Со щитом и на щите - Димаров Анатолий (читаемые книги читать .TXT) 📗
Еще никогда моим ботинкам так не доставалось, как в тот день. Отродясь не чищенные, они захлебывались ваксой. Незаметно от Федьки, чтобы он не допытывался, куда это я собрался, вынес ботинки на крыльцо, обулся и побежал в кино.
Вот и Дворец культуры. А вон и Нина. Еще издали она увидела меня и радостно машет билетами.
Сидели в десятом ряду, посредине большущего зала. Фильм захватил нас, мы уже не принадлежали самим себе, а тем легендарным событиям, что развернулись на мерцающем в сумраке экране.
После кино какое-то время идем молча. Солнце давно уже спряталось за горизонт, а месяц еще не вышел, и было бы совсем темно, если б не фонари, развешанные на столбах через полсотни метров один от другого. Около каждого столба будто маленькие озерки света разлиты, мы то вплываем в них, то снова ныряем в темноту, я то отчетливо вижу Нину, то вдруг ее окутывают сумерки, и вот уже это вроде совсем не она, не моя школьная подруга, а какое-то таинственное существо, и мне кажется чудом, что она сейчас идет рядом со мной.
Когда мы поравнялись с моим домом, Нина хотела попрощаться, но я храбро ответил, что я провожу ее домой.
С моей стороны это был необычный поступок, на который не каждый парень мог бы решиться. Дело в том, что Нина жила не в Верхнем поселке, а в Нижнем — совсем в другой державе, куда нам, верхневским, и днем соваться небезопасно. Ну а ежели ночью поймают, да еще с девушкой, то тогда совсем беда.
Вот и я, вгорячах предложив проводить Нину, вскоре же получил полную возможность в этом раскаяться. Когда она, попрощавшись, закрыла калитку, вбежала на крылечко и скрылась в доме, мне тотчас показалось, что железные двери безысходной западни захлопнулись за мной. Мрак, зловещий и враждебный, сразу же пополз изо всех переулков, и я, нахлобучив поглубже кепку, двинулся в обратный путь.
Вот так же, вероятно, чувствовали себя разведчики на чужой территории. Так же они пробирались, чутко прислушиваясь к каждому шороху. Вот впереди вроде кто-то перебежал улицу. Вот как будто сзади топот. И я, боясь оглянуться, нырнул в первый на пути переулок и сломя голову помчался вперед.
Домой добрался далеко за полночь: плутал по закоулкам и огородам — никак не мог выбраться из Нижнего поселка. Осторожно открыл калитку, пробрался к окну — заперто!
Прижимаюсь лицом к темному окну — даже здесь слышно, как храпит Федька. Осторожно стучу в стекло, покрикиваю:
— Федь, а Федь! Открой!
Хоть бы шелохнулся.
Отхожу от окна, размышляю: что же теперь делать? Громче стучать — хозяев разбудишь. Начнутся расспросы, где это я до полуночи шатался…
Брожу по двору, не зная, где мне приткнуться. А спать хочется — так бы и влип в подушку!
Прохожу мимо хлева. Хлев не хлев, а сарайчик на курьих ножках. Там, вверху, на жердочках, сидят с десяток кур, а справа, сбоку… Постой, постой… Что же сбоку? Да ведь сено. Целая копенка прошлогоднего сухого сена!
Не раздумывая долго, забираюсь в сараюшку, лезу на сено. Куры встревоженно закудахтали. Одна у другой допытываются, кого это принесло. Отодвигаюсь подальше от края, под балку. Значит, когда проснусь, резко подниматься не надо, а то и лоб разбить можно.
Лежу навзничь, потихоньку начинаю дремать. Куры покудахтывают, никак не угомонятся, да вдруг отозвался петух, что-то на них сердито прикрикнул, и они сразу же замолкли. Сладко потягиваюсь, покрепче зажмуриваю глаза и тотчас проваливаюсь в глубокий сон.
Проснулся от неистового крика петуха. Вскочил, совсем ошалев, и, конечно, врезался лбом в балку. Постанывая, сползаю вниз. Лоб аж пылает, в глазах скачут искры, в затылке тенькает. Нащупываю дверь, выползаю во двор. Семеню к колодцу, к огромному корыту, из которого хозяйка поит коз. Опускаю лоб в воду и долго-долго стою на четвереньках у корыта. Время от времени щупаю разбитое место — не уменьшается ли шишка?
На улице начинает светать, я опять направляюсь в курятник и забираюсь на сено в надежде, что удастся хотя бы часок поспать. Только лег, только умостился, как снова заорал петух: «ку-ка-ре-ку!»
Орет как сумасшедший, даже хвост вниз выгибает. Ну, погоди, я т-тебе покажу!
Сползаю вниз, выхожу во двор и выламываю хворостину поудобнее. Возвращаюсь и, хорошенько примерившись, как хлестану петуха по свесившемуся хвосту!
Если бы все это произошло где-нибудь на открытом месте, петух залетел бы за облака. А так он врезался в соломенную крышу и шлепнулся вниз и уже на земле заорал как недорезанный. Тут же, сочувствуя своему повелителю, вовсю закудахтали куры.
Так мне и не удалось заснуть. До самого утра просидел на скамейке у хаты. Щупал разбитый лоб и тоскливо думал: «Чтобы оно огнем сгорело, такое ухажерство!»
Хоть мы с Ниной по-прежнему занимались после уроков, мои успехи в немецком языке продолжали оставаться довольно сомнительными. И кто знает, не ожидала ли и меня доля Голобородько — остаться в восьмом классе еще на год, — если бы не Карацюпа, не Индус и не «Пионерская правда».
В те годы не было ни одного школьника, который не бредил бы Карацюпой — прославленным пограничником, грозой всех шпионов и диверсантов. Не было пионера, который не мечтал бы заиметь такую собаку, как Индус. Его все видели в газетах рядом с пограничником Карацюпой — самого красивого, самого сильного, самого умного из всех псов на свете. Сто сорок нарушителей — вот какой боевой счет Индуса!
Тем временем «Пионерская правда» начала печатать сообщения о тех учениках, которые стали воспитывать служебных собак для пограничников.
Мы с братом решили тоже помочь пограничникам. Мы отчетливо представляли себе, как вырастим похожего на Индуса пса, как научим его брать след и обезоруживать нарушителей, как потом поедем на заставу и там с рук на руки передадим нашего воспитанника какому-нибудь пограничнику. Мы даже кличку придумали — Дик. Так что оставалось только достать щенка.
Это было не таким простым делом, как нам на первый взгляд казалось. Ведь для службы на границе была пригодна лишь немецкая овчарка, значит, и щенок должен быть той же породы. Тем городским пионерам, о которых писала газета, было, конечно, куда как легче, а вот в нашем селе овчаркой и не пахло. Было полным полно Шариков, Полканов, Рыжиков, они честно несли свою собачью службу и принимали оживленное участие в наших развлечениях, но ни один из них не имел малейшего шанса попасть в пограничные войска, так как все были беспородными дворняжками.
Мы долго расспрашивали всех по очереди ребят, нет ли у кого немецкой овчарки, и стали уже терять надежду, как вдруг наш приятель Микола сказал, что у его родного дядьки, что живет в соседнем селе, есть необходимая нам овчарка, которая вот-вот принесет щенят.
Микола славился тем, что мог выдумать какую угодно историю, и поэтому мы отнеслись к его рассказу с некоторым сомнением:
— А ты откуда знаешь, что это немецкая овчарка?
— Так ведь мой дядька сам на границе служил. Вы что думаете — мало он там всяких шпионов задержал?..
Сомнения наши тут же рассеялись. Но теперь задача: как получить щенка?
— Ну а что я за то буду иметь? — стал торговаться Микола. — Вы что думаете, дядька так просто, задаром отдаст?
Мы заверили, что за ценой не постоим: выложим все, что только у нас есть.
И вот настал долгожданный день: Микола объявил, что сегодня принесет щенка. Только строго-настрого предупредил, чтобы встречать его не выходили, а ожидали дома. И мы часа четыре висели на воротах, выглядывали.
Наконец-то!
Пазуха у Миколы топорщилась, там что-то шевелилось и тихонько поскуливало.
— Держите вашу овчарку! — произносит Микола и засовывает руку за пазуху.
Наши нетерпеливо протянутые руки одновременно опускаются. То, что достал из-за пазухи Микола, ну нисколечко не похоже на овчарку. Это был пепелястый, лопоухий и неимоверно лохматый щенок. Он дрожал и жалобно скулил.
— Это овчарка?
— А то что же еще!
