Лужайки, где пляшут скворечники (сборник) - Крапивин Владислав Петрович (электронные книги без регистрации TXT) 📗
Бывали мы и в театре Демида. Там нас принимали как своих.
Демид по образованию был никакой не режиссер, а математик. Раньше преподавал в институте. У него даже и лицо-то было «математическое» — треугольник с двумя нолями. Верхняя часть треугольника — плоская, как сковородка, лысина. Боковые стороны — щеки, которые сходились к бородке-клинышку. А ноли — круглые очки. Он никогда не унывал, хотя на треугольном лице порой и появлялась озабоченность.
Дело в том, что театр был неофициальный. Зарегистрировали его вовсе не как «храм искусства», а как предприятие по переплетному делу. Иначе трудно было почему-то отстоять это помещение. Ну, и были у Демида всякие постоянные хлопоты с районными властями, с налоговой инспекцией, с теми, кто не прочь был оттяпать это здание у театра.
Заботы заботами, но репетиции всегда были праздниками. Со смехом и веселыми спорами, с перерывами на «экспресс-чаепитие».
Актеров было всего семеро (кроме синьора Алессандро — трагика и драматурга). Три девушки и четверо ребят, почти все студенты. Чем-то они напоминали инструктора Володю, когда тот бывал в хорошем настроении.
Ну, и был, конечно, еще один незаменимый актер — Николка Стебельков. Исполнитель роли Амура в Зеленых Штанишках (так она официально именовалась). У него эта роль получалась прекрасно. Лук был с резиновой тетивой, а стрела с присоской…
А Вячик, Арбуз и я помогали во всяких технических делах: клеили картонные каски для сказочных солдата и генералов, подкрашивали декорации.
Настя у Демида не бывала. Как-то случилось, что этот интерес в ту пору ее не коснулся. Она с Катей Донцовой (тоже из нашего класса) занималась в кружке мягкой игрушки. Они шили там из лоскутков разноцветных тигров, кошек и клоунов. Одного такого клоуна подарила Настя Николке.
Николка больше не убегал из дома. Видимо, его страсть к приключениям и загадкам теперь поглощалась театром. Но Арбуз однажды пожаловался, что по ночам «этот ненормальный» часто не спит. Сидит в постели и смотрит в окно. Особенно если в окне есть луна. Не важно, какая — круглая или полумесяц…
Мы с Николкой быстро переглянулись.
Разговор был после репетиции, когда все сидели у камина.
Один из актеров, длинноволосый студент Вася, сказал серьезно:
— Лунатизм есть не что иное, как стремление вырваться из нашего привычного трехмерного пространства в иные миры.
«Нет, — подумал я. — Тогда бы Николке полностью хватило театра. Ведь это как раз и есть параллельный мир, который рядом с нашим, обычным…» И посмотрел на Николку снова.
Николка сказал, глядя в огонь:
— Луна — это мохнатый мишка, которого бросили. Ему скучно.
— Теперь уже не скучно, раз ты его нашел, — утешил я.
— Я еще не нашел, — вздохнул Николка.
Остальные, по-моему, не очень поняли нас. Но заговорили про всякие тайны мира, про НЛО, про Бермудский треугольник и другие загадочные места.
А скоро оказалось, что одна такая тайна совсем рядом с нами.
За неделю до Нового года я проснулся как от резкого телефонного звонка, хотя телефона у нас не было. На шторе дрожал оранжевый отблеск. Я подошел к окну.
Ночь была светлая, снежные облака отражали излучение городских огней. Этот ровный свет разбивался пожаром. Что-то горело за далекими крышами — там, где подымалась таинственная сосновая роща. На мохнатых заснеженных кронах дрожали отблески пламени.
Утром пришел Вячик и сказал, что сгорел забор вокруг секретной зоны. Весь. Будто зажгли его сразу во многих местах… Было воскресенье, и в этот день мы опять собрались у Демида. И после репетиции, глядя на огонь в камине, вспомнили ночной пожар.
— Как же теперь там будут охранять секретность-то? — с легким злорадством сказал Вячик. — Она, эта зона, теперь совсем открытая.
— Да нет там никакой секретности, — вдруг отозвался Демид.
— Как же это нет? — не поверил Арбуз. — Такой был забо-рище с проволокой…
— Забор и проволока — это от прежних времен. А с прошлого года там пусто. Два заброшенных домика, вот и все.
— А вы откуда знаете? — с вредной ноткой спросил Вячик.
— Мне ли не знать… Там работал Федя Полянцев, мой приятель и коллега по институту. Начальник экспериментальной группы… Их всего-то было там семь человек…
— А что они изучали? — не выдержал я. — Это военный секрет, да?
— Дело не в секретах. Если бы кто-то и захотел разведать их дела, все равно ничего бы не понял. Это требовало… ну, как бы обостренного слуха, особого настроя сознания. Такие там собрались люди… А забор поставили для того, чтобы посторонние не нарушали чистоту эксперимента. Не топтали территорию Завязанной рощи…
— Какой рощи?
— Завязанной. Такое у нее название, известное узкому кругу… Это одна из точек, в которой планета наиболее активно проявляет свои странности. Так утверждали те ребята. Говорили, что изучают «закономерности странного мира»…
«Какие?» — чуть снова не спросил я. Но не посмел. Огоньки камина плясали в очках Демида. Его друзья — Маргарита, Алессандро, Вася и другие актеры — напряженно молчали. Наверно, им было кое-что известно. И, может быть, они осуждали Демида за излишнюю разговорчивость. Но он посмотрел на меня и сказал:
— Там достигались странные эффекты. Например, я видел фотоснимки, где в небе над верхушками сосен одновременно круглая луна и полумесяц…
— Это легко подделать, — заметил Вячик. И оттопырил языком щеку. Мне захотелось дать ему по шее. Но Демид сказал снисходительно:
— Разумеется. Но зачем подделывать? Они ведь не хотели хвастаться своими достижениями. Наоборот… А на другой фотографии позади современной трансформаторной будки возникла церковь, которая в тех местах стояла сто лет назад, а после революции была взорвана… И хронометры там отставали на четыре секунды в сутки… Ну, это мелочи. О крупных открытиях ребята старались молчать…
— А почему у них все закрылось-то? — недовольно спросил Арбуз.
— Потому… Как раз потому, что кое-кому захотелось, чтобы секреты эти стали именно военными… А представляете, если бы господа генералы научились смещать пространства или корректировать информационное поле планеты. Или проникать в межпространственные области, а оттуда в прежние времена, чтобы наводить там свои порядки…
Кажется, он говорил серьезно. Однако мы все же хихикнули, посмотрели на толстого Мишу Варницкого и тощего Матвея Хвощина. Эти парни играли в пьесе «Огниво» генералов. Солдат в королевской армии был один, а генералов двое. Они все время спорили, кто главнее, и проявляли согласие только тогда, когда муштровали бедного солдата. Потом они докладывали королю:
— В рядовом составе армии вашего величества царит полное единодушие!
Демид помолчал и продолжил рассказ про Полянцева и его друзей:
— Вот… И не стали они двигать это дело дальше. Ушли. Не захотели работать на «князей тьмы»…
У меня вырвалось:
— На князей Озма…
Демид быстро повернулся ко мне. И стал смотреть сквозь хрустальные круглые стекла — так внимательно…
Я смутился, струхнул даже.
А он медленно спросил:
— Голубчик мой, ты где слышал это слово?
— Я… не слышал. Оно само… Ну, оно придумалось мне однажды. Это значит «Озверелый мир»…
— Да… Федя Полянцев расшифровывал это научнее: «Области затухающей мысли». Но в общем смысл тот же. Когда затухают мысли, остаются инстинкты и нарастает зверство.
Это была линия. Между ученым Полянцевым и мной, пацаном из шестого «Б». Но я не сказал об этом, постеснялся.
Вячик настороженно спросил:
— А их не могут опять посадить за проволоку? Насильно. Чтобы работали.
— Я же говорю: они ушли…
— Найдут!
Демид усмехнулся:
— Не найдут. По крайней мере Федю. Он кинул на плечо свой рюкзак и прямо оттуда ушел по дороге…
— Догонят, — сказал Вячик.
Демид глянул на него, как недавно на меня.
— Мальчик, есть дорога, а есть Дорога.
— Это что? — спросил вдруг Николка. До этого он молчал — сидел на коленях у могучей Маргариты и помешивал дюралевой саблей угольки в камине.
