То, что меня не убьёт...-1 - "Карри" (бесплатные книги полный формат txt) 📗
В груди затеплело, на лбу выступил пот, по пальцам разбежалось покалывание, ритм дыхания сбился, Миль перестала слышать голоса за спиной. Прикрыла глаза… Так и видела: меж ладоней висит бело-серебристый шар, упругий, горячий, послушный… Открыв глаза, удивилась: шар действительно был! Еле заметный, но вполне ощутимый, размером с крупный апельсин. Неудобный размер.
Она слегка сжала полусогнутые ладони, сминая шар, как снежок, и он неохотно съёжился до размеров куриного яйца, стал заметнее, горячее… Теперь он помещался в клетке между пальцев одной руки. «Хороший мой, — погладила его пальчиком Миль. Почти погладила — он всё-таки отталкивал, не давался. — Красивый…»
Сзади кто-то деликатно покашлял. Миль замерла. Скосила наверх глаза.
— Вот так и стой, не надо ничего делать, — очень спокойно сказал профессор, нависая над ней. — Медленно разожми пальцы… Разведи ладони и выпусти его из рук.
Две большие руки появились справа и слева от ладошек Миль, дублируя её позицию. Пальцы учителя заметно подрагивали — Миль видела его поле, ловящее её шарик. Зачем, хотелось ей сказать, не надо, он же хороший, он мой!
— Да, мне тоже его жаль, — понял её профессор, — но это похоже на шаровую молнию.
«Нет, это не молния»! — хотела она возразить, но, ясное дело, не могла.
— Похоже, говорю, — голос его стал напряжённым, — но я не уверен. А молнии очень нестабильны и очень опасны! Как ты его удерживала?!.. Короче, сейчас ты присядь и откатись в сторону, поняла? И беги отсюда! К выходу! Давай!
Миль выскользнула из-под его рук, отскочила в сторону… и оглянулась.
Профессор оттолкнул висящий перед ним шар, придав ему ускорение, и прыгнул на зазевавшуюся ученицу, повалив её на каменный пол арены. Его тяжёлое тело навалилось сверху, а потом пол дрогнул, что-то грохнуло, профессор зашевелился, и Миль смогла сесть.
В воздухе клубилась густая пыль и пахло озоном и гарью. Нормально пахло, в общем. Для этой аудитории — вполне нормально.
Пыль ещё не успела осесть, а в круглое помещение, ступенями уходящее к потолку, уже набился народ: кто-то занимался делом, помогая прийти в себя профессору и ученице, кто-то пытался навести порядок, очистить воздух и убрать мусор, а прочие просто глазели и галдели. Вокруг Миль, которая совсем не пострадала, только испачкалась в пыли, столпились одноклассники, задавали какие-то бессмысленные вопросы.
Профессору повезло меньше, возле него хлопотали целители, но он отмахивался:
— Цел я, всё в порядке, отстаньте!
— Этого вы не можете утверждать, профессор! Я настаиваю, чтобы вы оба немедленно отправились в лазарет — и не своим ходом! И не смейте со мной спорить!
В общем, оба действительно вскоре оказались в лазарете. И обоих, осмотрев, вскоре же и отпустили.
Не получилось у Миль возжечь огонь. И зачёта по пирокинезу она не получила.
У неё как-то вообще всё получалось не так, как следовало. Приученная бабушкой таить свои особенности от окружающих, она усвоила этот навык, как инстинкт, и таилась ото всех — включая родственников — до последнего, пока обстоятельства не заставляли приоткрыться. И даже тогда делала всё, чтобы сгладить впечатление, свести его на нет. В основном ей это удавалось. Единственное, в чём можно было не сдерживаться — школьная программа. Здесь все проходили её ускоренно — по сравнению с нормальными сверстниками, конечно — поэтому большинство управлялось с полным курсом и, не задерживаясь, двигалось дальше — чтобы к 17–18 годам стать вровень со взрослыми ведами и самим заботиться о себе, решая, станут ли они жить как обычные горожане, вписавшись в человеческое общество, устроившись на какую-нибудь работу, службу, обретя счастье в простых человеческих радостях — семья, дом, дети, работа… Либо всё то же самое — среди своих, где не нужно прятаться, можно открыто пользоваться всем, чем наградила природа, жить на охраняемой, безопасной территории, но тогда придётся нести часть общей ноши — участвовать в Игре.
Игра… Необходимость её, как поведали на уроках, диктовалась многими причинами, среди которых немаловажная роль отводилась выявлению сильнейшего, как и говорила бабуля. Победителем стать было мало того, что почётно — так ему ещё и принадлежало право выбора: он мог забрать с собой, в свой клан, пожизненно или на время, любого из побеждённых — да хоть всех, если одолеет их лично. Ещё он мог требовать себе брачного
партнёра из проигравшего клана… И если игрока-неудачника можно было потом попытаться выкупить, обменять, отыграть, то невеста или жених оставались в чужом клане навсегда. Порой судьба подшучивала над Победителем (или Победительницей) — затребованный партнёр оказывался с ним в близком родстве — и, как Победитель ни кусал локти, а тот также получал право выбора: инцеста не одобряли никогда. В редких браках изменённых и нормальных дети частенько рождались без намёка на Дар. При невысокой рождаемости среди изменённых влюблённым случалось обнаружить, что они двоюродные брат и сестра… или дядя и племянница… Поэтому так тщательно велись родословные. По которым Игхар, к примеру, мог считаться допустимой партией для Миль. И даже Ксанд — мог. Несмотря на возраст.
Узнав об этом на уроке генеалогии, Миль сперва похлопала глазами, потом прыснула, пофыркала носом — и прочно о том забыла. Даже если не считать, что Ксанд ей почти родной дед, она ведь моложе него на… ого, на шестьдесят семь лет!
Преподаватель молча посмотрел, как она забавляется, но ничего не сказал. В конце-то концов, девочке всего двенадцать, пусть пока веселится…
Да, ей исполнилось двенадцать, шёл к концу второй год обучения в Лицее, и конец четвёртого семестра не обещал неприятностей — можно было радоваться в предвкушении лета, солнца, зелени… Особенно согревало, что скоро предстоит вынырнуть из этого плотного потока дней, наполненных бесконечной учёбой и вечной толчеёй вокруг. Если разобраться, то больше всего напрягала не учёба даже, а именно необходимость постоянно жить в такой вот скученности. Но дед в прошлые каникулы внятно растолковал, почему это необходимо ей, Миль, как никому другому: под постоянным давлением чужих полей её Дар упражняется в самосдерживании и укрепляется, делая девочку всё сильнее и повышая общую сопротивляемость организма и личности… Накрутил, короче. Миль понимала, что всё правильно, но как же она устала всё время сдерживаться и сопротивляться…
Однако самое противное, что дед, как обычно, оказался полностью и бесповоротно прав! Трудно было не признать это: ведь теперь она спокойно могла находиться возле него! Ну… почти спокойно. Некоторые усилия прикладывать приходилось — но то были сущие пустяки по сравнению с тем, как её плющило рядом с ним прежде. Ныне Миль просто всегда знала, где Ксанд находится — близко или далеко, справа или слева, впереди или за спиной… В некоторых пределах, разумеется. Это было даже удобно, когда хотелось, например, залезть туда, куда запрещали, либо спрятаться так, чтобы точно не нашли! Более того, прятаться приходилось всё чаще: то ли пытаясь женить сына, то ли ещё почему, но Ксанд устраивал приёмы и балы столь часто, что Миль, приезжая домой на каникулы, непременно попадала на эти мероприятия, надоевшие вконец и воспринимавшиеся уже не праздниками, а только и именно как нудная обязаловка.
Скучая на таком приёме рядом с дядей — а иной раз, когда тот по делам отсутствовал, рядом с дедом — Миль в полной мере сочувствовала Юрию, прожившему в подобной атмосфере двенадцать лет. Хорошо ещё, что, учитывая неразговорчивость наследницы Владаров и её нежный возраст, Миль не заставляли развлекать гостей, как то полагалось хозяйке. Но всю официальную часть и начало танцев приходилось высиживать на видном месте, демонстрируя хорошие манеры и правильную осанку.
В последнее время программы праздников сильно изменились, на них стали привозить детей и подростков, и у Миль осталось меньше поводов отказаться от приглашения на танец или участия в играх. Появились новые лица — кланы Аххар и Грай не преминули припомнить Владару обещанное приглашение, и Миль, встречая гостей, поёживалась под откровенно изучающими взглядами родственников, улыбалась, кивала, прямо-таки по ходу дела ощущая, как стремительно нарастает, твердея, её защитная скорлупа, отражая вольные и невольные атаки родственных чувств…
