Праздник первого снега - Снегов Арсений (книги бесплатно без онлайн .TXT) 📗

«Во, попал! – подумал Матвей. И следом появилась другая мысль: – Бежать! Немедленно бежать!» Но бежать было поздно. Все дальнейшее произошло очень быстро: Таня снова провела пальцами по щеке Матвея, ласково взъерошила волосы… У Матвея перехватило дыхание. На мгновение он закрыл глаза, а когда открыл их, то увидел Машу. Она стояла в комнате, у двери. И молча смотрела на Матвея и Таню. Потом, не произнеся ни слова, вышла.

Таня сказала:

– Оп-па! У кого-то, по-моему, проблемы… – И, поскольку Матвей молчал, добавила: – Ну чего? Портрет, я так понимаю, отменяется?

– Ты правильно понимаешь, – ответил Матвей.

Он выбежал на улицу, еще надеясь до гнать Машу, что-то ей объяснить. Но ее ни где не было. Зато Матвей увидел, что, пока он был в школе, в городе началась оттепель. И снег повсюду таял…

Глава 17

И начались серые, беспросветные дни. Маша вовсе не перестала общаться с Матвеем, нет. Она дисциплинированно ходила на собрания редакционной коллегии и даже сама вызвалась написать новую статью – о проблеме курения в школе. Но в их отношениях не стало прежней теплоты. Можно даже сказать, что Маша в одночасье стала для Матвея чужой. Говорила она с ним только о деле, стараясь не смотреть при этом ему в глаза. Робкие попытки Матвея откровенно поговорить с Машей, как-то наладить прежние отношения девушка сразу же пресекала. Она молча смотрела на Матвея каким-то пустым взглядом и старалась побыстрее уйти. И от всего этого Ермилов испытывал постоянную боль. Болело где-то глубоко, там, наверное, где у людей размещается душа. Ермилов понятия не имел, что же ему теперь делать. Он мог только проклинать себя за то, что не послушался тогда Машу и согласился позировать Татьяне. (Кстати, та рьяно взялась за оформление газеты и сумела преобразить ее настолько, что даже придирчивая математичка Калерия – и та сдержанно газету похвалила.)

Хотя Матвей старался делать вид, что у него все нормально, вся школа скоро узнала о его размолвке с Машей. «Наверное, это Танька всем растрепала!» – равнодушно думал Матвей, ловя на себе взгляды девчонок, иногда – любопытные, иногда – сочувственные. А как-то, после очередного совещания в редакторской, когда все ребята разошлись, а Матвей запирал комнату, он заметил, что у окна его поджидает Мишка Фрид. «Этому-то чего еще от меня надо?» – с раздражением подумал Матвей. Теперь его раздражало буквально все.

– Ну что, Ермилов? – Мишка неторопливо подошел к Матвею. – Нелегко тебе?

Матвей хотел было злобно огрызнуться, сказать что-нибудь вроде: «А тебе, придурок, какое дело?» Но, натолкнувшись на Мишкин взгляд, в котором не было ни ехидства, ни злорадства, а только сочувствие, передумал и произнес:

– Да уж… – и поплелся к выходу.

Мишка двинулся следом. Они вышли вместе на улицу. Под ногами захлюпала грязная жижа. От прежнего белого великолепия не осталось и следа. «Все. Кончился праздник…» – мелькнула у Матвея мысль. Идущий рядом с ним Фрид вдруг рассмеялся.

– Ты чего? – Матвей искоса взглянул на Мишку. – Спятил?

Но тот, продолжая глупо хихикать, спросил:

– Ермилов, сказать тебе прикол?

– Какой еще, на фиг, прикол?

– Ты помнишь, я тебе спьяну рассказал, как с Машкой поссорился? Ну, что застукала она меня с другой?

– Ну, помню… – Матвей пожал плечами. – Так в чем прикол-то?

– О! – Фрид поднял вверх указательный палец. – А ты знаешь, кто была та девчонка, из-за которой я с Машей расстался? Ты, между прочим, тоже с ней знаком…

До Матвея начало доходить.

– Черт! – сказал он. – Неужели Танька Макеева?

Фрид кивнул:

– Она, родимая! Так что мы с тобой теперь, можно сказать, товарищи по несчастью…

Фрид полез в карман за сигаретой.

Но Матвей уже его не слышал. Он думал: «Так вот в чем дело! Та же самая Танька Макеева, из-за которой Маша поссорилась с Фридом! Теперь Маша меня точно никогда не простит!» Он сказал:

– Ну, Мишка, зато теперь у тебя есть шанс. Пользуйся случаем!

Фрид ответил:

– Да нет, Ермилов. Для меня вся эта история – пройденный этап. И потом… Я тут с девчонкой классной познакомился на днях. Между прочим, в Литинституте учится, на первом курсе. Стихи она пишет, понимаешь? Вроде начинается у нас что-то стоящее. Короче, хорошо мне с ней.

– Да? Поздравляю! – сказал Матвей.

Он действительно был искренне рад за Мишку.

– А вот ты, Ермилов, особо не парься из-за этого случая. – Мишка ободряюще подмигнул Матвею. – У тебя тоже все хорошо будет. Я эти вещи чувствую!

Но его слова мало помогли.

– Да ничего у меня не будет… – с безнадежностью в голосе ответил Матвей. – Хотя за поддержку спасибо.

– Не за что, – усмехнулся Мишка. – Ладно, пока! А то мне на встречу с моей поэтессой пора.

– Пока, – ответил Матвей.

И они обменялись крепким рукопожатием.

Светлое будущее, которое предрекал Ермилову Фрид, все не наступало. Прошло уже полторы недели после разрыва Матвея с Машей, а Матвею становилось все хуже и хуже. И даже зимняя погода его не радовала. Город уже начал готовиться к новогодним праздникам. У магазинов появились первые елки. Но Матвея не волновала эта предпраздничная суета. Он ужасно скучал по Маше. А то, что он мог видеть ее в школе каждый день, такую близкую и в то же время совершенно недоступную, делало его мучения невыносимыми. Его стали тяготить обязанности главного редактора газеты. Он чувствовал, что стал относиться к ним формально, безразлично как-то. И он уже почти решил для себя, что скажет ребятам и Малышеву о своей отставке. «Пусть Авилкина все это тащит! – думал Матвей. – Энергии у нее хоть отбавляй!» Идея эта понравилась Матвею. Он даже попробовал поговорить с Сашей на эту тему, намекнув ей, что он не всегда будет возглавлять газету. Но та неожиданно уперлась:

– Матвей, да ты чего? Да не хочу я обузу эту на себя взваливать! И потом, ты отличный редактор! Куда мне до тебя?

А после разговора с восьмиклассником Беспаловым Матвей решил все-таки смириться и продолжать заниматься выпуском «Большой перемены».

Тогда Безухыч поймал Матвея после уроков и сказал, пряча глаза:

– Матвей, слушай… У тебя есть время, а? Понимаешь, поговорить надо!

У Матвея не было никакого настроения болтать с Безухычем: сегодня на уроке истории, когда он снова думал о Маше, ему пришла в голову идея: а почему бы ему, Матвею, не написать ей письмо? Если так она разговаривать с ним не хочет… Эта мысль Матвею понравилась. И он даже начал придумывать начало послания: «Маша! Извини меня, я – идиот…» Почувствовав, видимо, настроение Матвея, Безухыч добавил:

– Это очень важно! – и просительно взглянул Матвею в глаза.

– Ладно… – неохотно произнес Матвей. – Мы прямо здесь говорить будем?

– Не, пойдем лучше в редакцию, – сказал Безухыч. – Там никто мешать не будет.

– В редакцию так в редакцию, – пробурчал Матвей.

По большому счету, ему было все равно, где разговаривать.

Заметно волнуясь, Безухыч объявил:

– Матвей, я вот стихи принес, новые… Посмотри, а?

– Стихи? – Матвей удивился: ради того, чтобы просто показать ему свои новые стихи, Безухыч решил устроить целое представление! Он взял листок, вслух прочитал название: – «Посвещается Р. К.»

– Ну, во-первых… – Матвей взял со стола ручку. – «Посвящается» пишется не через «е», а через «я». Проверочное слово – «святой»… Нет, «свят».

Безухыч покорно кивнул:

– Ясно!

– А во-вторых, – продолжал Матвей, – кто это – «Р. К.»?

Безухыч помолчал, посопел немного, а потом неожиданно отрезал:

– А вот это не важно!

– Ну, не важно так не важно… – Матвей пожал плечами и стал читать стихи. Стихи были короткими.