Маленький Диккенс(Биографическая повесть) - Чацкина София Исааковна (лучшие книги без регистрации .txt) 📗
Не во сне ли это ему все представляется? Во сне или наяву? Наяву или во сне? Вдруг карета повернет назад и опять подъедет к воротам тюрьмы? Нет, они едут все дальше и дальше. Так это правда, а прежняя жизнь только сон — дурной, страшный, тяжелый сон!
А как же там, в тюрьме, все будет без него? И трудно было поверить, что там все останется по-прежнему, тюремщики все также будут отпирать и запирать ворота, громыхая железным засовом, всё так же будут арестанты шагать по тесному двору, все такие же будут решетки на окнах и мрачные, грязные подземелья. А в подземельях люди, похожие на мертвых. Неужели так всегда будет? Всегда? Всегда?
Все так же арестанты шагают по тесному двору.
ПОСТУПАЕТ В ШКОЛУ
Злой директор. — Канарейки в пюпитрах. — Как белая мышь жила в латинском словаре. — Веселые товарищи. — Мальчики пугают полицию.
Все знакомые Джона Диккенса в один голос твердили, что в Лондоне нет школы для мальчиков лучше школы мистера Джонса. Мистер Джонс прославленный воспитатель. У него учатся дети из самых богатых, самых известных семей. Отец Чарли не стал долго думать. Он послал сына к мистеру Джонсу взять программу и сговориться о плате за учение.
Школа была недалеко от Сомерс-Тауна, где поселились Диккенсы, на углу большой площади. Как только Чарли свернул из темного переулка на площадь, он увидел прибитую над дверью углового дома доску с надписью:
АКАДЕМИЯ ВЕЛЛИНГТОНА.
Мальчик стремглав перебежал площадь и постучал в дверь. За дверьми послышались тяжелые, медленные шаги. Двери открылись. Чарли увидел высокого человека с угрюмым, неподвижным лицом.
— Нельзя ли видеть мистера Джонса? — спросил Чарли.
Мрачный человек молча кивнул головой и указал на коридор. Мальчик нерешительно переминался с ноги на ногу.
— Вторая дверь направо, — пробурчал угрюмый человек.
Вторая дверь направо была полуоткрыта, из комнаты несло запахом бараньего жира. Чарли робко остановился на пороге; в комнате за длинным столом сидели мальчики, протягивая тарелки к большому блюду. Приземистый, толстый человек с засученными рукавами резал баранину тонкими ломтями и раскладывал ломти по тарелкам.
Чарли сразу заметил, что мальчики боятся толстого человека — стало быть это и есть директор.
Лицо у директора злое, а глаза маленькие, пронзительные; жилы на лбу толстые. На самой средине головы блестела лысина, прикрытая редкими седыми волосами, искусно зачесанными от висков на маковку.
Прическа эта поразила Чарли, но еще больше его поразило то, что мистера Джонса совсем не слышно: он все время говорит шепотом. Говорить ему, как видно, очень трудно и от этого он еще больше злится. Жилы у него на лбу вздулись, а изо рта вырываются глухие звуки.
Увидев нового мальчика, он состроил приветливое лицо, перестал резать баранину, подошел к новичку, спросил как его зовут и сколько ему лет. Замирая от страха, Чарли ответил, что двенадцать.
— О чем же думали его родители до сих пор? — зашипел директор. — Давно пора учиться. Он наверное ничего не смыслит в латинской грамматике? Ну да, не беда. Живо научится. Впрочем, его родители, может быть, желают сделать из него не ученого, а делового, торгового человека? Мистер Джонс обучает и бухгалтерии, всему, что необходимо знать деловым людям. Пусть мальчик передаст об этом отцу! Вот подробная программа занятий! — Директор вытащил из кармана толстый лист бумаги. — Здесь все напечатано. Какая плата? Об этом здесь тоже сказано. Пусть покажет отцу. У него воспитываются дети из самых известных семей. Лучшей школы нет во всем Лондоне. Учителя? Учителей много. Самые ученые люди на свете. Да и к чему учителя? Он сам ученее всех.
Маленькая речь утомила мистера Джонса, он пожал Чарли руку и вернулся к столу делить баранину. Чарли поспешил домой, к отцу.
— Плата за учение вперед! — крикнул ему директор вдогонку.
Отцу понравилась программа школы, а мать была довольна тем, что там обучают всему, что необходимо знать деловым людям. Она все еще надеялась, что сын станет богатым купцом или фабрикантом.
Чарли сильно отстал от других мальчиков и совсем забыл даже немногое, что знал из латинской грамматики в детстве.
Отправляясь в школу, он со страхом думал о том, что его ждет: он знал, что латинской грамматике учил сам директор. Когда Чарли вошел в классную, она была еще пуста. Это была большая комната с длинными рядами столов и скамеек. Скамьи для маленьких помещались ближе к кафедре, старшие сидели позади. У стены стояла аспидная доска. На грязном полу валялись обрывки ученических тетрадей. Вся комната была пропитана запахом плесени и гнилых яблок. Везде чернильные пятна: можно было подумать, что дом без крыши и весь год на него лил чернильный дождь, падали чернильные град и снег.
Вскоре классная наполнилась мальчиками. Все они спешили занять свои места. На новичка никто не обращал внимания. Мальчики со страхом ждали директора. Латинский урок был первым.
Когда мистер Джонс вошел, все глаза устремились на него. Директор посмотрел на детей злыми глазами и прошипел:
— Не мигать, не зевать! Держать ухо востро! Твердите, зубрите, не ленитесь! Линейки новые. Розги свежие. Ну, принимайтесь за учение!
Мистер Джонс подозвал к себе Чарли, дал ему книгу и велел выучить целую страницу. Сказал, что спросит его в конце урока.
Чарли вернулся на свое место и несколько раз прочел отмеченную страницу. Но как не старался, ничего не мог понять. Он попробовал зубрить непонятное, но в голове у него все путалось. Он с ужасом посмотрел на кафедру.
Перед директором была навалена груда тетрадей. Он линовал их, почти не глядя на тетради. Он глядел в латинскую грамматику, по которой спрашивал учеников. Ученики должны были вызубривать урок слово в слово. Как только ученик ошибался, мистер Джонс изо всех сил ударял его по рукам толстой линейкой из красного дерева. При каждом ударе мистер Джонс приговаривал:
— Как тебе кажется эта тросточка — а? Хороши у ней зубки — а? Есть и клыки — а? Укусила она тебя? Укусила?
Мальчик плакал и растирал руку носовым платком. Чарли со страхом следил, куда посмотрят свирепые глаза директора.
«Кого теперь будут бить»? — с ужасом думал Чарли.
Мистер Джонс искоса поглядывал в его сторону.
Соседи Чарли согнулись над тетрадками и дрожали.
— Диккенс, — прошипел директор, — поди сюда, расскажи-ка мне, что ты знаешь!
Чарли побледнел как смерть и сердце его сильно забилось. Он с первых же слов сбился и запутался. Большая рука потянулась к нему и жирные пальцы вцепились в его панталоны. Директор взмахнул линейкой, удар посыпался за ударом.
После латинского урока, самого долгого из всех, была большая перемена; ученики ожили, заговорили, зашумели и побежали в огромную пустую комнату, где им позволялось играть и бегать. Поднялась отчаянная суматоха. По зале полетели мячи — в одном из окон задребезжали стекла. Мальчики в ужасе кинулись к окну — тяжелый мяч попал в стекло. Мальчики боялись, что стекло разбилось. То-то попадет от директора. Но стекло, к счастью, уцелело.
— Нельзя так сильно кидать. Сколько раз я говорил — кричал большой мальчик. — Давайте лучше играть в кошку и мышку. Я буду кошкой! Кто будет мышкой?
Чарли, избитый директором, стоял один, в стороне, и плакал.
Несколько мальчиков, заметив новичка, мигом окружили его. Отправляясь в школу, Чарли принарядился, надел новую куртку, стоячий, туго накрахмаленный воротничок, и, подражая отцу, высоко, под самым подбородком, повязал галстук. Мальчики стали смеяться над ним.
— Ты что это важничаешь? — говорили они. — Пришел в школу учиться, а вырядился точно на бал. Говори, что важничаешь?
Чарли молчал.
— Что же ты молчишь? Немой, что ли?
— Погодите, он сейчас завизжит как поросенок.
