Вася Чапаев - Лихачева Зинаида Алексеевна (книги без регистрации полные версии TXT) 📗
— Отдай башмаки, колдун, колдун! Отдай башмаки! — кричала она, заливаясь слезами.
Залогин что-то сказал приказчику, и тот, повернув Еньку за плечи, толкнул коленкой под зад так, что она растянулась на мостовой.
Енькина мать несколько дней ходила кланяться колдуну, чтобы он отдал башмаки.
Наконец Залогин выкинул их за порог, да еще и осрамил: «Воровку растишь!»
...Давно уже пробежал фонарщик с лесенкой, зажигая уличные фонари. Ребята продрогли и поодиночке стали расходиться, а Васи все не было.
Оставшись один, Васята начал бегать взад и вперед по мостику, чтобы маленько согреться. Потом, присвистывая, затоптался на одном месте. Наконец, уморившись, прижался к столбику и стал покорно мерзнуть.
Вася шел задумавшись, низко опустив голову. Он даже вздрогнул, когда к нему подбежал Васята.
— Вась! Я тут давно тебя дожидаюсь! Ну как? Он тебя не бил, колдун-то?
— Ничего! — тряхнул Вася головой. — Пойдем к нам, я все расскажу!
И оттого, что здесь его встретил верный друг Васята, а там остались такие хорошие Анисья и Шура, Васе стало легко и весело.
На работу надо было приходить чуть свет. Наносив воды и дров, Вася растапливал все три печки, обогревающие комнаты. К шести часам утра, когда подымался хозяин, в доме было уже тепло. А с семи часов начиналась «карусель» — как называла Шура Васину маяту.
— Вася, слазь в погребицу...
— Вася, пойдем полы воском натирать...
— Вася, хозяйка зовет...
Вася убирал с Шурой комнаты, мыл окна, колол дрова, чистил конюшню, снова носил воду на кухню, палил свиные головы на холодец, щипал гусей, кур — у Залогиных каждый день к обеду собирались гости — и не меньше пяти раз ставил самовар.
К концу дня Анисья силком заставляла его что-нибудь съесть. А придя домой, Вася, как столетний старик, сразу же лез на печь — спать.
Иногда Васе казалось, что он всю жизнь только и делал, что был на побегушках. День за днем, месяц за месяцем проходило время.
Пролетело рождество. Прокатила на тройках с бубенцами горластая масленица. Потянулся великий пост.
Богомольный Пармен Ефимович заморил весь дом. На кухне пахло кислой капустой, редькой. Залогин постился сам и заставлял поститься домашних. Хозяйка потихоньку посылала Васю купить колбаски или ветчинки. Анисья и Шура на свои деньги покупали солонину и варили ее, когда хозяина не было дома, — чтобы не унюхал, моленный черт!
Хозяйка, изнывающая от скуки, несколько раз звала Васю к себе и ни с того ни с сего приказывала подмести ее комнату. И каждый раз Вася находил где-нибудь под креслом или под кроватью смятую трешницу или пятерку и, аккуратно расправив бумажку, клал ее на видное место. Ему представлялось, что у хозяйки под широкой юбкой висит мешок с деньгами. Повернется как-нибудь неловко, а деньги и сыплются. Он не предполагал, что это была хитрая уловка — проверяли его честность.
Денег за работу Вася не получал. Работал за харчи. Но на рождество Пармен Ефимович торжественно подарил ему два рубля и серого коленкора на рубаху.
Все было бы терпимо, если бы не кучер Петр. Неумный и подлый парень при всяком удобном случае награждал мальчика скверными прозвищами.
Дело объяснялось просто. Раньше Петр иногда помогал хозяину в лавке и надеялся, что Залогин наймет другого кучера, а его, Петра, сделает приказчиком. Пармен Ефимович часто поговаривал, что одного приказчика, работающего в лавке, уже мало. Торговля расширялась.
А теперь хозяин все чаще и чаще забирал в лавку Васю — то навести порядок на полках, то распаковать товар. Учил обращаться с весами, подсчитывать деньги. Несмотря на то что Вася окончил только первый класс, считал он бойко и почти без ошибок. На кухне поговаривали, что Залогин метит Васю в приказчики. Анисья и Шура с удовольствием беседовали на эту тему в присутствии Петра.
...Вася колол дрова. Эту работу он любил. Ему нравилось, как толстенные промороженные березовые чурбаки со звоном и треском распадались на две половины под ударом тяжелого колуна.
— Вася... — послышалось ему. Он огляделся. Рядом никого не было, но собаки, глухо рыча, подбежали к забору.
— Ва-ась!
Вася подошел к забору.
— Кто зовет? — сердито спросил он. — Я же работаю, нельзя мне.
— Это я, Енька! Ой, Васенька, миленький, вылези сюда! Ой как надо!
Вася еще раз оглянулся. Не хватало только, чтобы во дворе появился Петр.
— Говори скорей, чего тебе надо?
— Ой, ты вылези, вылези, ради Христа! — причитала Енька.
Вася, как кошка, взобрался на забор и перемахнул на другую сторону. Не успел он спрыгнуть на землю, как в него вцепилась Енька.
— Побежим скорей! Васенька, мама Клавку тому барину отдает, насовсем... Побежим Клавку отымать!
Енька тащила Васю за руку, и он бежал, сам не зная, чем сможет помочь. Не успели они свернуть в проулок, где жила Енька, как из-за угла им навстречу завернул извозчик. Между барыней и длинноволосым барином съежилась закутанная в большой платок Клава.
— Клава-а! — отчаянно закричала Енька и бросилась за санями. Извозчик хлестнул лошаденку, и Енька, поскользнувшись, растянулась на снегу.
Вася помог ей подняться. Не отряхиваясь, растопырив руки, Енька пошла вперед. У калитки стояла Енькина мать с Леником на руках и глядела в сторону, куда скрылся извозчик.
Маленькая, взъерошенная, вывалянная в снегу Енька грозно встала перед матерью.
— Зачем Клавку отдала? — крикнула она. — Зачем? Я в няньки пойду, пускай Клавка дома будет! А ты... отдала-а-а! — Енька заплакала.
— Ей там лучше будет, Еничка. Ей там... хорошо будет, — с трудом шевеля побелевшими губами, прошептала мать.
Енька в ужасе отступила:
— Мама! Ты ведь так говорила про папу... когда он помер...
С тяжелым сердцем вернулся Вася на работу. «Не любила она Клавку, — осуждал он Енькину мать. — Разве можно свою дочку насовсем отдать?..»
— Эй ты, выродок! Лодыря гоняешь? — словно из-под земли вырос перед Васей Петр. Он с фасоном вытащил серебряные часы и ткнул пальцем в циферблат. — Два часа валандаешься и только-то наколол? Да тут, — пнул он ногой в груду расколотых поленьев, — охапки три, не больше. Дармоед!
Это была неправда. Дров было много.
— Чего ты ко мне лезешь? Хозяин какой нашелся! — запальчиво выкрикнул Вася.
Петр неожиданно ухватил Васю за ухо.
— Ты, гнидыш несчастный! Еще огрызаешься на старших? Да я тебя, как щенка...
Никогда никто не драл Васю за уши. Вырвавшись от Петра, он замахнулся колуном. Петр перехватил Васину руку и стал выкручивать ее, пока ослабевшие пальцы не выпустили колун. Не помня себя от боли, Вася ударил кучера ногой. Петр заревел и, схватив полено, бросился на мальчика.
— Карау-у-ул! Убивают! — раздался отчаянный крик Шуры.
Мохнатое тело, громыхая цепью, вздыбилось перед Васей и, рыча, кинулось на Петра.
— Спаситя! Загрызет! — взвыл Петр, катясь по земле и закрывая лицо от озверевшей собаки.
Злобный лай, крик Шуры, вопли Петра услышали в доме. Во двор выбежал сам Залогин.
Вася с трудом оторвал Тузика от Петра. Щегольская поддевка кучера была изодрана в лохмотья. Из покусанных рук текла кровь.
— Что тут стряслось? — сердито спросил хозяин.
— Взбесился... убить надо, — только и смог выговорить Петр, указывая на Тузика, который стоял рядом с Васей и, рыча, следил за кучером.
— Не похоже, чтобы бешеный, — усомнился Залогин.
— Да не, здоровый он, Пармен Ефимович! — сказал Вася и погладил собаку. Тузик завилял хвостом и, подпрыгнув, лизнул Васю в лицо.
— Василий, говори, что тут было? Кто караул кричал?
Вася молчал.
— Я кричала! — подбежала Шура. — Когда он, — она показала на Петра, — на Васю поленом замахнулся, я и закричала. А Тузик за Васю вступился, тут уж Петр заорал. Он, Пармен Ефимович, все время к мальчонке цепляется. И свою работу на него свалил. Вася и конюшню чистит, и лошадь прибирает, а кучер наш только запряжет, когда прикажете, и сидит на облучке, как барин! Это не Тузик, а Петр взбесился... от безделья!
