только вчера это дома обнаружил. Случайно. Мама написала в записке, что это мой папа и что ему можно позвонить. Если что. По-моему, у нас как раз и есть «если что».
Елена Игоревна покрутила бумажку в руках, с сомнением хмыкнула:
— А ты мне вот что скажи, Паша Алексашин. Почему ты мне дал такой некондиционный обрывок? Пол-листа оторвано… Тут было что-то еще?
Я посмотрел директору в глаза ясным и честным взглядом и сказал твердо:
— Нет, Елена Игоревна, ничего тут больше не было.
— Хорошо, Паша, — сказала Елена Игоревна, засовывая бумажку в прозрачную синюю папку. — Я узнаю. И если будут какие-то новости… Только учти, что…
— Я понимаю. Большая вероятность, что Алексашин никто и первый раз про нас с мамой слышит. Но все-таки вы позвоните, ладно?
А потом я пошел к Гуль.
Гуль сидела у себя в комнате — так же, как все эти последние дни. С безучастным спокойным лицом. И смотрела куда-то перед собой, но одновременно далеко-далеко.
Юшка валялась на своей койке и крутила ноги Гулькиной Барби. Щиколотка у Юшки была перевязана бинтом, а в остальном она была вполне бодрой и веселой.
Едва я переступил порог, Юшка вскочила и вытолкала меня обратно в коридор.
— Ну что? Все путем? Получилось? Принес?
— Юшка, как твоя нога?
— Да ну, фигня, — отмахнулась она. — Думали — растяжение, оказалось — ушиб. Заживет как на собаке.
— Ты потрясающая актриса! — запоздало похвалил я Юшку. — Знаешь, когда ты заорала, я чуть сам не кинулся тебя спасать.
— Говорю — фигня! Главное — что? Что все получилось! Они, прикинь, тебя только к ужину хватились! Директор бегала-бегала, ментам звонили-звонили. К тебе домой приходили?
— Ага. Но я свет не включал, а двери были заперты снаружи.
— Супер, — потрясение вздохнула Юшка. — А как это?
— Тайный ход, — подмигнул я.
— Подземный? — вытаращила глаза Юшка.
— Воздушный!
Юшка шмыгнула носом и сказала деловито:
— Вот что. С воли полагается чего-нибудь приносить.
Я растерялся:
— У меня денег не было, и еды дома тоже. Чего я тебе принесу?
— Чего-чего! — огрызнулась Юшка. — А хоть чего!
Я сунул руку в карман и достал оттуда розовую туфельку Барби.
— Слушай, а Гуль и когда нормальная была, с этой Барби совсем не играла, — оживилась Юшка, цепкой лапкой схватив туфельку у меня с ладони, — может, она мне ее подарит? И как раз две туфли? Красиво!
— Думаю, подарит. Если…
И тут мы оба вспомнили, ради чего все затевалось.
— Ну что? Попробуешь? — кивнула на дверь Юшка. — А можно я посмотрю? Я не буду мешать, я у двери сяду!
Ужасно не хотелось мне свидетелей в такой момент, но как отказать…
— Только молчи, — сказал я.
Вошел в комнату, достал из рюкзака Ляльку и сунул Гуль в руки.
Лялька
Для человека, который меня не слышит, Паша все же удивительно разумен.
Это он залез в дом через чердак. А не воры.
И ночью мы с ним сидели в темном доме вдвоем.
Было хорошо.
Я и не думала, что так скучаю по своим людям.
Паша сел рядом со мной. Взял меня в руки. И разговаривал со мной. Обо всем.
Он рассказал мне, что все очень плохо. Что мама больше никогда не придет. И что даже проститься с ней детям не удалось.
— Иногда мне кажется, мама просто уехала. Далеко-далеко. И вернется через двадцать лет. Или через тридцать.
— Мне тоже так кажется про Шуру. В сущности, это так и есть. Я же знаю, что Шура сидит в зеленом саду под яблоней. Качается на качелях. Ест лимонное желе. И трава щекочет ей босые ноги. Только она не приедет. Да и зачем.
— И я всё думаю, Лялька, думаю. Где теперь мама? Успела ли она подумать про это? Ну — про то, где хочет оказаться. Хорошо тем, кто верит во всякий там рай. Только если честно, маме рай не светит. Ну, такой, настоящий рай, куда попадают только самые хорошие. А грешники в ад — знаешь про это, Лялька? Если так и есть, то моей маме надеяться не на что.
