Путеводитель по повести А.П. Платонова «Котлован»: Учебное пособие - Дужина Наталья Ильинична (хороший книги онлайн бесплатно TXT) 📗

Платонов через имя дает Козлову определенную характеристику: доносчик; кляузник, обуреваемый комплексом власти; ночной рукоблуд и «рвущаяся вперед сволочь» [47]. Но некоторые черты этого социально-психологического типа раскрываются только на фоне политической повседневности: нетвердая ориентация в событиях окружающей жизни, но зато четкая направленность на свои личные интересы; начетничество при отсутствии понимания, но в соединении с умелой манипуляцией формально усвоенными словами; глубинная пошлость и отсутствие всяких принципов.

Следующий типичный представитель этого времени — безногий инвалид Жачев. После двух войн, империалистической и гражданской, таких искалеченных людей в стране хватало, и положение их было тяжелым — мизерные пенсии выбрасывали из жизни тех, кто сделал революцию. Платонов дает Жачеву несколько определений: «жирный калека», «могучий увечный», «урод империализма», «безногий инвалид». Из всех этих характеристик самым эмоционально окрашенным и даже возвышенным кажется слово «увечный», но именно оно и было официальным термином для фактических изгоев общества. Несмотря на очевидность и необратимость увечья, такие люди регулярно проходили экспертизу инвалидности. Журнал «Вопросы страхования» (1929, № 2) под призывом «Добиться улучшения экспертизы инвалидности» публикует фотографию одного из них: безногий человек в кабинете врача и подпись «Увечник на приеме в БВЭ» (БВЭ — больница врачебной экспертизы). Однако действительные инвалиды типа Жачева (многие из которых были участниками гражданской войны) не только регулярно проходили экспертизу инвалидности, но часто вовсе не могли ее получить в отличие от «инвалидов» вроде Козлова.

Искалеченность Жачева и отсутствие у него половины туловища для Платонова, безусловно, символичны: Платонов неоднократно подчеркивает, что Жачев — «урод империализма». Эта аллегорическая деталь почему-то важна писателю [48].

В положении Жачева Платонов акцентирует его «выброшенность», а в позиции — неуемное чувство социальной справедливости; непримиримость ко всему, что чуждо революции; оппозиционность. Жачев, который считает себя «по человечеству лучше», облагает собственным налогом «достаточных лиц», т. е. советских функционеров; он мечтает убить «всех больших жителей своей местности, <…> оставив в живых лишь пролетарское младенчество и чистое сиротство»; за все его разоблачительные высказывания в адрес «новых буржуев» Жачева осуждает «носитель официальной идеологии» Сафронов, призывая «всецело подчиниться производству руководства». Последнее обстоятельство очень важно: в этих упреках «верного ленинца» Сафронова А. Харитонов услышал отзвуки политических дискуссий 20-х годов, а в личности и позиции самого мятежного обвиняемого — сходство с главным оппонентом Сталина — Л. Д. Троцким. Харитонов подчеркивает, что свою борьбу со Сталиным Троцкий строил на обвинениях в «обюрокрачивании рабочего государства» и расслоении в рядах правящего класса при сталинском режиме, появлении среди коммунистов высокооплачиваемых функционеров-бюрократов, положение которых разительно отличается от положения коммуниста, работающего в угольной шахте и получающего 50–60 рублей в месяц. В распоряжении таких коммунистов-функционеров, а фактически «новых буржуев», имеются автомобили, хорошие квартиры, пайки, партмаксимумы и пр. Подобные взгляды высказывает и Жачев. Харитонов отмечает, что «Жачев и личными своими чертами походит на „неистового Льва“: он беззастенчив, по-своему красноречив, склонен к демагогии»; «он, как и Троцкий, фанатик революции». Даже в фамилии героя отозвалась изначальная жесткость позиции Троцкого в вопросах коллективизации и индустриализации. И, безусловно, немаловажным объединяющим моментом в судьбе крупнейшего политического деятеля (фактически второго лица в государстве) и безногого героя платоновской повести является именно «вы-брошенность»: в 1929 г. Троцкого, одного из организаторов революции и победы в гражданской войне, выставили из страны. Троцкий, конечно, не является в привычном смысле прототипом Жачева. Его тема — лишь часть образа Жачева и лишнее свидетельство «ориентации писателя на идеологический контекст эпохи», а также особых принципов построения платоновского образа и многоплановости его художественного текста.

Председатель окрпрофбюро Лев Ильич Пашкин — главный объект нападок Жачева. Лев Ильич является тем высокооплачиваемым функционером-бюрократом, которых критиковала и «левая оппозиция». Пашкин «состоит в авангарде», т. е. является членом партии, и при этом живет «в основательном доме из кирпича, чтоб невозможно было сгореть» (38), ездит на автомобиле и получает паек. Пашкин исключительно дисциплинированный коммунист и откликается на все директивы партии. Его «добросовестность» в исполнении «нового лозунга» профсоюзной работы «лицом к производству» мы показали выше: «близ начатого котлована Пашкин постоял лицом к земле как ко всякому производству». Не оставил без внимания он и второй лозунг профсоюзной работы — «ближе к массам». Во исполнение этого требования Пашкин, как сказано у Платонова, «научно хранил свое тело». На его рабочем столе «находились различные жидкости и баночки для укрепления здоровья и развития активности», из которых профсоюзный лидер время от времени выпивал по капле. И делал он это «не только для личной радости существования, но и для ближних рабочих масс» (39).

Платоновская ирония по поводу того, как Пашкин выполнял «новые лозунги профсоюзной работы», несомненна. Однако все оттенки этой иронии становятся понятными только при знакомстве с повседневностью, в которой повесть создавалась. В начале 1930 г. центральная пресса с удивительной регулярностью рекламировала три препарата «для укрепления здоровья и развития активности» схожего наименования и, возможно, действия: «Секарская жидкость. Extractum testiculorum», «Спермин-фармакон» и «Спермоль» [49]. Назначение одного из них, «Спермоли», реклама объясняла так: «Для укрепления всего организма, нервной системы, улучшения деятельности сердца и как общетонизирующее». Про «развитие активности» в газетной рекламе «Спермоли» не было сказано ничего. Однако названия препаратов, а также их состав («вытяжка из семенных желез») наводят на мысль об «активности» вполне определенного рода. Действие «Секарской жидкости» в газете никак не разъяснялось, но ее латинское наименование (Extractum testiculorum) эту версию укрепляет (testiculus, i m — мужское яичко; мужская сила). Других препаратов «для развития активности» (и вообще никаких других, разве что изредка гематоген) пресса не рекламирует, так что во исполнение «нового лозунга» профсоюзной работы «ближе к массам» Пашкин, как послушный партийной печати гражданин, пил, видимо, эти (не исключено, что Платонов обыграл здесь какую-то общеупотребительную шутку, связавшую лозунг «ближе к массам», а также стремление руководства страны всячески активизировать равнодушное к проводимой политике население с рекламой «Секарской жидкости» и ей подобных препаратов «для развития активности»: несмотря ни на что, на злободневные политические темы народ шутил и, в согласии с традициями народной смеховой культуры, шутил не всегда прилично; информация о подобного рода вольностях даже просачивалась в печать — тема, к которой мы еще вернемся).

Не менее иронично Платонов описывает, как живо Пашкин откликнулся на призыв партии бороться «за режим экономии», купив себе вместо старого экипажа новый автомобиль. Произошло это следующим образом. Продав экипаж «в эпоху режима экономии», Пашкин некоторое время приезжал на котлован верхом на коне; когда же «во время пеших отлучек Пашкина в глубь котлована» Жачев опоил его коня, Пашкин перестал «ездить всадником и прибывал на автомобиле» (48).

«Эпоха режима экономии» началась с «Обращения ЦК ВКП(б)» 25 апреля 1926 г. «О борьбе за режим экономии»: