Орленок - Заречная Софья Абрамовна (читаем книги онлайн без регистрации TXT) 📗
— Что, что ты говоришь? — Он открыл глаза. Сердце больно стучало. Чуть светилась в потемках догоравшая лампа, и Шуре вдруг показалось, что никогда он больше не увидит Тоню, никогда…
Сквозь забитые досками окна свет проникал скупо. Шура не сразу сообразил, где он находится и утро это или вечер. Вымокшая рубашка липнет к спине. Во всем теле приятная слабость. Он хорошо поспал и прогрелся. Пожалуй, вся хворь вышла испариной. Еще одна ночь в тепле и покое— и он будет совершенно здоров. Ему захотелось есть. Он вспомнил про краюху с медом, вытащил ее из кармана вместе со сплющенными яйцами в раздавленной скорлупе, съел с жадностью.
Щелки в окнах медленно темнели. Значит, он проспал почти целые сутки. Может быть, теперь он в состоянии будет пробраться к своим? Но лежанка держала еще не остывшим теплом, и тяжело клонилась голова. Кто-то негромко постучал за дверью. Или это ему послышалось?
— Шура!
Он приподнялся на локте.
— Шура!
Нет, теперь уже совершенно отчетливо. Он вскочил, бросился к двери.
Они были все тут — Левушка Виноградов, Сережа Аверин, Коля Бочков, Илюша Доронин и Жора Холопов. Как они узнали?
Они заговорили все разом, перебивая друг друга:
— Сережка заметил, что у вас по крыше дым стелется.
— И я побежал сказать твоей бабке. А она перепугалась. Говорит: «Наверное, Шурка там. Он больной». — говорит.
— Ну, Сережка нас всех и позвал.
— А мы захватили разную еду.
Илюша зажег керосиновую коптилку, которую ребята принесли с собой. Коля затыкал тряпками щели между досками в окнах. Левушка и Жора расставляли на колченогом столе мясо, хлеб, молоко, мед. Это был пир наподобие тех, которые они устраивали два года назад в маленькой землянке под горкой. Только теперь их командир стал настоящим бойцом.
— Бабка велела тебе уходить скорей, — сказал Сережа. — Как бы не застукали тебя здесь. Дым и другой кто мог заметить.
Шура беспечно махнул рукой:
— Ерунда, ничего не будет! Сегодня в ночь уйду, никто и не увидит.
Он и радовался встрече с товарищами и немного смущался тем особенным уважением, которое чувствовалось теперь в их отношении к нему. А что он такого сделал? Партизан-разведчик. Мало ли их!
— Куда же нам теперь податься? — Коля выжидающе смотрел на него. — Когда мы разные военные игры устраивали, помнишь, Сережка хотел летчиком стать, Илюша — танкистом, а Жора в кавалерию метил.
— Я даже колхозный молодняк выхаживать начал, — живо подхватил Жора, — хорошего коня хотел вырастить.
— Теперь, значит, всему крышка? Что же нам при немцах-то делать?
— Как что делать? — удивился Шура. — Воевать, фрицев бить.
— Да ведь воевать-то нас еще не берут, — попробовал было возразить Илюша.
— А ты не жди, покуда возьмут. В партизаны иди. Чем партизан не боец?
Ребята молчали, смущенные. В партизаны! Легко сказать! И заманчиво и, надо-таки сознаться, страшновато, А родители что заноют? Разве они допустят? Шура другое дело. У него отец с матерью особенные.
— Я вас в лес не зову, — угадывая их мысли, говорил Шура. — В землянке тяжело. Не каждый выдержит. Уж на что я здоровый, а и меня скрутило. Только партизанить можно и у себя дома сидя. Узнавайте, какие части немецкие проходят, сколько их, откуда они, куда идут, какие здесь осели, зачем. Я буду приходить, а вы мне все выкладывайте. Мы с Красной армией связь держим. Передадим, куда надо. Можно и не здесь встречаться. Где-нибудь в лесу. Назначим место и сойдемся.
У ребят глаза разгорелись. Они будут принимать участие в войне, а родители ничего не узнают, не смогут помешать.
— Вот я вам расскажу, как мы недавно у немцев колхозных свиней отбили. Кто помог? Парнишка лет двенадцати. Вышли мы как-то на разведку, человек пять нас было. Идем мимо деревни, покурить охота. А табак весь. Завернули в первую избу, спросили у колхозника. Он дал нам махорки. А тут парнишка его прибегает: «Тикайте, говорит, в деревне немцы». — «Где они?» спрашиваем. «Свиней стреляют». Ну, мы в лощинку. Залегли в кустарнике. Ждем.
Шура захлебнулся кашлем и долго не мог передохнуть. Он так увлекся рассказом, что забыл про свою болезнь.
Ребята глаз с него не спускали.
— Ну, а дальше что?
— Залегли, значит, мы, — откашлялся наконец Шура, — ждем. Минут тридцать-сорок прождали. Глядим, идут двое немцев, за ними пять подвод тянется. На передней подводе один фриц торчит, на задней другой. Отъехали они шагов на сто, еще четыре немца идут. А уж начало темнеть, прицел не может быть точным. Пропустили мы их метров на триста и дали залп. Что тут сделалось! Затрещали автоматы. И сзади нас огонь и спереди. Ну, думаем, крышка, окружили нас со всех сторон, теперь капут нам всем. Минут тридцать перестрелка длилась. И все. Тихо. Вылезли мы из засады, глядим, подводы стоят, а немцы разбежались. Только одного раненого бросили. Да убитый лежит. Оказывается, это они разрывными в нас стреляли. Кусты позади нас на воздух взлетали. Ну нам и показалось, что нас со всех сторон обстреливают. Тут прибежали мальчишки деревенские. Мы с ними и отравили четыре подводы с свиными тушами обратно в колхоз. Себе только двух свиней отобрали и отвезли в землянку.
— Вот это жизнь! — вздохнул Жора.
— Какой ты счастливый, Шурка, — сказал Левушка, — настоящий герой!
— Герой! — засмеялся Шура. — Никакого геройства в этом нет. Каждый должен обороняться.
— Но нас ведь еще не призвали, — осторожно заметил Левушка, — мы еще…
— Маленькие? — иронически усмехнулся Шура. — Вот начнете партизанить, сами поймете, какая радость помогать Красной армии. Кто в это дело раз втянулся, никогда не бросит…
И вдруг почувствовал, что страшно устал. Веки опускались сами собой. Одолевала зевота.
— Ты смотри не засыпай. — сказал Сережа. — Бабка наказывала, чтобы сегодня в ночь обязательно ушел. А то как бы в самом деле не пронюхали…
Ребята простились, разошлись с опаской, как заговорщики.
Предательство
Морит сон, клейкий, сладкий, словно мед. И что она мудрит, бабка? Изба на отлете. Станут его искать здесь! А ребята хорошие. Павел Сергеевич, наверное, похвалит его за то, что он их в разведку втянул… И поесть принесли. Настоящие товарищи… Он только чуть-чуть подремлет и уйдет. Чуть-чуть…
В щели ветхой хаты продувает ветер. Колыхнулся язычок коптилки. По кафелям лежанки заходили тени. В просвете между ними выглянула корзинка цветов с высокой, круто выгнутой ручкой, перевязанной пышным бантом. Она напоминала о давних зимних вечерах, когда мать ему, маленькому, рассказывала сказки. Он слушал, водя пальцем по синему узору. И корзинка с круто выгнутой ручкой была тоже будто из сказки. Хорошо это он придумал передохнуть в старой хате. Вот чуть-чуть подремлет… и уйдет…
Он проснулся от выстрела. Стекло разлетелось на мелкие куски. Шура с трудом открыл слипшиеся веки. Стреляют! Где он? Как попал сюда? Струя холодного воздуха прорвалась в разбитое окно. В отверстии между осколками торчало дуло автомата.
Немцы!
Он вскочил на ноги. Нашарил за поясом гранату. Вторая упала и куда-то закатилась. Он хотел поискать, но в окно снова выстрелили. Пригнувшись, он бросился в противоположную сторону, вышиб ветхую раму и прыгнул наружу. Было уже совсем светло. Немцы бежали к нему. Трое. С другой стороны еще двое. Не уйти. Он выхватил из-за пояса гранату, размахнулся… Конец! Зажмурил глаза. Граната стукнула, покатилась и… не разорвалась. А на него уже навалились, схватили, повели…
Левушка колол дрова на площадке около дома. Утро было холодное, но от работы Левушке стало жарко. Он сбросил ватную куртку, вытер вспотевший лоб. Поднял было колун, да так и застыл, забыв опустить его. Выстрелы! Совсем близко… Он прислушался, встревоженный… Шура?!
На крыльцо выбежала мать.
— Опять стреляют! Ты что, Левушка, побледнел?
— Шура… — растерянно пролепетал он.
— Шура? Какой Шура?
— Это у Чекалиных. Пусти, мама!
