Неприкосновенный запас - Яковлев Юрий Яковлевич (бесплатная библиотека электронных книг txt) 📗
- Я думаю. Но лучше бы на концерт пошла ты.
- Ладно, Павлик, спокойной ночи.
- Спокойной ночи.
Что такое раздвоение личности? Это когда один человек превращается в двух. Но на этих двух остается один нос, одна голова, одно сердце. Разбирайся как хочешь. Можно поделить так: одному голову, другому сердце, а нос может быть общим. Словом, два человека живут в одном теле, как в коммунальной квартире. Ни разъехаться, ни разойтись. Потому что на двоих один нос.
Раздвоение Таниной личности произошло из-за Князева.
Одна Таня ненавидела его, другая - тянулась к нему. Он раздвоил Таню, расщепил, как атом.
Одна Таня говорила ему:
- Уходи!
Другая просила:
- Останься!
Получалась полная неразбериха.
Если на уроке одна Таня забывалась, другая тут же поворачивала голову и с тайным любопытством рассматривала густой бобрик, прищуренные глаза, зеленый круг Сатурна...
И вот что произошло: одна Таня забылась, другая оглянулась. Генриетта Павловна заметила, что девушка смотрит не на доску и не слушает объяснений. Некоторое время учительница наблюдала за Таней. Потом она сказала ледяным голосом:
- Вьюник, не смотри на Князева.
Она могла бы сказать: "Вьюник, слушай урок". Или: "Вьюник, не вертись".
Но она сказала: "Вьюник, не смотри на Князева".
По классу покатился ядовитый смешок. Таня покраснела и посмотрела в глаза учительницы. Глаза смеялись. Они дразнили Таню, издевались над ней: "Вот я тебя подловила! Теперь я над тобой покуражусь! Ха! Ха! Ха!"
Тане захотелось вскочить и крикнуть учительнице что-нибудь обидное. Обозвать франтихой. Сказать, что она, Генриетта Павловна, влюблена в физика. Но горячий стыд так сковал девушку, что она не могла ни пошевельнуться, ни вымолвить ни слова. А смеющиеся глаза продолжали проникать во все Танины тайники и смеяться над ними. Таня опустила глаза.
- Вьюник, иди к доске, - сказала Генриетта Павловна.
Ей было мало того, что Таня опустила глаза, ей нужно было выставить девушку перед классом, чтобы все могли разглядеть Таню и смеяться.
Таня заставила себя встать. Она пошла к доске. Она шла между партами, как сквозь строй. Подошла к доске. Взяла в руки мелок.
- Пиши, - сказала учительница и стала диктовать: "Долго не находил я никакой дичи; наконец из широкого дубового куста, насквозь проросшего полынью, полетел коростель".
Таня сжала, сильнее сжала холодный мелок. Он показался ей гладким крымским камушком. Она повернулась к доске и стала писать:
"Генриетта Павловна, вы злой, холодный человек..."
- Написала? - не оглядываясь, спросила учительница.
- Написала, - ответила Таня.
Класс замер. Смешок сгорел. Было тихо.
Учительница диктовала дальше:
- "Я ударил: он перевернулся в воздухе и упал".
Таня стиснула мел и, вдавливая его в доску, написала: "Я ненавижу вас".
Мел перестал скрипеть. Учительница решила, что Таня забыла конец фразы, и повторила:
- "...он перевернулся в воздухе и упал".
Мелок не скрипел. Генриетта Павловна повернулась к доске и прочла. Ее глаза округлились. На этот раз они не смеялись.
- Что это значит, Вьюник? - глухо спросила учительница. - Что ты написала?
Таня пожала плечами.
- Возьми портфель и уходи, - выдавила из себя Генриетта Павловна.
И, не дожидаясь, пока Таня уйдет из класса, стала торопливо переписывать то, что было написано на доске.
После урока Генриетта Павловна быстро вышла из класса и застучала каблучками по длинному школьному коридору. Она спешила в учебную часть. Она распахнула дверь и, подойдя к столу Михаила Ивановича, молча опустилась на стул.
Михаил Иванович запустил короткие пальцы в свалявшиеся косматые волосы и спросил:
- Вьюник?
- Вьюник, - выдохнула Генриетта Павловна.
- Что же?
Вместо ответа учительница достала листок бумаги и положила его перед завучем. Он машинально полез за очками, но так и не достал их, прочел без очков: "Генриетта Павловна, вы злой, холодный человек. Я ненавижу вас".
Он прочел записку и поднял глаза на Генриетту Павловну. Она смотрела в окно.
- Так... - сказал Михаил Иванович.
Он хотел, чтобы учительница первой начала разговор. Но она молчала и ждала слов от него.
- Так... - повторил Михаил Иванович. - Что же вы, собственно, хотите от меня?
Большие круглые глаза посмотрели на Михаила Ивановича. Теперь они были похожи на две амбразуры.
- Что я хочу... от вас? - тонким голосом произнесла Генриетта Павловна. - Я хочу, чтобы меня оградили от подобных оскорблений.
- Подождите, разве в этой записке есть что-нибудь оскорбляющее? Кстати, вам известна причина этой ненависти?
- Ученики не имеют права ненавидеть педагога.
- Разве есть такой циркуляр министерства? - Михаил Иванович начинал сердиться.
- Это не циркуляр, а простая логика. Если все ученики будут ненавидеть всех педагогов...
- Да почему все и всех? - вспылил Михаил Иванович. Он поднялся со стула и двинулся к Генриетте Павловне.
Он встал перед ней, грузный, косматый, с крупными глазными яблоками.
- Чем вы обидели Вьюник? - спросил он.
- Это допрос? - сухо спросила Генриетта Павловна.
- Это вопрос, - буркнул Михаил Иванович.
- Я сделала ей замечание, а она написала это... Я не виновата, что эта взбалмошная девица влюблена в Князева и не сводит с него глаз.
- Ах, вот оно в чем дело! - сказал Михаил Иванович и засунул руки в карманы.
Он долго молчал. Сопел. Ходил по комнате. А его руки оттопыривали тесные карманы.
- Придется вам проглотить эту пилюлю, - наконец сказал он.
Теперь уже Генриетта Павловна поднялась со стула.
- То есть как проглотить? - Круги вокруг ее глаз замкнулись. - Вы отказываетесь... помочь мне, - она искала подходящее слово, - поставить на место эту разболтанную девчонку?
- Генриетта Павловна, я советую вам проглотить пилюлю. А там как знаете. Запретить любить или ненавидеть нельзя даже школьнику. Нельзя!
Генриетте Павловне захотелось ударить этого косматого человека. Ей так мучительно захотелось ударить его, что она поспешно вышла в коридор. И долго стояла у окна, стараясь обрести равновесие.
