Ранний экспресс - Кузьмин Лев Иванович (бесплатные книги онлайн без регистрации TXT) 📗
разнесчастная погода...» Вот и у нас за окнами дождь!
Выступление Пашки изумило Гулю еще сильней. Только она теперь не насторожилась, а сказала:
— Дождь дождем, но вот день сегодня все равно поразительный. Молчит весь класс, зато начал вдруг говорить — да еще как! — Паша Зубарев. Молодец, Паша! Беседуй с нами почаще.
И тут Пашка сам, не плоше той девочки, едва не выпалил, что он и так давно со всеми беседует, что прошедшей ночью только то и делал, что беседовал-разговаривал с целой мальчишечьей компанией.
Но в этот момент ударил звонок с урока, и с той, наружной стороны, классную дверь открыла заведующая Косова.
Косова дверь отворила, на пороге встала; весь класс, грохнув крышками парт, вскочил на ноги.
— Спокойно, спокойно...— сказала Косова, повернулась в сторону Гули. — Прошу вас, Галина Борисовна, организованно, строем провести всех в комнату девочек.
Лицо Косовой было такое решительное, что Гуля, то есть Галина Борисовна, тут же и выстроила ребятишек парами. И они единым строем прошествовали через коридор, через толпу других, тоже удивленных ребят, в спальню девочек.
Первышата шли, загодя чувствуя неладное.
А когда увидели возле своих кроватей молоденькую, всегда шуструю уборщицу Тасю, когда увидели там еще и повариху тетю Полю, то поняли — секретному сообществу пришел конец.
Тася лукаво постреливала глазами то на ребятишек, то на тетю Полю, то на отопительные батареи. Тетя Поля, грузная, круглолицая, до того растерянная, что крахмальный колпак ее съехал на ухо, нелепо перекладывала из руки в руку пустое кухонное сито.
Косова неспешным взором оглядела присутствующих, убедилась, что те, кому тут быть полагается, все на месте. Кивнула Тасе:
— Приступайте!
Тася живо запустила руку за ближайшую батарею, вынула беленькое яичко и, положив его тете Паше в сито, хихикнула:
— Ра-аз...
Потом последовало: «Два-а... Три... Четыре...», и так до той поры, пока не обошли все хоронушки в спальне девочек.
Затем Косова подала команду проследовать все тем же строем в спальню мальчиков, и там повторилось то же самое.
В мягком, с деревянным ободом, сите росла на
руках тети Поли ослепительно чистая горка яичек, а сама тетя Поля смотрела на горку все растеряннее, а девочки и мальчики, в том числе Пашка со Степой, опускали головы все ниже. Только Гуля ничегошеньки тут не поняла:
— К чему здесь яички? Ну, к чему?
Когда же число забатарейных трофеев полностью сошлось с числом учеников первого «Б» класса, Косова тоже взяла слово:
— Вот и я хочу спросить: «К чему?» Но сначала спрошу нашу уважаемую тетю Полю: как вышло, что продукты, да еще и в неподготовленном виде, перекочевали из кухни в детские спальни? Кто их выдал?
— Так я сама! — попробовала развести руками, но чуть не обронила тяжелое сито, тетя Поля.— Как же не выдать? Как малышам отказать? Им все равно — полагается! А те вот девочки...— тетя Поля по-над полным ситом, по-над занятыми руками повела в сторону девочек круглым подбородком: — А те вот девочки, а может, и не те — их вон сколь по столовой-то вьется! — мне заявили: «Сегодня в первом «Б» классе День сырого яйца! » Ну, а если мне сказали: «День!», то я подумала: «Это кем-то назначено!» А если назначено: значит, выдала...
Тетя Поля прямо сказала и самим девочкам:
— Неужто вы вот так хотели кулинарному делу научиться? Неужто задумали яички испечь? Да на батареях не испечешь! Только испортишь... Эх вы, кухарки!
И тогда девочки совсем потупились; они заунывно, на разные голоса давай признаваться:
— Мы не за этим... Мы думали, выпарятся живые цыпленочки.
— Кто-о? — опешила Косова.— Кто выпарится? Зачем?
А все утро сегодня удивлявшаяся Гуля вдруг перестала удивляться. Она тоненько прыснула, покачнулась и, держась за спинку Пашкиной кровати, зашлась таким неуемным смехом, что еще бы немного, то и, возможно, упала бы с ног.
Тетя Поля тоже колыхнулась весело. Уборщица Тася рассыпалась мелким хохотком, будто горохом. Но и все же первой опять пришла в себя Гуля. Она прямо на глазах Косовой кинулась обнимать совсем уже теперь зареванных девочек, прихватила в объятия и мальчиков, даже Пашку:
— Эх вы, глупые! Эх вы, недотепушки! Цыплятошники-заговорщики!
Но Косова опомнилась тоже, сразу поставила все на свои места.
Тете Поле с Тасей было велено:
— Возвращайтесь к своей повседневной работе!
Гуле было сказано:
— Ваш подопечный класс пошел на организованный обман. А вы как реагируете? Вы реагируете не-пе-да-го-гич-но! Впрочем, такой разговор обязан быть продолженным не здесь. Пройдемте, Галина Борисовна, в мой кабинет.
И, не сомневаясь, что Гуля пойдет, двинулась первой.
Косова пошла уверенным своим шагом. Она одним лишь твердым видом своим заставляла мальчиков и девочек расступаться, освобождать ей путь. Ну, а там, в конце этого точно нацеленного пути, в строгом кабинете, как представилось Пашке, ждало Гулю что-то плохое.
И вот как бы Пашка ни побаивался теперь Косовой, в нем неведомо в который уж раз сработала, как пружина, память о Кыже. И Пашка — сам крохотный, взъерошенный, весь сжатый в один тугой ком — выпрыгнул из строя ребятишек на освобожденную для Косовой дорогу. Вслед за Пашкой, готовясь шагнуть вперед, шевельнулся Федя Тучкин, шевельнулся Степа Калинушкин.
— В чем дело? — тормознула Косова. Тормознула, замерла, и все вокруг замерли, да
в эту самую минуту широко раскрытая дверь спальни раскрылась еще шире, и прямо с порога раздался совсем новый, совсем никогда еще не звучавший здесь, в интернате, голос:
— Дело в том, что Пашка Зубарев — неплохой друг! Он сам хороший друг, и рядом с ним, как я вижу, одни лишь добрые друзья!
И на Пашку напахнуло дождевою прохладой, осенней свежестью, и сзади на макушку ему вдруг так знакомо легла чья-то рука, что он дрогнул, развернулся, завизжал на. весь интернат:
— Русаков! Русаков!
В тесной от людей спальне, в двух шагах от раскрытой двери рядом с Пашкой в самом деле стоял Русаков. Только Русаков не тот, привычный, а очень, очень праздничный. Сырой свой плащ он перевесил через руку, а сам был в новом сером в стрелочку костюме, при полосатом галстуке.
Но волосы у Русакова были все те же — как опаленные летним солнцем. Но лицо — все так же до коричневой смуглости обветренное. Кисти рук из-под белых обшлагов рубахи — темные, прежние, рабочие. Самое же удивительное: держал Русаков немного на отлете от себя, на весу за тонкое колечко клетку с чижом.
— Юлюшка! — взвизгнул снова Пашка.
Чиж качнулся на жердочке, отвесил поклон, вроде как Пашку признал.
— Пием ко-фе, пи-ем чай! — свистнул чиж, и все тут первышата загалдели, все ринулись, обтекая Косову и Гулю, к внезапному гостю:
— Русаков! Русаков! Русаков! А тот опять сказал Косовой:
— Правильно я догадался: у вас тут полное содружество. Даже про меня с чижом дети знают. Наверняка оповестил Пашка. Выступал тут, поди, каждый день... Я сюда и в спальню-то из коридора без приглашения заглянул как раз на этот дружный, приятный шум... Вы ужменя простите!
Русаков, почти точно как чиж, отвесил Косовой поклон, а она вопреки всем своим правилам, вопреки всей своей железной выдержке смутилась! Она впервые не знала, как ей поступить. Ей ведь неизвестно было, видел Русаков или не видел, что происходило тут минуту назад, и вот пришла в замешательство. И совсем уже не думая, что сейчас нарушит другое свое правило, что назовет ученика не сухо, по фамилии, а ласково, по имени, быстро-быстро произнесла:
— Как я понимаю, вы тоже друг Павлуши!
— Больше...
— Ох, интересно-то как! — не стерпела, вмешалась в разговор Гуля.— Вот бы ребятам услышать про Кыж не только от Паши, но и от самого от вас... Хотя бы чуть-чуть.
Косова глянула на Гулю, что-то скоренько в уме прикинула да и все свои правила пустилась нарушать подряд:
