Единственная - Ярункова Клара (книги бесплатно полные версии .txt) 📗
— Слушай, — сказала я Йожо, — да она не умеет пить!
— Ну да, не умеет! — обиделся за нее Йожо, собрал белок в скорлупку и подставил ее Чомбе.
Мамочки, как она рассвирепела! Шлепнула Йожо, выхватила у него яйцо и снова начала вычерпывать его рукой. Мы просто умирали со смеху. Когда она уже вся измазалась в желтке, а съесть-то ничего не удалось, нервы ее не выдержали, и она, злобно ворча, швырнула все в Йожо, а взглядом чуть не убила его. Я совсем раскисла от смеха, вдруг Чомба прыгнула на меня и начала перебирать мне волосы своими испачканными руками. Я сжалась от страха, но, когда Чомба обняла меня за шею и погладила по лицу, я поняла, что она не желает иметь дела с Йожо и нарочно злит его, чтоб он раскаялся в своем коварстве.
Я угадала. Как только Йожо притворился, что плачет, Чомба перепрыгнула к нему, потянула его за волосы и, ей-богу, засмеялась!
Тут мы услышали, как открывается дверь из комнаты, и Йожо стал поспешно вытирать стол. Я бросила скорлупки в ведро, и, когда в кухню вошли, все следы были уничтожены.
Тетя Яна ласково заговорила со мной, а Йожо ничего не сказала. Достукался, дурак. Дядя Андрей разработал чудовищный план. До конца учебного года он будет лично водить Йожо в школу! И из школы! Теперь ему, бедненькому, крышка: погиб он в глазах одноклассников. Воображаю, как будут мальчишки насмехаться над ним! А кроме школы, его не пустят из дому ни на шаг!
— Я ему покажу, что и так можно воспитывать, — заявил дядя Андрей. — Довольно мы с ним считались. Я думал, с ним можно по-хорошему, но оказалось, что он ничего не понимает. Мне будет нелегко, но я выдержу. А уж ему придется!
Наш папка все это одобрил:
— Пока мы отвечаем за детей, мы обязаны ограждать их от дурного даже против их воли. Вырастут, будут способны сами разумно рассуждать — еще спасибо нам скажут.
Еще бы! На месте Йожо я, наверное, рехнулась бы от благодарности.
Хорошо еще, есть у него эта угорелая Чомба. Хоть будет с кем поговорить, когда его запрут дома.
Наконец-то мы отправились восвояси.
Не понимаю, как это я когда-то могла любить семейные прогулки. Да что любить! Когда они уходили куда-нибудь и не брали меня с собой, я ревела, как орангутанг, и бабушка не могла меня успокоить. Я и теперь готова реветь — но уже потому, что они меня берут!
Хотя бы отец согласился на мои уговоры зайти на выставку книг. Да разве его уговоришь…
— Хватит и одного раза. Мне вечером надо еще кое-что прочитать… Да и у тебя не готовы уроки.
Ну и пошли мы домой. Ничего! Если бы там околачивались те двое парней, все равно они бы только скалили зубы над тем, как меня охраняют родители. Ладно, нацарапаю математику и буду смотреть телик. Сегодня в программе «Песни вокруг нас». Порой там встречаются вполне приличные. Буду смотреть и доделывать конкурсные рисунки. Я могу рисовать, когда телик, хотя папа с мамой сердятся.
На следующий день я понесла в изобразительное три своих рисунка, хочу из них выбрать на конкурс. На одном рисунке Сонечка держит на руках Рудко. Видно, что ей тяжело, потому что она не очень-то сильная. На другом Петер показывает мне отметку в тетради. На третьем опять Сонечка, как она слушает сказку. Этот мне нравится больше всего. Рисунки сделаны тушью, только не пером. Кистью.
— Своеобразно, — сказал учитель. — Да ведь у тебя готовая серия, девочка! Добавь еще два-три рисунка и сдай на конкурс цикл под названием «Дети».
Вот так на! Это не шутки! Цикл!..
Но сделать его можно шутя. О моих ребятишках я легко сделаю хоть десять циклов.
Потом мы рисовали с натуры. Нашу уборщицу, как она сидит на стуле. Над моим рисунком ужасно смеялись, потому что я забыла нарисовать стул, и тетка сидела на воздухе. Зато сходство было хорошее, и ей самой мой рисунок больше всего понравился. А стул я забыла потому, что неживые предметы меня не занимают. Хотя я и признаю, что на воздухе сидеть нельзя. Но рисовать деревяшку мне противно. В конце концов я и стул изобразила, но он только изгадил рисунок.
После работы мы всегда убираем за собой. Не то чтоб мы скребли полы или подметали, но складываем рисунки, собираем глину, если лепили, чистим пресс, если делали оттиски. Делаем мы все с охотой и отлично при этом забавляемся. Веселее всего бывает, когда надо уносить что-нибудь в подвал. Тогда мы гоняемся друг за другом по лестницам, и за каждым углом засада: пугать. Художественная школа помещается в старом доме, и в подвале там страшно, как в «Собаке Баскервиллей». Так что порой волосы дыбом. Расходимся мы по домам в семь часов, когда уже тьма-тьмущая. Все это страшно увлекательно.
В тот раз мы вывалились из дверей, и я, оглядевшись на улице, так и остолбенела. Опершись на уличный фонарь, стояли те два парня!!!
Я схватила Таню под руку. К счастью, нас окружили наши мальчики из изобразительного, и мы пошли всей компанией. Была бы я одна — не знаю, хватило ли бы у меня духу пройти мимо них. Они сделали вид, будто им до нас дела нет, но под следующим фонарем я оглянулась и вижу: они двинулись за нами… На ближней остановке я не стала ждать трамвая, пошла со всеми до следующей. Постепенно наша кучка таяла, вот уже и Таня попрощалась, я осталась одна. Прибавила шагу и вышла на площадь, где было много прохожих. Вспомнилась песенка из телепередачи: «Я иду по улице, а за мной два молодца — случайно, просто так». И точно! Мне даже смешно стало. «Я в кино отправилась», — нет, я-то, к сожалению, не в кино, а в трамвай влезла, — «а тут и начинается», — то есть трамвай тронулся. И случайно… «И случайно взгляд бросаю в темноту — глядь, а молодцы — случайно — тут как тут!» Мамочки, все точно! До словечка!
У меня еще вертелось в голове, что «фильма я совсем не помню», а в жилах моих начала свертываться кровь. Как мы ехали, ничего не помню. Нахалы сели прямо напротив меня и ну сверлить меня взглядами. Веснушчатый еще иной раз отводил глаза, а тот, другой, — ни на миг! Я встала, оглянулась — не увижу ли кого знакомого. Да всего-то нас в вагоне ехало человек десять, и хоть бы одно знакомое лицо!
Ехали мы без конца. Я смотрела в окошко, но ничего не видела. Вдруг ребята встали и вышли на площадку. Ну да, мы подъезжали к нашей остановке! Значит, запомнили тогда, где выходить! Рано радуетесь! Отец железно ждет меня на остановке, если уже не зашел за мной в школу.
Они спрыгнули еще на ходу, Я за ними. Кроме нас, ни души. И отца не видно!
Парни направились к нашему дому. Теперь все пошло наоборот — совсем не как в песенке. «Молодцы» шагали впереди, а я сзади еле ноги волочила. Мне, знаете ли, было не до шуток! Я уже начала надеяться, что они, может быть, все-таки живут где-то здесь и невинно идут домой, как вдруг они остановились, и я прямо налетела на них. Сердце у меня чуть не выскочило, и я пальцем не могла шевельнуть.
— Приветик, — сказал веснушчатый. — Разреши представить тебе моего товарища.
А тот схватил меня за руку — за ту, в которой был портфель, — и сказал, что его зовут Имро. Фамилию я от страха не расслышала. Потом уже он представил мне веснушчатого, по имени Шанё. Его фамилию я тоже не разобрала. Веснушчатый все молол языком, потом я наконец опомнилась и брякнула:
— Что вы себе позволяете? Я вас вовсе не знаю!
И я бросилась бегом. По лестнице я пронеслась ракетой и зазвонила в дверь. Открыла мама.
— Где ты так долго? — встретила она меня. — Отец уже пошел искать тебя!
Вид у меня был, вероятно, ужасный, потому что мама испугалась.
— Оленька, ради бога, что с тобой?
— Ничего, мама, — только и успела я сказать, как на меня накатил такой приступ смеха, что похоже было, я свихнулась. Я потащила маму в комнату и, когда кончила ржать, все ей рассказала.
— Что ж… — подумав, сказала мама, — не очень-то они воспитаны, если заговорили с тобой на улице.
Это меня немножко задело.
— Хороша ты, мама, — сказала я, — что ты хочешь от пятнадцатилетних балбесов? Чтоб в башке у них были все правила хорошего тона?
