Заводи кого угодно, только не крокодила! - Орсаг Михай (книги без регистрации бесплатно полностью сокращений TXT) 📗
Грызуны в доме
Впервые я завел орешниковую соню — мушловку (Muscardinus avellanarius), еще живя на частной квартире. Тогда у меня было слишком мало опыта по части обращения с этими животными, и я поместил ее вместе с живущей у меня лесной соней (Dryomys nitedula). Всю ночь я наблюдал за ними, обе сони сосуществовали вполне мирно. Однако в следующую ночь более крупная лесная соня неотступно преследовала, била и кусала орешниковую. Пострадавшую пришлось временно отсадить в наспех сколоченную клетку, где соня тотчас соорудила себе гнездо из ваты. Помимо яблока я давал ей всевозможные фрукты, зерна ячменя, овса, кукурузы, морковь, сухое печенье, а иногда небольшое количество сырой конины и печенки. Мне казалось, что при столь разнообразном столе она получает все необходимые ей питательные вещества.
Без фосфата кальция не обойдешься!
Через полтора месяца я стал переселять мушловку в новую клетку. Когда я распотрошил ее ватное гнездо, то неожиданно обнаружил там троих детенышей; они уже успели обзавестись шерсткой и открыть глаза. Малыши расползлись в разные стороны, потом с перепугу заметались по клетке, издавая тонкий писк, похожий на мышиный. Пока я ловил детенышей, мамаша выскочила из клетки. Битый час гонялся я за ней по комнате. Когда я подложил ее в клетку к детенышам, она принялась их вылизывать, а затем соорудила из ваты новое гнездо. Малыши впервые вышли из гнезда через неделю; я угостил их яблоком и сливой, а через несколько дней дал им ячменя и грецких орехов.
Однажды вечером я заметил, что маленькие сони больны, хотя накануне они выглядели вполне нормально. Дыхание у них было учащенное, задние лапки волочились, у одной сони задняя лапка была вывернута в тазобедренном суставе, а самая маленькая клацала зубами. Через несколько дней все малыши погибли. В Институте ветеринарии был проделан патологический и бактериологический анализ, но это ничего не выявило. Соня-мать, по всей видимости, была здорова; лишь позднее я обнаружил, что на одной задней лапке у нее нет стопы. Я не знал, как объяснить эту странность.
Через несколько лет с семейством сонь, тоже расплодившихся у меня, повторилась та же история с той только разницей, что у матери отсутствовала не просто стопа, а вся лапка до половины (по всей вероятности, соня отгрызла ее); но во всем остальном взрослая соня казалась здоровой. И тут меня осенило: а что если недостаток извести в организме являлся причиной трагедии и сони-матери, грызя собственные кости, восполняли его. Я поставил в клетку блюдце с фосфатом кальция. Все четверо малышей, волоча задние конечности, тотчас потащились к блюдцу и стали слизывать белый порошок. На следующий день все они оживленно двигались; от угрожающих симптомов и следа не осталось. Такой ценой пришел я к истине: организму грызунов требуется фосфат кальция, или, выражаясь термином фармацевтическим, кальциум-фосфорикум. Достаточно раз в неделю чуть насыпать порошка на фрукты или зерна, чтобы предупредить подобные случаи.
Филипп и Джина
Впервые в жизни я увидел крупных сонь-полчков (Glis glis) у торговца животными, который когда-то держал свою лавочку на Музейном проспекте. Зверьки настолько понравились мне, что я решил приобрести их во что бы то ни стало. После долгих переговоров владелец согласился уступить мне их за одну безногую ящерицу, пару ребристых тритонов, четырех водных ужей и еще 40 форинтов в придачу. Когда я вез своих сонь — самца и самочку — домой, то бишь на квартиру тетушки Хильды, я чувствовал себя счастливейшим человеком на свете. У меня как раз пустовал пятилитровый аквариум; поместив туда гнездо, оставшееся от попугая, я оборудовал аквариум для жилья сонь. Спустя неделю вечером я выпустил их погулять по комнате. Они постепенно знакомились с новой для них обстановкой: все дальше и дальше отбегали от аквариума, а затем возвращались обратно. В течение нескольких дней, вернее ночей, они изучили комнату вдоль и поперек и проложили себе определенные маршруты вдоль аквариумов и террариумов, по подоконнику, стенке шкафа и носились по ним вдогонку друг за другом. Утро всегда заставало их у себя в норке. Если я давал им орех или кусок яблока где-то в комнате, они тотчас тащили добычу в аквариум и там съедали или откладывали впрок. В первую зиму температура воздуха в комнате у нас колебалась от +1 до +5°С, но сони и не думали погружаться в спячку. Вели они себя очень кротко, любой, кому вздумается, мог брать их в руки, и они не кусались. После моей женитьбы и переселения на другую квартиру сони быстро освоились в новых условиях и по вечерам опять свободно носились по комнате. Меж тем «хозяйство» мое пополнилось еще двумя сонями-полчками. Одну я поймал за городом, прямо на шоссе: машина проехала над зверьком, я незамедлительно выскочил и успел схватить, его. Другую соню я получил в качестве свадебного подарка. Обе они были молодыми экземплярами, но никогда не стали «такими ручными, как прежние Филипп и Джина. Частенько они все вчетвером носились по комнате, все больше бедокуря. Так, например, Филипп через неделю после нашей свадьбы сбросил с пианино фарфоровую вазу, расписанную рыбками; ее специально в подарок к свадьбе сделал мой двоюродный брат, мастер декоративно-прикладного искусства.
В мае мы с женой на две недели уехали в Земпленские горы. Мой тесть, который согласился на это время присматривать за животными, плохо закрыл клетку с двумя новыми сонями, и те сбежали. Окна в комнате были открыты настежь, шел ремонт, и весь дом стоял в лесах, так что поймать беглецов казалось делом безнадежным. Тесть, правда, пытался утешить меня тем, что он по вечерам несколько раз выставлял на круговой балкон мисочку с черешней и плоды исчезали. Первой же ночью после нашего возвращения одна соня появилась у закрытой форточки, а стоило мне форточку открыть, как соня тотчас убежала и до утра носилась по лесам этажом ниже — всю ночь там раздавалось ее тоненькое попискивание: «кви-кви — и». На следующую ночь я устроил западню на балконе: подпер полурасколотым грецким орехом тещин валек для стирки белья. К утру одна соня попалась на приманку; я обнаружил ее под вальком на половичке. К тому времени я заметил, что другая беглянка избрала своим убежищем пианино. Ценой долгих ночных бдений мне удалось и ее водворить на место; я подкараулил ее, когда она забежала ночью в аквариум подкормиться; не вставая с постели, я дернул веревочку и натянул на аквариум проволочную сетку.
Я успел давно забыть эту историю с побегом сонь. Как-то раз мы вызвали настройщика, потому что пианино вконец забарахлило: одну клавишу вообще не удавалось нажать, другая отзывалась звуком, гораздо более долгим, чем нужно. Бросив беглый взгляд на наш видавший виды инструмент, настройщик язвительно заметил, что такие двухструнные пианино во время оно выпускали разве что в царской России. А когда он приступил к разборке инструмента, то вообще дара речи лишился. Вид у него становился все более растерянным, он невнятно пробормотал, что сколько запущенных инструментов он ни повидал на своем веку, а с таким встречается впервые. Многие клавиши, к примеру, нельзя было нажать, потому что под ними находились косточки черешни. Из недр пианино настройщик выгреб целый мусорный совок этих косточек. А уж увидев, как поистерлась-поистрепалась кожаная обивка рычажков и молоточков, он не знал, что и думать. Терзаясь в предположениях, он поинтересовался, сколько часов в день я упражняюсь. Когда я ответил, что полчаса, а то и меньше, он скроил еще более недоуменную гримасу. О соне, которая в свое время гостила в пианино, я настройщику рассказывать не стал.
