Чапаёнок - Могилевская Софья Абрамовна (книги бесплатно без TXT) 📗
— Митя! — вдруг с отчаянием крикнул Алексей. — Митюшка, отзовись!
И вдруг тихий стон, такой тихий и жалостный, что Алексею показалось, будто трава шелестит, раздался снизу, совсем близко, рядом.
Алексей весь замер. Нет, быть не может… Почудилось, видно.
И вдруг…
— Лё-ша… — совсем ясно услыхал он слабый, как стон, как шелест травы, голос. — Лёша, я тут…
Алексей сбежал вниз с холма, под откос, и в глубокой ложбине, заросшей свежей, не выгоревшей здесь травой, увидел мальчика. Митя лежал чуть живой, крепко прижимая раненую спину к земле, и смотрел на него широко открытыми, измученными глазами.
— Митюшка, друг мой, товарищ!.. — чуть не плача, крикнул Алексей, опускаясь на колени возле Мити.
Телеграмма товарищу Ленину
Это был последний бой за Уральск. Больше сражений не было. Белоказачьи войска бежали. Красные полки разорвали кольцо двухмесячной блокады и вплотную подошли к Уральску.
11 июля у хутора Новенького чапаевцы соединились с защитниками освобождённого города и вошли в Уральск.
Все улицы нарядились в красные флаги. Народу стеклось столько, что ни пройти, ни проехать. Всё было запружено взволнованной толпой.
— Слава герою! Слава Чапаеву! — неслось со всех сторон.
— Да здравствует непобедимая Красная Армия!
И снова:
— Ура Чапаеву! Ура красному полководцу!
— Ура чапаевским бойцам и командирам!
Тысячные толпы расступались, давая дорогу Чапаеву. Он ехал на белом коне, а восторженные крики встречали и провожали его.
В тот же день командующий товарищ Фрунзе, получив известие об освобождении Уральска от белоказачьих войск, дал срочную телеграмму в Москву, товарищу Ленину:
Телеграмма В. И. ЛЕНИНУ
№ 207 11 июля 1919 г.
Сегодня в двенадцать часов снята блокада Уральска.
Наши части вошли в город.
Командующий Южной группой Фрунзе.
В лазарете
В Уральске Митю поместили в лазарет. Его положили в самую светлую и солнечную палату. Ему было очень плохо. Он метался весь в жару и в бреду.
То на него неслись оскаленные морды вражьих коней. Вот они скачут прямо на него… Не остановить, не задержать страшной лавины Митя кидает прямо в лошадиные морды одну гранату за другой. Раз!.. И ещё! И ещё! И ещё!..
То перед ним снова был товарищ Чапаев, как однажды на параде.
На белом красивом коне скачет он перед строем бойцов. И Митя вместе со всеми тоже в строю. Большое, ослепительное солнце горит на медных трубах оркестра. И Мите больно, душно и жарко от этих пылающих на солнце труб.
Потом всё куда-то пропало.
Зажужжали надоедливые мухи. Заныла спина. Он тихо и жалобно стонал, не в силах от слабости открыть глаза.
— Пить… пить хочу…
И тут возле его койки раздались шаги. Чья-то рука протянула ему кружку с водой, чей-то голос, знакомый и участливый, проговорил:
— На, испей водицы, Митя… Испей, сынок…
Митя протянул руку, открыл глаза и вздрогнул от неожиданности. Может, и это ему привиделось?
Рядом с койкой стоял товарищ Чапаев.
«Теперь ты настоящий боец!»
Довольно долго просидел товарищ Чапаев возле Мити, а Мите показалось, будто пролетело всего несколько минут.
Говорили о разных делах. Говорил, правда, всё больше товарищ Чапаев, а Митя только улыбался.
— Вот погоди, теперь война скоро кончится. Недолго ей осталось… Скоро всех белых прогоним, — близко наклонившись к Мите, говорил Чапаев.
— А прогоним? — тихо спросил Митя.
— Обязательно прогоним! По-другому и быть не может. Всех прогоним, кто будет мешать нам новую жизнь строить. А как прогоним разных буржуев, капиталистов да богачей, так и заживём! Ребята все будут учиться. Ты учиться хочешь?
— Хочу! Только я лучше хочу быть… храбрым…
— А разве ты не храбрый? Ты, брат, храбрый.
— Я, как вы, хочу быть…
Чапаев улыбнулся, а потом задумчиво сказал:
— Насчёт храбрости я так думаю, браток: когда знаешь, за какое дело свою жизнь отдаёшь, когда знаешь, за что борешься, тогда храбрость бывает такая, что никто тебя не остановит, и будешь ты драться из последних своих человеческих сил. Так-то вот, Митюха… Понял?
— Понял… — ответил Митя, и глаза у него заблестели.
— А учиться ты обязательно будешь. Все у нас будут учиться — так товарищ Ленин сказал. А что товарищ Ленин говорит, всё правда и всё будет обязательно. Думаешь, мне неохота учиться? Вот послали меня в Москву, в академию учиться…
— Знаю, — сказал Митя.
— А не пришлось… Не до ученья, когда враг со всех концов наползает. Воевать приходится, а не учиться. Зато вы все, ребятишки, будете учёными, жить будете по-хорошему, вольно, весело… Вот за то и воюем теперь, Митя.
На прощанье Чапаев крепко пожал исхудавшую Митину руку и проговорил:
— Завтра тебя в Саратов отправят! Я велел.
— Зачем в Саратов? — испугался Митя. — Я не хочу в Саратов.
— Чудак! Ну чего забоялся? В Саратове больницы получше, скорее тебя вылечат.
— Меня и здесь скоро вылечат.
Чапаев провёл ладонью по Митиной стриженой голове.
— Ну, в Саратов не хочешь — ладно. Здесь скорей выздоравливай. А поправишься — в ординарцы к себе возьму.
Сердце у Чапаёнка заколотилось от радости. Даже весь лоб покрылся испариной.
— А подрасти как же? — прошептал он. — До ординарца подрасти надо?
— Ничего… Теперь ты вырос, теперь ты настоящий боец!
Печальная весть
Только не пришлось Мите стать ординарцем товарища Чапаева.
Рана у него заживала медленно, плохо, и когда чапаевцы двинулись снова в поход, через прикаспийские степи, на город Гурьев, Митя всё ещё находился в лазарете, и доктор даже приблизительно не мог сказать, когда он будет здоров и сможет вернуться в строй.
Прошло около двух месяцев. Наступил сентябрь. Солнце палило горячо. Несмотря на осень, было душно и жарко, как летом.
Чапаёнок понемногу поправлялся. И вот наконец наступил замечательный дёнь: доктор сказал, что Митя совсем здоров и может хоть завтра отправляться на передовые позиции, к себе в часть.
Не бежал, а летел Митя вверх по лестнице из кабинета врача к себе в палату.
— Дядя Тимошенко! Дядя Тимошенко! — крикнул он маленькому забинтованному пулемётчику, соседу по койке. — Дядя Тимошенко! Хоть сегодня, хоть завтра в часть! Слышишь? Хоть сегодня, хоть завтра…
Но маленький пулемётчик не засмеялся ему в ответ, не похлопал по плечу, не порадовался вместе с ним.
Маленький пулемётчик сидел на койке, обхватив руками голову. Он даже не глянул на него.
— Дядя Тимошенко… — сразу стихнув, прошептал Митя и заглянул ему в лицо.
По щекам пулемётчика текли слёзы. Он плакал.
— Дядя Тимошенко… что с тобой?
И тогда Митя услыхал страшную весть, полученную только что с фронта, из города Лбищенска, где находился штаб Чапаевской дивизии.
Последний бой
Неспокойный, хмурый был Чапаев в ту ночь, на пятое сентября. Допоздна всё ходил из угла в угол, всё думал тревожную думу.
Ровно бы нечего тревожиться. Высылали разведку. Ничего нового разведчики не показали: нет поблизости врага. И воздушная разведка ничего не обнаружила.
Ровно бы можно спать спокойно. Но тревога мучила и грызла Чапаева. Не слишком ли спокойно вокруг? Хитёр, увёртлив враг.
Эх, будь бы сейчас с ним Фурманов, его любимый военный комиссар! Вдвоём, может, и разглядели бы, что неладно вокруг.
Но нет возле него комиссара. Отозвал его товарищ Фрунзе на другой фронт. А нынешний, новый, Павел Степанович Батурин, — с ним ещё не подружились, не расскажешь ему, что залегло на сердце. Да и в обстановке пока мало разбирается.
Нет, слишком всё спокойно, не бывает такого на войне.
«Завтра чуть свет во все концы разошлю разведку», — решил Чапаев; с этим и лёг спать. Но даже во сне лицо его было озабоченным, и глубокая морщина разрезала лоб.
