Солнечная магия - Новак Илья (версия книг TXT) 📗
Бобрик возразил:
– Он наверняка давно во дворце. Там его не достанешь.
Кукса, как раз обматывающая шнур вокруг талии, замерла с поднятой рукой, потом обернулась к мальчишке и с такой уверенностью, которая может быть присуща, допустим, большому айсбергу или, скажем, набирающей ход горной лавине, заявила:
– Я доберусь до него, где бы он ни был!
Из-за поворота каменной полки донеслось яростное тявканье и топот. Потом оттуда вынеслось пять приземистых тел.
– Осторожно! – завопил Бобрик. Первое из нападающих существ, оттолкнувшись короткими кривыми лапами, стремительно прыгнуло на нее.
Кукса присела, и гончая, пролетев над ее головой, исчезла за краем полки. “У-у-у-уй!!!” – разнесся над подземным городом разочарованный вой. Не обращая внимания на Бобрика, четверо других тварей засновали вокруг Занозы, которая выставила перед собой руку с предпоследней “выручалкой”.
После смерти старого короля городской палач, всеобщий любимец, весельчак по имени Бурун Тавот скрылся в неизвестном направлении. Но такой крупный город, как Лаверикс, просто не может обойтись без палача, и на эту должность Мармадук временно назначил единственный родственник Буруна, его племянника, которого звали Заклад Тавот. Даже Мармадук, отличающийся житейской непрактичностью, вряд ли смог бы найти более неудачного кандидата на должность палача.
Есть люди, которые боятся змей, есть те, что не переносят пауков или, допустим, как маленькие дети, пугаются темноты. Заклад Тавот страдал редкой болезнью под названием остробоязнь – его страшил любой острый, колющий и режущий предмет. А еще он не переносил вида любой жидкости красного цвета. Он даже не пил красного вина. Пока что Закладу Тавоту еще не приходилось выполнять свои непосредственные обязанности, чему он был очень рад.
Итак, новый городской палач проснулся от громкого стука в дверь. Сладко потянувшись, Заклад выполз из-под одеяла, обул тапочки и прошлепал к двери. Стоящий снаружи дворцовый служка выпалил ему в лицо:
– Велено прибыть к камерам с наивозможной поспешностью… – и убежал.
– Что же это такое?.. – недовольно забормотал Заклад. – С утра суматоха!.. – Он поспешно натянул халат и выскочил из комнаты, отведенной ему в дворцовых покоях.
Чтобы добраться до камер, надо было преодолеть пять пролетов узкой служебной лестницы и миновать два охранных поста. Стража, заслышав шаги нового палача, вытягивалась по стойке “смирно” и замирала, выпучив глаза. Среди дворцовых служащих Заклад Тавот считался еще большим подлецом, чем даже Сокольник. Хотя, конечно, палач имел куда и меньшее влияние. С виду он был добродушным, толстеньким молодым человеком, разговаривал всегда вежливо и не скупился на улыбки. Но за спиной мог устроить тебе такую пакость, что оставалось лишь качать головой (если, конечно, еще оставалась возможность качать ею).
Под лестницей тянулся каменный коридор. Шлепая задниками тапочек по пяткам, Тавот пронесся через него и у решетки одной из камер увидел стражника-тюремщика и графа Сокольника.
Граф выглядел странно. Всегда щеголяющий в модных нарядах, тщательно причесанный и с напудренным лицом, он сейчас был похож на пугало в одежде, состоящей исключительно из дыр и прорех. Волосы были всклокочены, лицо расцарапано, а под глазом темнел синячище.
– Гляди сюда! – озабоченно приказал Сокольник, заприметив палача. – Видишь это?
Заклад посмотрел. В камере возле стены спал какой-то мальчишка.
– Вижу, – подтвердил Тавот, заранее холодея от ужаса. – Вроде, это акс…
– Да, акс! – рявкнул Сокольник, пронзительно глядя на Тавота. По мнению графа новый палач был даже хуже колдуна Мармадука – совсем уж жалкая, ничтожная личность.
– Именно он отравил нашего любимого короля, ты понял? – спросил граф. – Сейчас ты должен проследить за тем, чтобы привели в порядок и покрасили плаху. А через два дня ты отрубишь ему голову. Что с тобой, тебе плохо?
Услышав последние слова, Заклад Тавот отступил к стене и, привалившись к ней, закрыл глаза. Ему действительно стало плохо, закружилась голова и задрожали ноги. Ведь для того, чтобы выполнить приказание графа, Закладу пришлось бы взяться за топор, а топор палача города Лаверикса был очень, очень острым.
Лягуш по имени Топ-Ганка, тот самый, что этой ночью на площади помог стражникам справиться с мальчишкой-аксом, проснулся в своей водной постели. Кто-то несмело постукивал в дверь комнаты, отведенной для него в дворцовых покоях. Лягуш состоял как бы из двух частей, из пары, вроде бы, отдельных, но живущих вместе существ – жаба Топа, и его наездника, похожего на маленькую злую обезьянку существа по имени Ганка. Про жаба говорили “он”, а про Ганку – “оно”, потому что Ганка не относилось ни к самкам, ни к самцам. Пока Топ тяжело ворочаясь и булькая зеленой водой, продувал дыхательный пузырь, Ганка просеменило тощими лапками к двери, с трудом дотянулось до замка и отомкнуло его. Стоящий снаружи дворцовый служка почтительно склонился и прошептал в мохнатое ушко:
– Граф Сокольник вызывает к себе, уважаемый… – и поспешно ретировался, испуганно оглядываясь через плечо.
Ганка скептически скривило мордочку и, все перекособоченное, противное и липкое со сна, проковыляло обратно к бассейну, из которого как раз выбирался жаб.
– С каких это пор Сокольник имеет право вызывать, а не приглашать нас к себе? – возмущенно спросило оно, не ожидая, впрочем, ответа. Ведь, помимо Ганки, единственным живым существом в комнате был Топ, а он особым умом не отличался и потому предпочитал молчать.
– Ну, ладно… – Ганка извлекло из ящика стола огромный деревянный гребень и стало расчесывать свалявшуюся за ночь бурую шерстку. Жаб выбрался из бассейна и натянул широченные шорты на лоснящиеся нижние конечности, а затем приступил к самой ответственной утренней процедуре. Каждый палец желто-зеленой перепончатой лапы он увенчал наперстком-когтем с узким тонким лезвием, на могучие покатые плечи натянул перевязь с тремя томагавками и двумя дюжинами дротиков, в кожаные ножны поясного ремня всунул короткую кривую саблю, а к бедру пристегнул пару беруч. Затем надел на левое плечо детское бархатное седло, которое пристегнул подпругами под мышкой.
Ганка, покончившее к тому времени с прической, залезло в это седло, после чего лягуш покинул комнату.
Граф ждал в своих покоях. Он успел принять душ, надеть пурпурный халат и покрыть синяк желтой пудрой. От графа разило духами “Нежность пастушки”, и чувствительный пятачок Ганка сморщился.
– Вы знаете, что найден отравитель короля? – начал Сокольник, как только лягуш переступил порог.
– А разве он не был известен раньше? – пропищало Ганка, тонко намекая на то факт, что даже самый распоследний дворцовый олух был в курсе того, кто именно подлил яд в молоко старика.
– Нет, не был, – отрезал граф. – Помните акса, которого вы схватили прошлой ночью?
Топ кивнул пупырчатой головой, а Ганка промолчало, ожидая продолжения.
– Именно он и отравил короля, – сделав честные глаза, заверил Сокольник. – Скоро его казнят… если конечно этот олух Заклад Тавот сможет удержать в руках топор. Но есть кое-кто, кто хочет спасти акса. Не буду пока вдаваться в подробности. Я использовал гончих и, возможно, они ее закусают… а, возможно, и нет. Мы с Мармадуком посоветовались, и я решил, что преступника-акса надо спрятать за городом. Лучше всего для этого подходит остров Лимбо. Он недалеко от побережья, но все же попасть туда без корабля невозможно. Наймете корабль, пересидите некоторое время на острове и после этого вернетесь. Теперь слушайте внимательно. Сейчас пойдете на задний двор и возьмете себе фургон. Стражников я отрядить не смогу, так что едете только с Мармадуком…
Граф не успел договорить, как дверь открылась и в покои вошел колдун.
– Что я слышу?! – закричал он. – Вы собираетесь выслать меня из города, выслать меня?
Сокольник недовольно скривился, будто у него заболел зуб.
