Мой волшебный фонарь - Сещицкая Кристина (книги без регистрации TXT) 📗
— Я с тобой останусь, — сказала я, — и попробую уговорить Малгожату…
Ясек распахнул дверь. Я увидела, как Малгося первая вылетела в коридор. За ней бросились все разом, застревая в дверях, и тут прозвенел звонок на урок.
— Беги, — сказала Мирка. — Беги, не раздумывай.
— Я остаюсь, — ответила я, хотя ноги сами несли меня следом за остальными: даже не из-за этих черных пуделей, а из чувства солидарности.
— Идем, — подтолкнула меня Мирка и громко сказала: — Нужно быть солидарной!
В ее словах была горечь. Я перестала колебаться.
— Я и буду солидарна — с тобой. И никуда не пойду!
— Сама видишь, какая может быть солидарность, когда речь идет об одном человеке, — сказала тогда Мирка. — Существует только солидарность с толпой. Я пошла.
Толпа уже докатилась до конца коридора. Я, кажется, впервые в жизни возненавидела и Ясека, и Малгосю, и Глендзена — хотя он, в общем-то, неплохой парень, — и Иську, и Люсю, и Владека, всех возненавидела за те ужасные слова, которые вырвались у Мирки Трачик. Потому что солидарность с одним человеком все-таки существует. Должна существовать: чего бы стоили без нее любовь, дружба, товарищество? Жаль только, все это так сложно, можно в два счета запутаться, как в лабиринте. Может быть, я рассуждаю очень глупо, но мне кажется, быть солидарным — это значит поддерживать человека во всем хорошем и удерживать от дурного. К сожалению, я не могла этого сказать Мирке, потому что такие слова похожи на напечатанное крупным шрифтом изречение в учебнике для второго класса. Или еще того хуже. Но все-таки мне удалось уговорить Мирку остаться.
Мы сели за первую нарту. Тоскливо нам было, хоть плачь. А географичка не пришла. Должно быть, она из окна учительской увидела, как весь наш класс солидарно вылетел из школы в направлении цирка. И ей в голову не пришло, что кто-то мог отколоться и остался. Ну скажи, красиво это с ее стороны?
Агата закончила свой рассказ. Я молчала. Перед глазами у меня стояла бедная Мирка Трачик с сумкой через плечо, уныло взирающая на ревущих одноклассников. Столь же отчетливо я видела и Агату, взобравшуюся на скамейку, и Ясека, ковыряющего в замке отмычкой. И в ту минуту, когда я представила себе Ясека, меня вдруг охватил панический ужас. Нет, я не ослышалась. Агата ясно сказала: «Ясек пытался открыть замок отмычкой!»
— Откуда у него отмычка?! — крикнула я.
Агата, не отрываясь от своего шарфа, спокойно сказала:
— Сделал на занятиях по труду.
— И учитель ему позволил?
— Учитель тогда болел. Нам разрешили делать что кому вздумается. Ясек выбрал отмычку.
— Твой родной брат таскает в кармане отмычку, а тебе хоть бы что! Ты считаешь это в порядке вещей?
— А что в этом плохого? Отмычка сплошь да рядом бывает нужна. Ты не представляешь, сколько раз мы с ее помощью попадали домой, — сообщила Агата, не переставая работать спицами. — Мы с Ясеком вечно забываем ключи.
— Отмычку изобрели воры. В один прекрасный день кто-нибудь ее увидит и с полным основанием назовет Ясека воришкой!
— Воры, говоришь? — удивилась Агата. — В таком случае я начинаю испытывать к этой братии уважение. Вор, который изобрел отмычку, заслуживает избрания в почетные члены общества рационализаторов!
— Хватит молоть чепуху! — рявкнула я в отчаянии от легкомыслия своей сестры. — Мало того, что этот болван связался с какой-то шайкой, он еще обзавелся отмычкой.
— Ах, ты вой о чем… — наконец спустилась на землю Агата. — Ой! — испуганно воскликнула она. — Знаешь, это и в самом деле ужасно!..
И тут мы услышали, как открывается входная дверь, и сразу же вслед за тем что-то с грохотом упало на пол. Это в дом вошел Ясек. Агата отложила вязанье и сунула руку в карман.
— Ключи у меня… — беззвучно произнесла она. — Этот подонок открыл замок отмычкой!
— Ясек! — позвала я.
— С Круликом полный порядок, — сообщил он прямо с порога. — Еще на стакан газировки хватило.
Я молчала, не зная, с чего начать. То ли с Груши и Робин Гуда, то ли с отмычки. Гнев и возмущение не позволяли мне сосредоточиться.
— Ясенька, — сказала я ангельским голосом, — сядь, пожалуйста, возле меня.
Ясек сел. Я постаралась изобразить на своем лице безмятежную улыбку — так, наверно, улыбаются своим пациентам врачи-психиатры.
— Не можешь ли ты мне сказать, что такое Груша?
— Фрукт, — ответил мой брат с выражением безграничного удивления на физиономии. — А почему ты спрашиваешь?
— Не что такое, а кто такой? — уточнила я. — Тебе звонила какая-то Груша.
— А-а-а! — радостно воскликнул Ясек. — Груша! Мацек Груша!
— Не знаю, может быть, и Мацек. Он сказал, чтобы ты не беспокоился, портки для Робин Гуда будут.
— А я не беспокоюсь. И не думал даже! Я знал, что он их раздобудет. Мацек что угодно из-под земли достанет.
— Не можешь ли ты мне сказать, Ясенька… — начала было я, но Ясек внезапно меня перебил:
— Чего это ты со мной, как с покойником? Вроде только у одра родственники начинают так сюсюкать. И вообще, хорошо покойничкам! Пока не помрешь, никто ведь тебя по-настоящему не оценит.
— Что ты плетешь? — возмутилась я.
— Он прав, — вставила свое слово Агата. — Про покойника всегда говорят одно хорошее, даже если раньше ругали на чем свет стоит. В особенности «безутешно скорбят» те, кто при жизни готовы были на беднягу всех собак вешать. А ты слыхала, чтобы кто-нибудь вешал собак на покойников? Я, например, не слыхала.
— Собак на покойников! Ха-ха! — загрохотал Ясек.
Я еле удерживалась, чтобы не разреветься.
— Замолчите! Агата, ты же знаешь, что я хочу серьезно поговорить с Ясеком.
— Тогда не называй его Ясенька! Он этого не выносит, и я его понимаю.
— Хорошо. Зачем тебе понадобилась отмычка? — напрямую спросила я. — И что это за шайка, в которой состоите вы с Грушей и Робин Гуд?
Ясек посмотрел на меня с сожалением.
— Робин Гуд… шайка… Сестрица, я тебя не узнаю!
— Отвечай, когда спрашивают! Кто такой Робин Гуд?
— Ты что, не знаешь? А еще собираешься на филологический! Представь, что тебе на экзамене достанется вопрос: «Английские народные баллады пятнадцатого века», а ты ни в зуб ногой? Погонят ведь в три шеи. И, что хуже всего, будут правы.
— Что это за шайка? — повторила я, пропустив мимо ушей язвительные замечания брата.
— Да так, ничего особенного. Несколько ребят из педагогической пустыни.
— Из педагогической пустыни? — удивилась я. — Не понимаю.
— Могу просветить, — с готовностью предложил Ясек. — Представь себе, что здесь школа, — он ткнул носком башмака в один конец лежащего на полу коврика, — а здесь дом, — указал он пальцем на другой его конец. — Все, что между ними, это и есть педагогическая пустыня! Другими словами: участок, не охваченный влиянием ни школы, ни дома, — с важным видом закончил он свое объяснение.
— Совсем сдурел, — заметила Агата, и спицы ее замерли в воздухе.
Мы обе разинув рты уставились на Ясека. Я закрыла рот раньше, чем Агата, но не могла выдавить из себя ни слова. А так как сколько-нибудь долгое молчание моей сестре не свойственно, она заговорила первая:
— А откуда тебе это известно?
— Известно… — ответил Ясек.
— Не сам же ты придумал!
— Конечно, нет! Я, даже если бы неделю думал, ни за что б не додумался, что эта штука, — он ткнул пальцем в середину коврика, — может называться педагогической пустыней.
— Тогда скажи, откуда ты узнал, — не отставала Агата.
— Все вам изволь доложить! — вскипел Ясек. — Заладила: откуда да откуда? Клаудиа сказала! Устраивает это вас?
— А Клаудиа откуда знает? — спросила я, как только ко мне снова вернулся дар речи.
— Наверно, от матери. Ее мать преподает у нас обществоведение.
— Да, Агата мне говорила, — сказала я.
— Она как раз занимается педагогическими пустынями, — продолжал Ясек. — Из нашего спортклуба она выбрала несколько человек и поручила организовать дворовые группы. Мне достались ребята из шестого подъезда… — добавил он смущенно.
