Пропавшие в Бермудии - Слаповский Алексей Иванович (читать лучшие читаемые книги txt) 📗
Но по закону подлости, по закону белых слонов, она тут же невольно начала об этом думать.
И сломалась.
Но сломалась так, как, бывает, тормозят программы в компьютере: сначала зависает одно приложение, потом не отвечает другое, но какие-то еще действуют, а потом и они постепенно отключаются, не находя поддержки…
Бермудяне, проголодавшиеся после выборов и не дождавшись, кстати, бесплатной закуски, первым делом направились в места общего питания. Роджер-Обжора, естественно, был уже в заведении Бонса и заказывал ему:
– Теленка жареного! Я не шучу! В кредит по школьной карте!
Бонс с помощником, кряхтя, принесли огромное блюдо.
Роджер набросился на мясо руками и зубами – но зубы щелкнули, ухватив воздух, а руки только зря шарили по столу: теленок исчез.
Стало исчезать все: дома, улицы, транспорт, многочисленные призраки.
Люди метались в поисках пищи.
Кто-то предусмотрительный и догадливый понял, что надо ухватить как можно больше из того, что еще уцелело. Предпочитали консервы, сухари, шоколад, сгущенку и другие предметы первой необходимости. То, что оставалось в руках бермудян, в их карманах и за пазухой, не исчезало.
К вечеру остался не очень большой остров, пологий с одной стороны и обрывистый с другой, над обрывом возвышалась гора, поросшая кустарником, взобравшись на которую можно было легко увидеть весь остров. Другой суши вокруг не наблюдалось.
Реакция у всех была разная – кто плакал, кто смеялся, кто обвинял правительство, кто ругал себя…
Но надо было как-то продолжать жить.
65. Жизнь на остатках
Само собой получилось, что все разбились на группы в зависимости от языка – ведь САП исчезла, а по несколько языков знали только некоторые из бермудян. Англоязычные прибились к англоязычным, китайцы – к китайцам, русские – к русским и так далее. Русских при этом оказалось не так уж много, но и не мало: Олег с Настей и их дети, Солнце Лучезарова (то есть теперь опять Людмила Рослякова), футбольная команда в полном составе. К ним присоединился бывший советский военный летчик Ушуридзе. Он был тут единственный грузин, к кому же еще ему прибиться, как не к бывшим соотечественникам?
Ричард Ричард бродил один.
Он, отдыхая после выборов, весь взмокший от волнения, решил принять душ, а когда Бермудия стала исчезать, растерялся, надел только джинсы и футболку, поэтому остался без своей привычной защиты, и это его приводило в отчаяние. Он шел вдоль берега, пугливо озираясь и бормотал:
– Какой маленький остров… И столько людей… Скоро здесь будет не воздух, а суп из микробов… Я пропал!
Ольмек и Мьянти, представлявшие свои нации тоже в единственном числе, ходили среди недавних сограждан и уговаривали всех объединиться.
Никто не хотел. Всем казалось, что припасов, захваченных из Бермудии и чудом уцелевших, хватит только на их группу.
Впрочем, поневоле приходилось обращаться друг к другу. Бермудяне всегда жили на всем готовом и не взяли с собой самых элементарных вещей. Они привыкли, например, что если понадобится зажигалка или спички, они тут же появляются. А многие обходились и без зажигалок и спичек: воображелать огонь мог бермудянин самого низкого уровня; некоторым, как фокусникам, нравилось время от времени поджигать кончик собственного пальца, облитый воображенным бензином, – как известно, если пламя тут же погасить, оно не успевает обжечь кожу. И вот теперь, когда понадобилось сварить или разогреть имеющиеся продукты, оказалось, что ни у кого нет огня. Кто-то пытался воспользоваться стеклышком часов, как лупой, чтобы поджечь бумажку или сухую траву, – ничего не получалось, да и солнце уже заходило. Кто-то стучал камнем о камень, надеясь высечь искру. Кто-то крутил палочку в отверстии сухого пня, вспомнив, что когда-то так добывался огонь. Наконец нашлись спички – у Бонса, благоразумно сунувшего их в карман, – он как повар предусмотрел, что, возможно, придется готовить пищу в полевых условиях. Развели один костер. К нему вежливо приходили посланцы разных групп с ветками и сучками, поджигали их и бежали к своим, чтобы там тоже развести костер.
Вскоре над островом поднялся десяток дымков.
Насытившимся людям стало казаться, что не все потеряно. В конце концов, они, скорее всего, в том же районе Бермудского треугольника, где и пропали, а движение здесь оживленное – и кораблей много, и самолетов. Правда, пока никто не заметил ни одного корабля и ни одного самолета.
Чувствовали себя все по-разному.
Дукиш Медукиш, умиравший до этого много лет, начал умирать по-настоящему.
Вокруг него собрались родственники и помогали, чем могли: они не хотели допустить его смерти прежде, чем вернутся окончательно – туда, где Дукиш Медукиш, преисполненный благодарности, одарит каждого солидной частью наследства. Они были в этом уверены.
Роджер-Обжора вместе с весело лающей Глючкой бегал от группы к группе и просил дать кусочек чего-нибудь. Ему давали: продукты пока имелись и – ребенок все-таки. Правда, через некоторое время Роджер с удивлением почувствовал, что больше не может есть. Его даже начало подташнивать.
– Я же теперь нормальный! – догадался он. – Я теперь не буду хотеть все время есть! Как здорово!
Тут он увидел знакомую фигуру, испугался и припустил к ближайшим кустам, на ходу крича:
– Ник! Ник, где ты?
И Ник, услышав, тут же прибежал.
– Чего это вы? – добродушно удивился боцман Пит, а это был именно он. – Посмотрите, у меня даже линьков нет!
Он улыбался.
Но Роджер ему не верил:
– Не подходи! Ник, а ты смотри внимательно.
Ник хотел ему напомнить, что чудеса кончились и он вряд ли сможет вырвать линьки из рук боцмана.
Но в этом не было необходимости: линьков у Пита в самом деле не было.
– Наконец-то я не хочу тебя выпороть, дорогой Роджер, – растроганно сказал Пит. – Ты не представляешь, как мне это надоело! Хочешь скушать чего-нибудь?
– Нет, спасибо, я и так облопался.
У моря уныло бродил Пятница. Настя заметила его, подошла, протянула руку:
– Хочу поблагодарить вас за все, что вы пытались для меня сделать. Вы очень старались. Спасибо, Пятница.
Пятница вяло пожал руку и поправил:
– Джон Смит. Так меня зовут. Я больше не Пятница.
– И опять несчастливы?
– Почему? Просто думаю: какого черта я тогда сел в этот самолет! Никогда себе не прощу!
И Пятница, то есть Джон Смит, продолжал бродить у воды, с ненавистью глядя на бескрайний океан и с любовью туда, за горизонт, где находились, по его предположениям дом, работа, семья. Как все было хорошо, спокойно, уютно…
Мануэль, накормив Лауру и соорудив ей что-то вроде шалаша, сидел возле него и хмуро о чем-то думал.
– Чего это ты помрачнел? – спросила Лаура. – Я с тобой, и ты теперь не хочешь меня убить. Чего тебе еще нужно?
– Читал я одну книжку, – невпопад ответил Мануэль. – Про рыцаря, который всю жизнь любил одну прекрасную даму. Даже после того, как она умерла. И сам умер потом на ее могиле.
– Чудесная история! – вздохнула Лаура.
– Дурацкая история. И рыцарь этот дурак. Нет чтобы нормально жениться, завести детей…
– Ты хочешь сказать, что зря потерял двадцать лет? – обиженно спросила Лаура.
– Именно так. Ты не обижайся. Я понял, что любовь – это что-то вроде гриба в душе. Сначала он веселит, а потом одурманивает. Это ядовитый гриб. От него – галлюцинации. А я вместо того, чтобы вырвать его с корнем, подкармливал его. Потому что мне нравились эти галлюцинации.
Лаура вскипела:
– Послушай! Если я тебе не нужна, зачем ты за мной ухаживаешь? Шалаш вот построил – зачем?
– Я мужчина все-таки, – ответил Мануэль. – И я же тебя все равно люблю. Даже теперь, когда не хочу убить.
Лаура удивилась:
– Я думала, что только в Бермудии бывает такая путаница.
– Путаница не в Бермудии, а в нас, – грустно сказал Мануэль.
