Необыкновенный консилиум - Шингарев Геннадий (читать книги без регистрации полные .TXT) 📗
ПРИГОВОРЁН К РАССТРЕЛУ
Одним из первых Ларрей понял, что огромная, непрерывно воюющая и несущая военные потери армия не может обходиться услугами отдельных, хотя бы и замечательных
врачей. Нужна специальная служба, которая заботилась бы о раненых и действовала бы по единой системе. Ларрей придумал такую систему.
Он создал «амбулансы». Так назывались летучие санитарные отряды в армии Наполеона. Армия шла вперёд — покачивались в сёдлах кавалеристы, с мерным топотом шагала пехота. Широкогрудые битюги тащили орудия. А следом ехали фургоны для раненых; их сопровождали санитары на лёгких двуколках и хирурги верхом на лошадях.
У каждого санитара в руках была пика, на груди через плечо перевязь с надписью: «Помощь воинам».
Из двух пик и перевязей, с помощью холстинного пояса, можно было быстро соорудить носилки. В бою носильщики разыскивали раненых; врачи тут же, на поле боя, останавливали кровотечение и накладывали шины и бинты. Раненых грузили в фургон и везли в полевой госпиталь.
Их старались оперировать как можно скорее. Тяжёлые повреждения рук и ног часто оканчивались гангреной, и единственным способом остановить распространяющееся омертвение было отсечь, ампутировать, раненую конечность. Поэтому ампутация была в то время самой частой хирургической операцией на войне.
В воспоминаниях одного врача, участника походов Наполеона, можно прочесть такие строчки:
«В полдень мы подошли к обширному, расположенному влево от дороги, монастырю. Между монастырём и лагерем великой армии мы заметили в овраге много отрезанных рук и ног. Из этого мы заключили, что Ларрей устроил здесь походный госпиталь».
Накануне битвы при Ватерлоо — той самой, с которой мы начали разговор о военной медицине, — Ларрей развернул центральный госпиталь на одной из близлежащих ферм. Но, как это часто с ним бывало, он не усидел в госпитале и в разгар боя выехал во главе санитарного отряда на передовые позиции.
Много лет спустя в своих мемуарах Ларрей рассказал о том, что случилось с его отрядом в тот злополучный день.
Солнце уже садилось в облаках пыли и дыма, а измученное, окружённое с трёх сторон французское войско под непрерывный грохот орудий всё ещё отчаянно отбивалось от врага.
Вместе со всеми оборонялся от налетевших пруссаков санитарный отряд. Носильщики дрались пиками. На своей коротконогой лошадке пятидесятилетний Ларрей отважно размахивал саблей. Внезапно какой-то детина ударом палаша вышиб его из седла. Отряд рассеялся, и знаменитый хирург остался лежать на изрытой ядрами поляне, один, у ног своего коня.
Враги решили, что он убит. Немецкая конница поскакала дальше.
Очнувшись, Ларрей встал, вскарабкался на свою лошадь и поехал шагом — куда глаза глядят. Перед рассветом на него наткнулся прусский сторожевой разъезд. Кто мог поверить, что ещё вчера перед этим французом снял шляпу сам герцог Веллингтон! С Ларрея сорвали часы, стащили с ног сапоги, у него отняли драгоценный дамасский кинжал — подарок императора. Босой и ободранный, он шёл под конвоем в штаб.
Время военное — разговор короткий. Ларрея приговорили к расстрелу. С кучкой дезертиров, задержанных в эту ночь, его повели к оврагу. Немецкий штабной врач стал завязывать пленнику глаза.
И лежать бы ему где-нибудь возле полузасохшего ручья, если бы не счастливый случай.
Случай этот заключался в том, что несколько лет назад немецкий врач слушал в Париже лекции знаменитого Ларрея. И теперь, вглядевшись в лицо приговорённого к казни, он неожиданно узнал его! Он бросился докладывать начальству. В штабе произошло что-то вроде паники. Пленника развязали и повезли к прусскому маршалу Блюхеру. И тут выяснилось, что два года тому назад в Германии Ларрей спас жизнь раненому сыну Блюхера. И спесивый прусский маршал, увешанный крестами и звёздами, униженно просил прощения у хирурга в изодранном гренадерском мундире.
Прошло много лет. Давно отгремели битвы. Останки Наполеона, умершего на острове Святой Елены, торжественно
были перевезены в Париж. Огромная процессия двигалась по улицам. За гробом шли ветераны наполеоновских войн. Среди них был Ларрей, уже глубокий старик, шагавший в старинном сером мундире императорской гвардии с длинными белыми волосами до плеч.
Глава 43
«СУДАРЫНИ, ПРОШУ НА ДЕЖУРСТВО!»
Мы приступаем к рассказу о великом враче, от которого ведёт своё начало современная военно-полевая хирургия.
Это тот самый человек, отлитый из бронзы, который сидит на гранитном цоколе перед зданием медицинского института в Москве. Кажется, что он присел на минуту и сейчас встанет.
Это тот «чудесный доктор», о котором уже при жизни его распространялись фантастические легенды. Но мы расскажем о нём то, что было на самом деле. Ибо, право же, это лучше всяких легенд.
Поздней осенью 1854 года Николай Пирогов ехал в Крым на войну. Первые впечатления его были безрадостны. Вся дорога к югу от Бахчисарая была забита обозами с ранеными.
«Дождь лил как из ведра, — вспоминал он, — больные, между ними ампутированные, лежали по двое и по трое на подводе, стонали и дрожали от сырости. И люди, и животные едва двигались в грязи по колена…»
Это из осаждённого Севастополя везли в тыл защитников крепости. А впереди уже слышался отдалённый гул… Навстречу этому гулу, навстречу бесчисленным, полузатонувшим в трясине солдатским подводам по краю дороги пробиралась тележка. В ней сидел бывший петербургский профессор, ныне военный врач, — человек сурового вида, с
[6]
густыми бровями и косматыми бакенбардами, в фуражке, надвинутой на глаза.
Пирогов застал в Севастополе 1500 раненых. Они застряли в городе, и всех их кое-как разместили в доме бывшего Дворянского собрания, где теперь был устроен госпиталь.
В высоком мраморном зале, где до войны гремела музыка и вихрем неслись в мазурке блестящие кавалеры и дамы, слышался зловещий шорох, прерываемый стонами и хрипением. В полутьме весь зал шевелился сотнями тел. Люди лежали на койках, на соломенных тюфяках, брошенных на пол, и просто на полу. В разных концах огромного зала двигались тусклые огоньки: это со свечами в руках пробирались между кроватями и перешагивали через лежащих на полу фельдшера и врачи.
Парадные двери были распахнуты настежь. Бородатые санитары в забрызганных грязью сапогах тащили в зал всё новые и новые носилки.
В этом доме смерти больные с гангреной и гнойным воспалением ран лежали вперемешку с легкоранеными и контуженными. Все заражали друг друга. Одеяла кишели насекомыми, и можно только удивляться, как это в госпитале не вспыхнула эпидемия сыпного тифа.
