Легенда о рыцаре тайги. Юнгу звали Спартак (Историко-приключенческие повести) - Щербак Владимир Александрович
Бабочка порхала примерно на пятиметровой высоте над уступом скалы, явно нацеливаясь на растущие там цветы очитка. Каменная стена была почти отвесной, но разве такое препятствие остановит фанатика энтомолога! Привычным движением плеч Мирослав сбросил рюкзак, схватил сачок и бросился к скале. Раздавшийся за спиной насмешливый голос пригвоздил его к месту.
— Бабочек ловите, господин Яновский? Прекрасное занятие для мужчины!
Мирослав резко обернулся — перед ним стоял толстый низкорослый китаец с тонкими длинными усами на широком одутловатом лице. Справа и слева от него ухмылялись два вооруженных бандита.
— Мы знакомы с вами, господин ловец бабочек. Еще по Аскольду. Припоминаете?
Мирослав посмотрел вверх. Перламутровка пенелопа не стала садиться на цветы, очевидно, заячья капуста чем-то ей не понравилась; она поднялась выше и вскоре исчезла из виду, растворившись в небе. «Все равно не поймал бы», — мелькнуло у него в голове.
— Я помню вас, Ван Ювэй, — медленно сказал Мирослав.
— Хорошо, что у вас крепкая память, и хорошо, что вы без оружия.
— Что вам угодно?
— Надо поговорить.
— Я к вашим услугам.
Глава V
СУНДУК КАПИТАНА ХУКА
(окончание)
«Не край, а рай!» — Фабиан против суда Линча. — Шкипер открытого моря. — Мечты о коммуне. — Александр — корабль и царь. — Капитан Хук. — «Горе мне, что я поехал». — Бухта Гайдамак. — Первое знакомство с хунхузами.
«Восьмерку» с китоловного судна «Граф Берг» занесло во время шторма дальше всех — в залив Петра Великого, в юго-западную его часть, где находился стык сразу трех стран: России, Китая и Кореи. Там, в одной из удобных бухточек, в изобилии имевшихся по побережью, и переждали китоловы непогодь. Не мог и думать тогда Фабиан Хук, что через несколько лет эти берега станут для него второй родиной.
Моряки вытащили шлюпку на берег, развели костер, обогрелись. Усталые, изломанные в долгой и тяжкой борьбе со стихией, они растянулись прямо на морской гальке и крепко заснули под пушечную пальбу прибоя. Шторм, впрочем, скоро утих.
Сон освежил, но возбудил голод. Китоловы поднялись и, условившись далеко не расходиться, пошли осматривать окрестности. Всюду, куда доставал взгляд, громоздились сопки, на которых густо стоял дикий запущенный лес, представляющий собой странный союз северной тайги с южными джунглями — сосны и лианы, клен и тис… Дубы здесь тоже были, правда, какие-то необычные: низкорослые, почти стелющиеся по земле, с уродливо искривленными ветками и несоразмерно громадными листьями. Фабиан сорвал один лист и позже измерил его своей рулеткой: в длину почти пятнадцать дюймов, в ширину десять, ничего себе листик [50]!
Чего только не было здесь! И вот уже один моряк несет полный картуз зеленого мясистого сладкого кишмиша, другой набрал в беремя сизого, с дымчатым налетом винограда, третий лузгает вкусные и удивительно сытные орешки, вылущивая их из кедровой шишки. Из-под самых ног то и дело вспархивают — будто взрываются петарды — пестрые раскормленные фазаны; одного удалось подбить палкой… На акватории бухты ходит-играет какая-то крупная рыба, у самого берега лежат выброшенные штормом устрицы, трепанги, перевернутые крабы, гирлянды морской капусты; на мелководье хорошо видно, как в колышущихся водорослях скачут подобно кузнечикам серо-зеленые креветки…
— Как в тропиках! — восхищенно сказал кто-то из гребцов, когда все поели и сыто лежали на песке, любуясь гладью бухты.
— Лучше, — возразили ему. — Нет жары.
— Если есть где-то на земле рай, то это наверняка здесь!
Фабиан молча улыбался, слушая эти праздные разговоры. Потом лицо его омрачилось: он подумал о товарищах, оставшихся на корабле и шлюпках. Что с ними, живы ли они? Не всем же китоловам так повезло, как «восьмерке»… И где теперь их искать?
— Запасаемся продуктами, — сказал Хук, — и спускаем шлюпку на воду. Надо искать наших.
Им опять повезло: их подобрали через несколько дней. Остальных разыскивали в течение месяца и находили оборванных, израненных, погибающих от голода. Четвертую и десятую шлюпки найти так и не удалось. Десять человек — два гарпунера и восемь гребцов — финнов, шведов, русских — пропали навсегда. «Где наша не пропадала!» — с горечью вспоминал Фабиан слова Антти Нурдарена.
В тот день, когда «Граф Берг» лег на обратный курс — к Гавайям, разъяренные моряки едва не растерзали своего капитана. Переминаясь с ноги на ногу, опустив голову, он покорно выслушивал брань в свой адрес. Фабиан хотя и стоял в толпе молча, но взгляд его был суров, а на скулах катались желваки. Лишь когда к капитану потянулись здоровенные матросские ручищи, он вмешался. Затолкал шведа в его каюту и встал у комингса [51], преграждая путь озверевшей толпе.
— Погибшим вы не поможете, а каторгу себе заработаете! Пусть живет, если совесть позволит, — сказал Фабиан, и китоловы угрюмо отошли.
Весь рейс капитан не выходил из своей каюты, судно вели старший помощник и гарпунер Хук, имевший аттестат штурмана.
Только через три с половиной года Фабиан вернулся на родину, в Финляндию. Ему исполнилось двадцать пять лет, он освоил труднейшую профессию китолова, повидал мир, испытал радость открытий и горечь утрат, узнал цену дружбы и предательства. Дома его ждали новые потери: умерли родители, так и не дождавшиеся блудного сына…
Фабиан остался совсем один. Некоторое время он плавает младшим штурманом на барке «Амур», где капитаном был однофамилец незабвенного Антти — Вилле Нурдарен. Все чаще вспоминает Хук Тихий океан, Дальний Восток, мечтает вновь побывать там, а может быть, и навсегда поселиться в краю экзотики и непочатой работы. Желание это, эти мечты крепнут день ото дня, превращаясь в цель жизни, но осуществлению мешает одно препятствие: он должен вернуться на Восток капитаном. Он выполнит свою детскую клятву, данную старому другу, даже если тот погиб. А вдруг старина Антти жив и ждет его?..
И Фабиан, несмотря на свой далеко уже не ученический возраст, вновь поступает в мореходную школу Або. Пройдя за полгода двухлетний курс обучения, он покидает школу со свидетельством шкипера открытого моря [52]. Теперь оставалось найти только подходящее китоловное судно, направляющееся в Тихий океан.
Но Русско-финская китоловная компания к этому времени приказала долго жить: ее задавили соответствующие фирмы Северо-Американских Соединенных Штатов. Их китоловный флот в три раза превышал количество судов стран остального мира. Янки вложили в предприятия по добыче и обработке китов семьдесят миллионов долларов и, желая вернуть эти деньги с максимальной прибылью, принялись хищнически истреблять китов по всему Тихому океану. Массовому избиению морских исполинов в немалой степени способствовал изобретенный в 1862 году Свеном Файном гарпун-граната.
Шкипер Хук не допускал и мысли о том, чтобы поступить на службу к американцам, «к этим бандитам, — как говаривал он, — безжалостно убивающим даже кормящую китиху вместе с детенышем». Фабиан искал другой выход. Вскоре он наметился.
Финляндия в те времена была, как и Польша, под владычеством Российской Империи, не случайно ее самодержцы среди прочих пышных титулов носили и такие: «Царь польский, великий князь финляндский». Многострадальная земля Суоми, на которой русские колонизаторы сменили шведских, жаждала свободы. Финский народ дружил с русским народом, но ненавидел русского царя.
Товарищ Фабиана по мореходной школе свел его с группой молодых патриотов. Не находя иных путей борьбы за независимость своей страны, они решили избрать пассивную форму протеста: поселиться на одном из необитаемых островов в Тихом океане и организовать там коммуну, на знамени которой был бы начертан вековечный лозунг всех честных людей: «Свобода, равенство, братство!»
