Чудо-юдо, Агнешка и апельсин - Ожоговская Ганна (читаем книги .txt) 📗
— Чем? Чем? — торопил Михал. — Приведи пример. Докажи, ты, философ!
— Помогает открыть что-нибудь новое, исправить или переделать старое… — продолжала она свои рассуждения. — Помогает понять другого человека, представить, что он чувствует.
— А какое мне до этого дело? Пусть себе чувствует что хочет. Ни к черту твои объяснения! И вообще, много задаешься! Думаешь, ты умнее всех? А знаешь, ты кто? Служанка при тетке!
Агнешка так подпрыгнула, что стол закачался.
— Не прыгай. Это всем известно. А то стала бы тебя тетка держать!
— Михал, — вмешался Витек, — чушь болтаешь! Агнешка живет у тетки так же, как ты у дядьки!
— О нет! Тут большая разница! За меня мама деньги присылает!..
— Я пойду… я уже все сделала, — поднялась Агнешка из-за стола с таким растерянным видом, что даже Михал был озадачен.
— Постыдился бы! — Витек был возмущен до глубины души. — Что за гнус в тебе сидит! Ко всем пристаешь, всех изводишь!
— А что я такое сделал? — Михал был искренне удивлен. — Что я сказал? Неправду? Правду сказал. Нет разве? Ведь учительница ее содержит!
— А тебе какое дело?
— А какое ей дело, есть у меня воображение или нет? Все меня обсуждают, а мне слово вставить нельзя? Нет уж! Дудки! Я как говорил правду, так и буду всегда! Никто мне этого не может запретить! Понял? Правда для меня — все!
— Понял. А что ж ты про свою любовь к правде сегодня в школе забыл?
— ??
— Когда математик тебя похвалил за то, что ты меня хорошо подтянул. И что домашние задания у меня всегда сделаны.
— А-а-а… что я должен был говорить? Только время терять. Не все ли равно? Какая разница?
— Ну, и вышло, что ты отличный товарищ.
— А что? Нет?
— Ты только себя любишь! — сказал задумчиво Витек. — Ты все примеряешь, подходит тебе или не подходит…
— Все умные люди так поступают и тебе тоже советую. Что это ты мне речи толкаешь? Воспитатель нашелся! Одна кончила, так этот начал! Давно ты стал такой разговорчивый?
— У тебя научился!
— Вот видишь, значит, со мной водиться полезно, — сразу подобрел Михал. — Еще тебе надо мышцы подкачать, а то смотри, какой ты хилый. Слушай, а может, это у тебя солитер?.. Умора! А?! Ох, сказал, и сразу есть захотелось! — рассмеялся он и помчался к себе в комнату.
После ужина, укладывая в портфель учебники и тетради, Михал взглянул на тетрадку с сочинением и даже поморщился. Учительница велела ему дать тетрадку на подпись дяде. Церемонии! За стенкой живет, а надо ей, чтобы дядя расписывался.
— Дядя, подпишите, — сказал Михал, подсунув Чернику тетрадь. — Пани Толлочко велела.
— Зачем? Под одной крышей живем…
— То-то и оно, — начал было Михал.
Но тут механик заметил злосчастную двойку, поддерживаемую двумя жирными минусами.
— Ой, двойка!
— Двойка.
— Мне это не нравится. А ты так легко говоришь!
— Мне тоже не нравится, но раз пани Толлочко взъелась на меня, то хоть из кожи лезь, ничего не сделаешь…
— За что же она на тебя взъелась?
— А я знаю? Может, из-за кошки? Я случайно впотьмах наступил ей на хвост. Ну, кошка как заорет, учительница выскочила — и на меня!
— А ты небось в долгу не остался: я тебя знаю.
— Даже ни-ни! Что ж я, дурак? Не знаю, что значит с ней заводиться? И вот видите, отомстила.
— Так-так, отомстила. Ну, давай тетрадь. Что ж тут так мало?
— Я не виноват. Был бы товарищ дома, я бы побольше написал. Я, наверно, раз пять звонил, и никто не открыл.
— Не мог про другого товарища написать? Про Витека, а? Или из головы выдумать.
— Другие очень далеко живут. А Витек не в счет, потому что слишком близко, а выдумывать я не умею. Для этого нужно иметь это… как его… воображение. А у меня нет. Даже Агнешка сказала, что нет.
— Ох, Михал, Михал, не хочешь ты ладить с людьми. Смотри: Агнешка со всеми по-хорошему, и о ней никто слова плохого не скажет.
Глава IX
По воскресеньям обычно бывало тихо: никто никуда не спешил, не стучался в ванную, не нервничал из-за того, что на газовой плите некуда поставить чайник. Жильцы поднимались поздно. Иногда занимались уборкой, стиркой, гладили белье, готовили обед — тот особенный воскресный обед, который люди едят не торопясь, всей семьей.
Но иногда случались и мелкие конфликты.
Этот воскресный день начался просто ужасно.
— Здесь было ровно шесть котлет! Ровно шесть! — завопила с самого утра старушка Шафранец и стала показывать выскочившим соседям содержимое кастрюли. — А теперь их четыре! Я всегда беру в магазине такой кусок мяса, чтобы у меня выходило шесть котлет. Конечно, до войны я этого не делала, этим занималась прислуга. Но какие тогда были котлеты! Не то что теперь! Разве можно сравнить! Но и эти кошка сожрала!
— Что же вы так кричите?
— Буду кричать! Лопнуло мое ангельское терпение! Больше такое вынести невозможно…
— Ах, поберегли бы сердце, пани Леонтина. Здоровье свое пожалейте! Стоит ли из-за каких-то котлет поднимать такой трезвон? — увещевала старушку медсестра и добавила веско: — По крайней мере, теперь уже никто не сможет обвинить моего Пимпуса.
— Разве я когда-нибудь говорила что-нибудь плохое про вашего Пимпуса? Упаси меня бог! Это же воспитанная собачка. И потом, он бы ни за что не смог прыгнуть на балкон за котлетами. Он для этого слишком толст. А кошку я уже не раз оттуда прогоняла!
— Почему же она не съела все котлеты? — задумчиво произнесла пани Анеля.
— Побойтесь бога! Вам мало, что она съела две? Вам хочется, чтоб мы совсем без обеда остались? — Пани Леонтина готова была пустить слезу, она даже предусмотрительно извлекла из кармана платочек.
— Нет, нет, что вы?! — замахала на нее руками медсестра. — Вы меня не так поняли! Я имела в виду аппетит кошки! Если она забралась в кастрюлю, она должна была съесть все котлеты…
— Может, она вполне насытилась двумя, а остальные оставила на после. Это же большие котлеты. С кулак. Посмотрите! Нет, я этого так не оставлю. Я сейчас же иду к учительнице и выскажу ей в лицо все, что я думаю о ее кошке!
Медсестра пыталась удержать старушку и даже высказала предположение, что котлеты съела не кошка учительницы, а какая-то пришлая, чужая кошка, одна из тех, которые ютятся в развалинах и орут ночами под окнами. Но этим она только подлила масла в огонь.
— Если бы в доме не было кошки, сюда бы не сбегались коты со всей Варшавы! Мало, что они спать не дают, так еще хватают из кастрюль котлеты! Нет, я этого так не оставлю!
Михал был вне себя от радости. Ну, теперь Агнешке несдобровать! Так ей и надо! Теперь она перестанет носиться со своей Кисулей. Может, и вообще в кухню перестанет ходить. И тогда они с Витеком снова будут заниматься вдвоем, как раньше.
Доставая из кладовки кастрюлю с бигосом, Михал случайно сдвинул крышку с маленькой кастрюльки Шафранцев. Мальчик хотел накрыть ее обратно и вдруг, случайно заглянув в нее, оцепенел.
— Вот так номер! — пробормотал он, потрясенный. — Вот так номер!
В это воскресенье пани Толлочко после обеда не прилегла отдохнуть. Из большого шкафа, где все было сложено ровненько, как по линейке, она достала внушительного вида корзину с крышкой.
— Как ты считаешь, Агнеся, кошка отсюда не выпрыгнет? — спросила она племянницу и, заметив в глазах девочки испуг, пояснила: — Не пугайся. Я совсем не собираюсь держать Кисулю в этой корзине. Просто я в ней отвезу кошку в Констанцин к пани Кобежицкой. Она очень любит кошек.
— Вы собираетесь отдать Кисулю?
— Да.
— Насовсем?
— Насовсем, — сказала твердо учительница, стараясь не замечать слез в голосе девочки. — Ты же видишь, что делается. Разве можно так жить дальше? Что бы в доме ни случилось, во всем бедная кошка виновата. Не могу же я ее держать взаперти, как собаку…
— И вам… не жалко ее отдавать?
— Я думаю, что без нее нам будет спокойней. И в доме чище, — уклончиво ответила пани Янина.
