Через Гоби и Хинган - Плиев Исса Александрович (читать книги регистрация .TXT) 📗
В тот же день начальник политотдела 27-й бригады участник боев против фашистских захватчиков полковник Ф. А. Трембачев провел инструктаж пропагандистов и агитаторов. На нем присутствовали и пропагандисты 7-й монгольской мотобронебригады полковника Нянтайсурэна и 3-го артиллерийского полка майора Турку.
Поздно вечером ко мне зашел начальник политотдела [25] Конно-Механизированной группы полковник М. А. Сергеев.
– Только что от Дорожинского, – доложил он, снимая запыленную фуражку. – Побывал на семинаре пропагандистов. Прошел он очень интересно.
Михаил Александрович рассказал, что после доклада Трембачева об истоках дружбы советского и монгольского народов слово взял один из агитаторов старшина мотострелковой роты (фамилии я, к сожалению, не запомнил). Отец старшины воевал в этих же местах против барона Унгерна, был тяжело ранен и остался на территории, занятой белыми. Монгольские крестьяне нашли его в степи, спрятали, а потом вместе с собранным в селении оружием повезли туда, где Сухэ собирал воинов под знамена революции. В пути аратов{9} перехватил белогвардейский разъезд. В завязавшейся перестрелке двое кочевников погибли, но русского друга все же спасли.
Присутствовали на семинаре и монгольские пропагандисты. Среди них нашлись такие, отцы которых были красными партизанами. И полились рассказы о совместной борьбе русских и монгольских воинов, не раз ходивших в атаки стремя к стремени.
Много интересного поведали участники боев на Халхин-Голе и у озера Хасан. В бригадах Дорожинского и Нянтайсурэна их оказалось немало. Они рассказывали о коварных тактических приемах, применявшихся [26] противником, и рекомендовали ознакомить с ними всех бойцов.
Сергеев предложил обобщить выступления, записанные инструктором политотдела, и размножить их для агитаторов на русском и монгольском языках. Я поддержал эту идею. Очень важно, чтобы и советские солдаты и цирики народной Монголии знали имена тех, кто прославил оружие двух братских армий.
Потом я посетил 4-ю танковую бригаду, которой командовал полковник В. И. Иванушкин. Она оказалась хорошо слаженным хозяйством. Сам комбриг производил впечатление волевого, мыслящего человека. Докладывал не торопясь, уверенно. Чувствовалось, что дело свое знает хорошо. Я сразу же проникся к нему большим уважением{10}.
Бригада, имевшая до того на вооружении устаревшие танки «БТ-7», только что получила «тридцатьчетверки». Понятно, что настроение танкистов было самым боевым.
Из офицеров части мне особенно запомнился стройный, коротко подстриженный светловолосый юноша с ямочкой на подбородке – командир третьего батальона Е. В. Елагин. В памяти его образ сохранился, может быть, оттого, что позже, во время наступления, батальон Елагина двигался в передовом отряде, а мне с оперативной группой частенько приходилось бывать там.
Встретиться с Елагиным довелось и после войны, в 1958 году. Было это осенью на крупных учениях войск. В качестве гостя на них присутствовал Михаил Александрович Шолохов.
Помню, большое впечатление на писателя произвела стремительная атака танковых и механизированных частей, поддержанных штурмовой авиацией. Но когда группа танков, изменив направление, понеслась к Дону, Михаил Александрович насторожился:
– Смотрите, что они задумали? Атакуют Тихий Дон. Он же их поглотит.
– Все будет в порядке, – успокоил я гостя. – Танки форсируют реку по дну. [27]
Машины действительно выскочили на берег и, сбавив скорость, ушли под воду. Шолохов замер и, не отрываясь, смотрел на широкую гладь реки. В его взгляде угадывалось внутреннее напряжение и увлеченность. Так стоял он, пока у противоположного берега не показались башни танков.
– Как у Пушкина, – с облегчением произнес Михаил Александрович, – помните: «И очутятся на бреге, в чешуе, как жар горя, тридцать три богатыря…»
Танкистами, которые так изумили Шолохова, командовал мой старый знакомый подполковник Е. В. Елагин.
Проверка соединений Конно-механизированной группы завершалась учебно-показательным смотром 59-й советской кавалерийской дивизии. Она только что закончила многокилометровый марш к границе и расположилась прямо в степи, на западных скатах высот, притаившись перед решительным броском.
До лета 1945 года дивизия дислоцировалась в Забайкалье. Части ее отличались высокой боевой выучкой. Об этом свидетельствовало хотя бы то, как образцово зарылись они в землю. Землянки, укрытия для боевой техники, щели так умело замаскированы, что не были видны ни с земли, ни с воздуха.
Присутствовавших на смотре руководящих офицеров монгольской армии приятно поразило прекрасное состояние конского состава, большая насыщенность дивизии автоматическим оружием, артиллерией, танками [28] и средствами связи, замечательная экипировка. Для этого соединения больше, пожалуй, подходило наименование не кавалерийского, а конно-танкового или конно-механизированного. Главной ударной и огневой силой дивизии являлись танки и артиллерия. Большую плотность огня могло дать автоматическое оружие.
Генерал Леонид Евгеньевич Коркуц, командир кавдивизии, явно доволен произведенным на нас впечатлением. Коренастый, подобранный, с шевелюрой, чуть тронутой сединой, он коротко отдает дежурному последние распоряжения.
Звучит Гимн Советского Союза. Торжественный вынос Знамени, рапорты и объезд частей, выстроившихся перед импровизированной трибуной. Затем мимо трибуны, на которой расположились командование Группы и гости, торжественным маршем двинулись эскадроны кавалерии. Наши гости заметно оживились. Кавалерийские полки проходили на гнедых монгольских лошадях, блистая завидной слаженностью и сколоченностью строя, радуя глаз отличной подгонкой снаряжения. Монгольские офицеры и генералы впервые видели своих степняков в таком образцовом порядке.
Всеобщее восхищение вызвали прошедшие галопом наши знаменитые тачанки. Затем двинулись артиллерийские части с орудиями новых систем, а завершился смотр внушительным шествием прославленных на войне танков «Т-34».
Взволнованный всем виденным, генерал Доржпалам произнес:
– По ту сторону Гоби нет дивизий, равных этой!
Конно-механизированной группе предстояло наступать по безводной, соленой, выжженной солнцем пустыне Гоби. Китайцы зовут ее «Шамо», что означает «Пустыня Смерти». У нас ее называли «противником номер два». И не без основания. Мертвая пустыня явилась молчаливым союзником обреченного на вымирание феодально-буржуазного строя Маньчжурии. Она будто задалась целью всемерно измотать наши силы, нанести нам возможно большие потери и этим облегчить положение неприятеля. [29]
Борьба с пустыней началась до перехода государственной границы. Войска Группы сосредоточились на небольшом пространстве Гобийского района Монголии, на волнисто-увалистой равнине, до предела иссушенной июльским зноем. Равнина встретила нас палящими лучами и безводьем.
Наши инженеры подсчитали, что войскам Группы ежесуточно требуется несколько сот кубометров воды. Все существовавшие в этом районе государственные источники{11} не могли обеспечить даже голодного пайка. Надо было рыть колодцы, но не хватало средств водоснабжения. И спросить не с кого. Штаб тыла Группы не занимался инженерным имуществом, а у начальника инженерной службы не было органов снабжения. Пришлось поручить доставку необходимого оборудования сразу двоим – и начальнику тыла, и начальнику инженерной службы. Общими усилиями они вскоре достали все необходимое.
После этого вода для нас перестала быть проблемой в исходном положении. Но что будет в ходе наступления через Гоби?
Имеющиеся в пустыне источники не смогут удовлетворить потребностей колоссального количества войск и техники. Это ясно. К тому же противник, без сомнения, постарается вывести многие источники из строя. А на рытье колодцев при запланированных сроках и темпах наступления у нас просто не хватит времени. Может, попытаться создать в частях возимые запасы воды? Обратились к начальнику автотранспортной службы. После соответствующих расчетов выяснилось, что с удалением войск от баз снабжения транспортный парк не в состоянии будет обеспечить одновременный подвоз боеприпасов, бензина и воды.