Письмо на желтую подводную лодку(Детские истории о Тиллиме Папалексиеве) - Корнев Владимир Григорьевич (лучшие книги онлайн txt) 📗
Какое-то время она еще смотрела на Алису с фарфоровой головкой, точно надеясь, что та вдруг чудесным образом оживет и подтвердит рассказ Тиллима или, по крайней мере, подаст какой-нибудь утвердительный знак, но прекрасная кукла оставалась всего лишь куклой. А мальчик все никак не мог остановиться:
— Ты не представляешь, мы летали на подводной лодке без крыльев, без мотора…
— И бензина им не надо?!
— Да зачем им бензин, у них волшебная лодка — она летает на музыке! А я даже чувствовал, как мои вены горят огнем нового осознания.
Девочка призвала на помощь чувство юмора и с улыбкой пропела фразу из популярной песенки:
— Я тебе, конечно, верю — разве могут быть сомненья?
— Значит, не веришь, — грустно сказал мальчик. — Я думал, хоть ты поверишь… Выходит, это откровение только для меня…
Оля заглянула ему в глаза:
— Нет, Тиллим! Я только хотела сказать…
— Да ты была во сне, ты должна его помнить, этот сон! Если ты его вспомнишь, значит, мы точно члены клуба… Я читал, что нам снятся двадцать семь разных снов за ночь. Сложный защитный неврологический механизм заставляет нас их забыть…
— Такой цветной сон я бы уж точно запомнила, — упрямо возразила Оля.
— …В мозгу происходит огромное множество сложных процессов каждую секунду. Сто тысяч миллионов нейронов в постоянном синаптическом контакте готовы к регулированию наших ощущений и восприятий. Так и возникают все новые и новые сны… Ну вспомни же! — В этот момент Тиллима точно озарило: — Стоп! Я сейчас тебе все докажу: открой-ка Алисину сумочку, там лежат три помидорки и булочка.
Оля спокойно открыла сумочку — там было пусто!
— Ну что, убедился? А тебе фиолетовые летающие коровы не снились?
Но девочка так и не успела толком обидеться, потому что в комнату вошла ее мама. Было неясно, слышала ли она, о чем шла речь, но получилось так, что точку в разговоре поставила именно мама.
— Все секретничаете, дети? Какие же все-таки вы оба фантазеры! Впрочем, поэтому и дружите так…
«Дети» мгновенно покраснели, стараясь не смотреть друг на друга.
— Ну ладно-ладно! Идемте-ка лучше чайку попьем: он давно уже вскипел, а у нас ведь есть вку-усные пирожные…
Первый урок литературы после каникул грозная Вера Напалмовна начала со сбора сочинений. Она медленно шла вдоль рядов парт, и каждый семиклассник сдавал ей особую тетрадь. Литераторша иногда останавливалась рядом с какой-нибудь партой, пробегала глазами первые строки очередной работы и, строго кивнув, шла дальше. Открыв Олину тетрадь, она застыла на месте. Лицо Напалмовны побагровело, а глаза полезли на лоб. Тяжело выдохнув, она буквально закипела:
— Это еще что такое?? И это все сочинение?! Вы меня с ума сведете… — Старая учительница, не закрывая тетради и потрясая ею в воздухе, обратилась ко всему классу: — Послушайте-ка, что тут выдала на-гора ваша одноклассница: «Хочу, чтобы мы были счастливыми». Спрашивается, кто это «мы» — Николай Вторый?! — Она презрительно уставилась на сидящую Олю с высоты: — Ваше место в церковно-приходской школе для умственно отсталых, Штукарь.
Класс покатился со смеху, а литераторша продолжала полыхать напалмом:
— Итак, наша Штукарь считает, что своим наглым самодержавным мнением в одной строчке продемонстрировала неизмеримую глубину мысли… Счастье — это когда твое «хочу», «могу» и «должен» совпадают!!! Деточка, вы не раскрыли и не поняли тему! Что ж, Штукарь — кол!!! Ах, извините — бес попутал, нижайше прошу прощения… Да для такой дегенератки, как вы, единица даже завышенная оценка. Вы поняли, наконец?!!
Оля, белая как полотно, встав с места, собрала портфель и вдруг, посмотрев Вере Напалмовне прямо в глаза и отчетливо произнося каждое слово, тихо сказала:
— А вы не поняли жизнь.
— Что ты там пробубнила? — Литераторша прищурилась. — Дорогуша! Там, где ты училась хамить, я — преподавала.
Но Ольга вряд ли слышала эти слова, потому что в этот момент уже шла по коридору.
— Я все больше убеждаюсь, что у некоторых учеников голова — декоративное приложение к месту, на котором они сидят! — продолжила вдогонку негодующая училка.
Тиллим, который, разумеется, выслушал все это с трудом, был не только возмущен происходящим, но и убедился наконец-то, что самая лучшая девочка в мире все-таки в ту предновогоднюю ночь видела с ним один и тот же волшебный сон. Он быстро взял свою тетрадь с готовым, пространным сочинением. Решительно вырвав под партой пять страниц труда трех бессонных ночей, мальчик тут же написал сочинение заново и сдал. Оно было лаконично и выразительно. Седьмой «А» убедился в этом, когда преподавательница полностью озвучила его: «Если каждый из нас сумеет сделать счастливым другого человека — хотя бы одного, на земле все будут счастливы. А я хочу, чтобы Штукарь была счастливой!»
— Вы что, решили все надо мной издеваться? Меня трудно вывести из себя, но загнать обратно еще сложней.
Лопаев ехидно заметил:
— Так его Штукарь укусила, и он заразился бешенством.
Класс злорадным хохотом поддержал шутника, а Напалмовна, взяв указку, с силой ударила по столу:
— Тихо, класс! Я сказала, тихо!!! Балаган здесь устроили! Моя доброта имеет границы, особенно если ваша наглость стремится к бесконечности… Два вам на пару со Штукарь и вон из класса, Ромео! Без родителей в школу можете не являться. И передай это своей Джульетте.
— А я думал, что в своем сочинении Штукарь… — заикнулся было Тиллим.
— Думал?! Не смей называть хаотичный набор импульсов в своей голове благородным словом «думал». Вон из класса!
Взволнованный Тиллим не мог найти подругу по всей школе. Наконец он нашел ее в дальнем углу раздевалки. Оля сидела на подоконнике, уставившись в одну точку.
— Ну что, моя поездка в Новый Афон отменяется? — грустно произнесла она, увидев Папалексиева.
— Моя тоже, — печально улыбнулся он, разводя руками.
— А тебе-то за что?
— За ту же мечту, что и у тебя…
— Тебе легко говорить, Тиллим. Напалмовна на меня всю злость выплеснула, а на тебя только брызги попали.
— Не переживай! — убежденно сказал мальчик. — Зато теперь я определенно знаю, просто уверен, что мы были с тобой в одном и том же волшебном сне, а ты просто его забыла.
Неожиданно для Тиллима Оля взорвалась:
— Да отстань ты со своим сном! Нашел время… Тиля, ты понимаешь, что у нас с тобой сейчас серьезная проблема? Если мы ее не решим, плакала наша мечта, наш Новый Афон!
— И что же нам теперь делать? Я понятия не имею…
— Ну ничего! Я все равно сделаю так, что мы поедем.
В конце января неожиданно напомнила о себе удивительная встреча в трамвае. Придя на занятия, Тиллим увидел кареглазую незнакомку входящей в его класс. Как сказали семиклассникам, Юля Григорович будет теперь учиться в их специализированной школе.
Тиллим сам подбежал к Юле и хотел было поздороваться с ней как со знакомой, но та презрительно сморщила нос и, фыркнув, посмотрела на него, как на противную лягушку, запрыгнувшую на ее лакированную туфельку.
Новенькая сразу стала королевой средних классов 124-й школы с литературно-художественным уклоном. С ней хотели дружить все девочки, а мальчишки все как один мечтали однажды спасти ее от бандитов, пиратов или волков. Юля, казалось, не замечала их неуклюжих детских попыток понравиться, была со всеми отстраненно-вежлива, как и подобает королеве, потому что считала себя внутренне старше и даже выше остальных.
Впрочем, это в чем-то соответствовало истине. Отец Юли занимал далеко не последний пост в городе по профсоюзной линии, в школу девочку возили на государственной черной «Волге». Ей единственной среди семиклассниц было позволено ходить на уроки в крохотных золотых сережках, иногда от нее пахло французскими духами, которых учительницы из-за скромной зарплаты себе позволить не могли и просто толком не представляли, что это такое. Даже физкультурница, для которой ученики были чем-то вроде неповоротливой биомассы, достойной лишь крика и ругательств, была с «Юлечкой» приторно-любезна.