Письмо на желтую подводную лодку(Детские истории о Тиллиме Папалексиеве) - Корнев Владимир Григорьевич (лучшие книги онлайн txt) 📗
Одновременно и вместе с Юлей в классе появился Саша Матусевич, новички были знакомы чуть ли не с ясельного возраста. Родители Юли и Саши вместе работали за границей — участвовали в строительстве электростанции в Мозамбике. Они уже много лет дружили семьями и надеялись, что детская дружба, которой связаны их чада, со временем перерастет во что-то большее…
Поэтому, вернувшись из Мозамбика, они намеренно определили детей в одну престижную спецшколу. Дети выглядели прекрасной парой, особенно на фоне остальных, — загорелые, одетые с ног до головы во все фирменное, да еще с тем неуловимым выражением лица, которое отличает тех, кто хоть немного пожил за границей.
Юле далеко идущий, расчетливый план, придуманный родителями, казался и в самом деле привлекательным. Но Саша увидел Олю Штукарь, до появления новенькой считавшуюся самой красивой девочкой в классе, и давняя подруга в тот же миг перестала для него существовать. Юля восприняла это как величайшую несправедливость и крушение мира.
В своем новом классе Саша моментально стал признанным «индивидуумом», перед которым одни лебезили и которого другие, особенно мальчики, часто втайне, считали выпендрежником, выскочкой и трусом. Для преподавателей Саша тоже был особенным — явным акселератом-вундеркиндом. Появление в начале третьей четверти этого новенького произвело настоящую сенсацию. Стройный, спортивного вида брюнет, с тонкими чертами лица, с заметно выпяченной пухлой нижней губой, одевался элегантно, носил только импортные галстуки-самовязы, а не грубый ширпотреб на резиночке с застежкой сзади, и на каждый день недели у него были свои запонки. Он преуспевал по всем предметам, к тому же мог блеснуть эрудицией. Понятно, что для девчонок, начиная чуть ли не с младших классов, Матусевич стал бесспорным кумиром и знаменитостью.
Саша вторым быть не привык, поэтому готов был использовать любые средства, чтобы занимать лидерские позиции во всех сферах подростковой жизни (себя он, разумеется, давно считал взрослым, «интеллектуалом среди примитивов»).
Как-то на уроке рисунка Юля Григорович подошла к Тиллиму и попросила открыть баночку с краской. Пока тот возился с банкой, она обмакнула тонкую кисточку в другую — красную — краску и написала у мальчика на руке свой номер телефона:
— Вот, позвони. Хочешь со мной дружить? Я как раз одна, и мне так тоскливо.
— Извини, но у меня уже есть подруга Оля, — ответил Тиллим, демонстративно вытирая руку. Когда-то заинтересовавшийся незнакомкой, он был просто шокирован такой прямолинейностью и неожиданной инициативой.
— По статистике, у восьмидесяти шести процентов людей есть подруга со странностями по имени Оля.
— Да, у меня есть девушка. Нечего обижаться и ее обижать.
— А я и не обижаюсь. Я просто меняю свое мнение о людях и свое отношение к ним! — невозмутимо заявила Юля.
— Так у тебя же есть Матусевич?
— Мы не сошлись с ним религиозными взглядами.
— В смысле? — Тиллим насторожился.
— Он не признает, что я богиня, — пояснила гордая Григорович, с презрением добавив: — А я не вижу в нем достойного жреца.
Она собрала учебники в модную импортную сумку и хотела уже было выйти из класса, как вдруг почувствовала, что кто-то оттягивает ручку сумки. Юля удивленно подняла глаза: рядом стоял Лопаев, пытавшийся облегчить ее ношу.
— А хочешь, я буду твоим парнем? Я тут самый крутой, в обиду никому не дам.
— У меня даже цветы вянут… А тут — «парнем»! Такая ответственность… — независимо усмехнулась Юля.
Лопаев напряг сразу все извилины:
— Не понял.
— Не будем и пытаться понять друг друга, чтобы не возненавидеть. Ты не в моем вкусе, — отрезала девочка.
Кавалер, однако, не отставал:
— А кто тогда в твоем вкусе?
Юля, самодовольно задрав носик, улыбнулась:
— Я, например!
— А что мне сделать-то, чтобы тебе понравиться? — продолжил наседать Лопаев.
— Приклей зеркало к лицу, — съязвила Юля, отвернувшись.
— Вот так вот, да? Отвергла меня, значит. — Школьный хулиган нарочито изменил тон: — Ах! Какая вы жестокая, я в отчаянии! Вы разбили мое бедное сердце на тысячу мелких осколков, и я чувствую такую пустоту внутри.
— Так иди поешь, не мучайся, бедняжка!
— А ты злая девочка! — покачал головой Эскалоп, но при этом было видно, что задиристая Юля ему симпатична.
— Доброй девочкой я буду только для своего мальчика! А остальные терпите! — резко обернувшись к назойливому верзиле, бросила она.
В этот момент в класс уверенной походкой вошел Матусевич, попутно заметив Лопаеву:
— Зря ты так. Среди девочек тоже есть хорошие люди. — Он поздоровался с Юлей: — Привет.
— Лучше бы не здоровался! — уколола та.
— Тогда не привет… — спокойно парировал Шурик.
— Ну что, страдаешь еще по мне? — язвительно полюбопытствовала Юля.
— Вот еще — страдать! — пожал он плечами. — Кому ты нужна? Ты в прошлом. Сдурела, что ли?
— Я не сдурела, я вообще такая! — заявила бывшая подружка.
— У меня и правда есть чувства к тебе. Я чувствую, что ты действуешь мне на нервы… Природа щедро одарила тебя красотой! Собственно, на этом подарки и закончились. Таких королев, как ты, не было, нет и не надо.
«Королева» фыркнула, подобно рассерженной кошке:
— А ты… Да ты просто не достоин такого ангела, как я!
— Меня всегда раздражал шелест твоих крыльев. Все вы, девушки, ангелы, но стоит вам обрезать крылья, как вы начинаете учиться летать на метле, — иронически обронил Матусевич, усаживаясь на свое место.
— Как я могла полюбить такое ничтожество? Ты никогда ничего из себя не представлял. Ты мне должен ноги целовать! Ты просто был моей тенью, которую я отражала, когда хотела. Я полноценная, самостоятельная, знающая себе цену, а ты — эгоист и мерзавец! — одним духом выпалила Юля. Тут же вспомнив про Лопаева, обернулась к нему: — Ты, кажется, хотел мне понравиться? Тогда сейчас же накажи наглеца за запятнанную честь девушки.
Лопаев с готовностью встал и вразвалочку направился к Матусевичу:
— Але, нарядный! Ты чего такой дерзкий? — Верзила Эскалоп толкнул сидящего Шурика и ухмыльнулся. — Ну что? Крошка сын к отцу пришел, и спросила кроха: быть дебилом хорошо? Да, сынок, неплохо…
— Ничего плохого нет в том, что умный человек иногда тупит, гораздо хуже, когда тупой постоянно умничает, — не растерялся Матусевич. — Вам, дебилам, нипочем — у вас морда кирпичом. Do you have problem, guy? [6]
— Ну ты, борзой! Слышь, чертила, ты по-русски разговаривай! Ты меня дебилом назвал?! Да ты знаешь, что с тобой будет…
— Как в эту светлую голову вошла мятежная мысль пугать меня? — издевательски сказал Шурик.
— Слушай, ты! Млей и осознавай: это теперь моя девушка, и если ты хамишь ей, ты хамишь мне.
Матусевич промолчал.
— А может, тебе просто в бубен дать?! — Задира сначала плюнул новенькому в лицо, потом ударил его кулаком в грудь. — Ну, чего молчишь? Ты только с девушками борзой?
— Мне нравится разговаривать молча. Это когда посмотришь на кого-нибудь, и он сразу понимает, куда ему идти. — Матусевич невозмутимо вытер лицо платком.
— И куда ты меня пошлешь? — Лопаев приподнял вызывающе спокойного Шурика за шиворот.
— Ну конечно, к первоисточнику, — объяснил ’тот, разжав пальцы хулигана.
Лопаев не без труда сообразил, о чем речь, но грозно кивнул лохматой головой:
— Угу! Я, кстати, туда собрался, не составите компанию?
— А что, пора? — Шурик независимо встал в проходе между партами.
— Пора-пора-порадуемся на своем веку! — Воинственно напевая, Лопаев широкой грудью переростка стал вытеснять его к туалету.
Не тратя времени на дальнейшие пререкания, соперники быстро оказались в коридоре напротив туалета. За ними, замерев, следили зеваки.
— Прошу! — Ломаясь, Лопаев глумливо улыбнулся. — Я только после вас.
Матусевич решительно зашел внутрь, втянув за собой надоевшего хама. Дверь едва успела захлопнуться, а в туалете уже раздался грохот, будто уронили здоровенный мешок с мукой. Переглянувшись, зеваки замерли. Кто-то громко, уверенно сказал:
